Записки колымчанина 266
ИНТЕРМЕДИЯ. ДЕВОЧКА В ВОРОНЦОВСКОМ ДВОРЦЕ
С одеждой, на которой видны не только кружева, но и швы, и фактура ткани. С телом, на котором складочки и оспинки. А говорят, что при ближайшем рассмотрении есть и поры...
Это "Девочка" итальянского скульптора Квинтиллиана Корбеллини, начало XIX века. Она стоит в Зимнем саду дворца графа Воронцова в Алупке. И действительно является его сокровищем.
Первый взгляд на нее дает совсем иное впечатление. Да, неплохо, живое лицо, игривая поза, платье фривольно, не по возрасту приспущено с только намечающейся груди.
Но стоит вглядеться... Господи! Она же настоящая!
И уже не столько филигрань кружев, сколько складочки и морщинки на коленях привлекают внимание.
Припухлые младенческие ножки с грязными пальчиками.
Поза поймана в движении, неустойчивая такая.
Швы на ткани!
Нежное, детское, но в то же время игривое лицо...
И недетский ракурс.
Но ткань!
Фактура, складки, швы! Как это возможно?
С другой стороны.
Оспинка над локтем.
Незабываемо живая.
Вот такую девочку во всей ее прелести я и хотела вам показать. Вы верите, что такое бывает?
К сожалению, мне не удалось найти никакой информации о ее авторе. Кто-нибудь знает, что он еще создал?
-
МАГАДАНСКИЙ ФОТОГРАФ АРТУР ФЁДОРОВ. ОКРЕСТНОСТИ МАГАДАНА
imagadan
В прошедшие выходные дни магаданский фотограф Артур Фёдоров со своими друзьями одели снегоступы и отправились в поход по окрестностям Магадана. Стояла солнечная и безветренная погода, поэтому были хорошо видны острова Охотского моря и сопки вдоль Арманской трассы. Артур Фёдоров сделал фоторепортаж об этом путешествии и поделился с нами, за что ему спасибо.
На фото: Магадан. Охотское море. Тауйская губа. П-ов Кони. о. Завьялова. Мыс Чирикова. Мыс Островной. 2015 год. 7 марта. Были с Victoria, Галина, Андрей и Юлией.
Магадан. Охотское море. Тауйская губа. о. Завьялова. Мыс Чирикова. 2015 год. 7 марта.
Магадан. 2015 год. 7 марта.
Магадан. Вид на 1-й Арманский перевал. 2015 год. 7 марта.
Ветка кедрового стланика, который зимует под снегом, прижавшись к камням.
Магадан. Охотское море. Тауйская губа. о. Завьялова. Мыс Чирикова. Мыс Островной. 2015 год. 7 марта.
Магаданский фотограф Артур Фёдоров фотографирует походы и природу Севера.
Он работает в ЗАО Магаданэнергострой.
Учился в Хабаровском политехническом институте, магаданский филиал, факультет ПГС.
Закончил школу №1, п. Палатка.
Родился 4 Ноябрь 1975 г.
ПОТОП. КОГДА ЖЕ ОН В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ПРОИЗОШЁЛ?
Находят археологи глиняные черепки - датируют до нашей эры, копают дальше - ба, железные наконечники стрел! - Находку переносят в средневековье.
Принесли физикам обломок ракушки, попросили установить возраст. Провели радиоуглеродный анализ. Ответ - ракушке 2300 лет. Ошибка ровно на 2300 лет - ракушку только вчера выловили живехонькую-здоровехонькую.
Есть еще геологи: там счет вообще идет на миллионы лет. Вот сейчас покажем эти "миллионолетние" артефакты, а потом - свежую "требуху" "ракушки", наглядно покажем, что то, что было "мульены лет тому назад", произошло, буквально, вчера!
Слева вверху вид на дорогу, спускающуюся в низменность Каспия. А вот так выглядят берега "древнего" моря вблизи сейчас:
По террассам видно, что вода опускалась достаточно медленно. Миллионы лет это формировалось - обычная отмазка современных "ученых" . Но так ли это,откуда вода взялась в таком количестве, и как быстро она прибывала покажут следующие снимки.
Когда я это увидел, меня взяла оторопь. Хотя я никогда в историю не верил, но очевидность и грубость факта просто потрясает. Как такое могло оказаться посреди моря?!
Кто не въехал, вот еще ракурс:
Такие "островки" могли сформироваться только мощным потоком воды. Кто еще ищет иные причины, еще один факт:
Уровень воды практически скрывал этот обтачиваемый со всех сторон остров суши, но частично вода накрывала (может быть эпизодически) сверху и по поверхности островка текли речки, протачивая себе русла.
Эти острова - не гранитные утесы, которые воде нужно обрабатывать веками:
Откуда в засушливых казахстанских степях такие мощные овраги с берегами из глиныы.
Бейнеуский район, Казахстан. Следы огромных потоков.
А теперь, "наберите воздуха в легкие. Набрали?"
Открываем Гуглокарту : "Средневековая" крепость в форме звезды. Часть ее смыло потоком! Т.е. это допотопная крепость! Нет, ну я в статье "Как давно это было" по "бревнохронологии" вычислил время катастрофы примерно лет за двести до наших дней. Официальная наука, у которой летописи, документы, архивы, указы Петра Великого и Екатерины, трактует дело следующим образом:
"Форт Ново-александровский 1834 – 1846 гг. постройки. Чтобы оградить русское население от набегов кочевников в 1834 г. была построена крепость на заливе Мертвый Култук – Ново-александровск. Посчитав нецелесообразным нахождение этого укрепления в этом месте, в 1846 году форт Ново-александровск был перенесен на полуостров Мангышлак к Тюк-Карагайскому заливу. И переименован в Ново-Петровское, а через некоторое время в форт Александровский, а затем и в форт Шевченко."
Не, я, все-таки, думаю, дело было так. После того, как начался "ренессансс", кто там очухался из правителей, начали посылать экспедиции в разные концы империи, чтоб произвести ревизию, что там сохранилось. Наполеона - в Египет, Суоворова - не то в Альпы, не то на Урал. А вот в данной экспедиции натолкнулись на полуразрушенную крепость, вначале решили ее обживать, потом разведчики доложили, что есть места получше, и переместились на Мангышлак. Или переместились вслед за отступающим морем.
Остров на дне высохшего Каспия
Глядя на такие островки, поражаешься тому, сколько миллионов (или триллионов?) кубометров грунта было смыто с огромных территорий!
И, спрашивается, куда ж он подевался? А вот куда:
Пиранези. Руины в Европе
Я недвано писал о художниках-руинистах, то что они рисовали не плод фантазий, это находит свое подтверждение. Вот на этом разрушенном храме не хилая растительность, которая произрастает не на голых камнях и не на пылинках, надутых ветром. И это не фантазии, это - реальность.
Допотопная карта Каспия
Вот так выглядел Каспий на старинных картах. Хлынувший поток смыл города, изменил рельеф, создал огромное каспо-аральское море:
Большая часть нахлынувшей воды перелилась через материк, оставшееся огромное море стало быстро высыхать. При высыхании постепенно образовались два водоема - Каспий и Арал. Арал высох буквально на наших глазах - процесс шел очень быстро. Сам Каспий тоже высыхает, но он глубок и его еще надолго хватит - лет на двести, может быть.
Очевидно, что поток вырвался со стороны Ледовитого океана, растекся по широкой западно-сибирской равнине и напор его был здесь не столь высок, как когда он собрался в узкой горловине перед Каспо-Аралом, поэтому,как я писал, у нас оказались просто занесены селем только первые этажи зданий, и то, иногда наполовину.
Старый дом в Тюмени, первый этаж полузасыпан
По европейской части России поток прошел, в основном ложбиной, в которой теперь течет Волга, перенес чернозем с севера на Украину и на юг России, заполнив Черное море, которое является братской могилой многих народов, живших на пути потока.
Посмотрим как отметился потоп по пути следования.
Толстенные бревна переломлены словно спички. По излому - не сгнившие щепки - вдино, что это произошло отнюдь не мильен лет тому назад., А вот раскопки в Киеве:
Это в Турции до потопа:
То же самое место сейчас:
Это тоже нашли в Турции, откопали буквально недавно:
Пишут, что этой мозаике две тысячи лет . Сомнительно, что две тысячи лет ей, а вот то, что засыпало ее совсем недавно - у меня не вызывает сомнения, вот из предметов, найденных в курортном раскопе под Старой Руссой:
Конечно, предметов с такой датировкой там немного, и они могли попасть случайно, но и остальные предметы явно не древние - подобные были у нас в обиходе еще сразу после Великой Отечественной.
-
ТРОПОЮ ТАЙНЫНОТ АТАНА. ЧАСТЬ 11
ТРОПОЮ ТАЙНЫНОТ АТАНА. Часть 11
"Человеческая гордыня, глупость и алчность - вот те самые три кита, на которых устанавливают свои ценности большинство современных цивилизаций. В самом деле! Поразмысли, насколько может именоваться развитой или высокоуровневой система взаимоотношений между народами и странами, построенная на эквиваленте и примате разноцветных бумажек с металлом, вся ценность которого заключается в том, что он не ржавеет с годами? Разве можно назвать венцом творения представителей ЭТОЙ цивилизации, для которых единственно правильной целью в жизни является потребление и сопутствующие ему проявления?".Хранитель Полуострова, 1991 год.
Мало по малу я дошел до устья Кечичмы, но останавливаться там даже на чаёвку не стал. Берега реки были загажены до омерзения: здесь, по всей видимости, поработали либо старатели, либо поисковики, оставившие после себя зловонные лужи солярки и отработки моторных масел, пустые бочки из под ГСМ, кучи нарытой земли и самую настоящую помойку пищевых отходов вперемешку с пустыми консервными банками и бутылками. После двадцатидневного нахождения в чистейшей, почти нетронутой, тундре Полуострова смотреть на все эти остатки "цивилизации" было и больно, и отвратительно, и просто невозможно без внутреннего содрогания.
Изнанка человеческой алчности и странных, граничащих с безумием, материальных приоритетов. Да, да... Я говорю именно о нём, о презренном металле, о "желтом дьяволе", о подножии храма "золотого тельца". О золоте... Я не люблю золото. Не люблю и не понимаю людей, посвятивших свою жизнь поискам и добыче этого металла, сделавших из него главный смысл своего существования в этом пласте Реальности. Всю свою жизнь проведя рядом с ним, видя его едва ли не каждый день, я никогда не понимал, да и сейчас не понимаю, людей, чьи глаза загораются алчным блеском при виде пробных крупиц, шлихового песка, самородков, изделий из этого металла.
Золото, добытое металлодетектором из галечного отвала, близь Магадана.
Ну, золото... Ну, металл, который не окисляется с годами. И что? В чью бедовую голову вложили совершенно бредовую мысль о том, что золото должно быть мерилом материальных ценностей, созданных человеком? Как говаривал один из персонажей знаменитого на Колыме романа Олега Куваева: "...безполезный металл! Из железа - трактор, из аллюминия - кастрюля или самолет... А из этого - сплошная судимость!"
Между тем, бывая временами в старательских артелях, я постоянно встречаю этот характерный блеск в глазах большинства работающих там людей. Занимающиеся, по верной сути, мартышкиным трудом, несущие огромные траты в виде энергоресурсов, человеко-часов, изношенной техники и надорванного здоровья, они по окончании промсезона с неимоверной гордостью рапортуют о добытых килограммах и тоннах тяжёлого, тусклого, невзрачного по своему природному виду, металла, который в своё время кто-то объявил драгоценным. И затем, отправив технику на консервацию до следующей весны, они почти все, в полном составе (весьма характерный штрих!) уходят в многодневный, а то и многонедельный запой. Словно бы пытаясь водкой залить воспоминания о загаженной и уничтоженной Матери-Природе, о бессмысленности 12-часовых рабочих смен, о муках совести и души, бунтующих против этого НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО существования...
УЧИТЕЛЬ
Он готов для передачи данных ему Знаний. Вокруг него начинают собираться те, кто в самом начале Пути. Он понимает свою высокую миссию, и имеет способности правильно донести её смысл для понимания всех остальных.
Буквально убегаю от этой жути и техногенного кошмара, который увидел на Кечичме. Всё дальше и дальше ухожу в сопки, на перевал - самый последний, один из самых длинных и затяжных на моём пути. Там мне должна попасться старая дорога, которая приведёт меня прямо к поселку береговых коряков. Но я иду и иду, а дороги всё нет. Зато я вижу самый настоящий овраг с шустрым ручейком, обрамлённым двумя ровными рядами высоких кустов тальника. Ага! Всё понятно! Тальник вырос на местах дорожной колеи, а овраг образовался в результате ежегодного весеннего таяния снегов. Ну, самое главное - есть направление. Буду идти вдоль кустов, являющихся великолепным ориентиром.
Незнакомый зверь, говорите? Знакомьтесь! Это евражка.
Иду всё время вверх и вверх. Подъём пологий, шагать по нему было бы легко, если бы не тундряк под ногами, да всё увеличивающееся количество кустов, грозящих совсем скоро встать передо мной труднопроходимой стеной. И ещё этот неприятный звон в голове, который появился на Кечичме после увиденного бардака. Пожалуй, надо найти местечко для костра и выпить горячего и очень сладкого чаю! Но пока мне не попадается ни сухих дров, ни удобной твёрдой площадки, пригодной для разведения огня. Зато заканчиваются кусты, и я выхожу на плоскую вершину перевала, который больше похож на старое, заросшее мхами, болото.
Под ногами мох пружинит и прогибается, а отпечаток сапога быстро заполняется тундровой водой. Ого! Мне предстоит топать несколько километров по этой слякоти без возможности присесть и передохнуть... Зато в виде компенсации мне предлагаются многочисленные кустики, буквально усыпанные голубикой. Ягода просто нереально крупная! И по вкусу и сладости более напоминает... виноград! Ухватываю её горстями, кидаю в рот, наполняю с верхом чифир-бачки (сварю на чаёвке морс), опять ем, ем, ем...
Голубика. Пожалуй, самая сладка ягода, из всех, что мне доводилось пробовать. Её ещё называют винница, или колымский виноград, за то, что вино из неё получается терпкое, сладкое, и необычайно ароматное. Сравнить его можно, разве,что с молдавскими или крымскими домашними виноградными винами.
За сбором и поеданием голубики я и не заметил, как подошёл к спуску с перевала. Звон в голове так же незаметно улетучился, а настроение мое поднялось. Самое интересное, что болотина закончилась, как только начался спуск - вполне себе твёрдый, с попутным весёлым ручейком, путающимся под ногами. А вот и дрова - высохшие под солнцем ветки ольхи и чозении. Не самое лучшее топливо, конечно, но для того, чтобы вскипятить два чифир-бачка, их будет вполне достаточно. Зажигаю огонь, варю в одном бачке очень густой морс из голубики, во втором завариваю чай.
На эту чаёвку уходят все остатки сахара. Мой рюкзак наполняют лишь палатка с одеялом, запасной комплект одежды, кеды и последняя банка сгущёнки. Пью морс, затем чай, закусывая последними галетами. Прикидываю, что впереди надо будет сделать еще одну остановку, на которой я доем сгущенку и запью её чаем - хороший энергетик для окончания маршрута. Заливаю костёр, накидываю на плечи лямки легчайшего рюкзака, и начинаю спуск к виднеющейся вдали средь кустов реке Парень.
Река Парéнь.
Жгу костерок, пью чай и уничтожаю последнюю банку сгущенки, сидя на берегу полноводной реки, фактически разделяющей Полуостров и Камчатку. Этот момент не был мною предусмотрен: здесь нет ни мостов, ни переправы, на другой берег можно попасть только с помощью лодки. Но где её взять? Есть вариант уйти вниз по течению до берега моря, где, наверняка, будут ловить рыбу или бить морзверя люди. Второй вариант - связать плот из валяющихся тут и там брёвен плавника и попытаться переправиться на нём на другую сторону. Я прикидываю трудозатраты первого и второго вариантов, и понимаю, что мне не нравятся оба. Тогда надо просто отбросить проблему в сторону и немного подождать, тогда решение придёт само собой.
Я подбрасываю в костёр дров, кладу под голову рюкзак и блаженно вытягиваюсь на спине, заложив руки за голову... И почти сразу слышу оклик с другой стороны: "ЭЙ! Мужик!" Перетекаю из положения лёжа в сидячее, приставляю ладонь ко лбу наподобие козырька, всматриваюсь на ту сторону и... глазам своим не верю! Там стоит, широко улыбаясь, Толик Плепов - мой приятель, живший когда-то в Верхнем Парене, а потом перебравшийся к своему старому дядьке в Усть-Парень.
- Толик! Ты?!
- Ну, а кто же ещё? Конечно, я!
- Ты как здесь?
- Живу я здесь, однако! - Он хохочет на всю Реку. - Стой! Никуда не уходи! (это он шутит так) Я сейчас лодку заведу!
Он скрывается в прибрежных кустах, там слышится какая-то возня, потом взрыкивание мотора, и прямо из кустов на водную стремнину вылетает красно-синяя "Казанка", за руль-мотором которой гордо восседает мой друг и спаситель. Через несколько минут мы уже сжимаем друг друга в объятиях и орём от возбуждения: я - от нежданной встречи и внезапного решения своей проблемы с переправой, Толик - просто от радости лицезреть меня после нескольких лет разлуки.
- Ты как на Реке оказался? Я ведь думал или плот делать или вниз по течению идти до моря...
- Да мне дядька сказал, что ты скоро будешь на том берегу!
- Ого! Дядька у тебя кто? Шаман?
- Не-е! Он у меня - кузнец!
- Откуда знал, что буду тебя ждать на том берегу?
- Бинокль у него хороший! Дядька старенький уже, болеет часто, работать не может, всё больше возле дома сидит, окрестности рассматривает. Он тебя еще на вершине перевала заприметил. А поскольку мы оба знали, что ты идёшь к нам, а из наших никто на ту сторону не ходил, значит, по всем приметам, это и должен быть ты! Больше некому! Ладно, пошли в деревню! Жена там столько всего наготовила, нам за три дня не съесть!
- Когда только успела?
- Да мы ЗНАЛИ, что ты со дня на день придёшь...
Они знали! Я высказываю несколько любезных слов в адрес "торбасного радио" - немоверной системе почти мгновенной передачи новостей в тундре от яранги к яранге, сложившейся за много-много лет. Подозреваю, что мой одиночный маршрут живо обсуждался всей Пареньской тундрой и Побережьем. Ну, да ладно! Я не в обиде, и не внакладе, а напротив, в прибытке.
Мы сидим за действительно богатым столом, на котором гармонично уживаются блюда чавчувенской тундровой, береговой, украинской, узбекской и русской кухни. Тут и борщ, в котором "ложка стоит", и плов (со свининой, правда, ведь баранины в береговом селеньи морских охотников отродясь не водилось), и вареные оленьи рёбрышки, и котлеты, и варёная картошка, и подкопченый нерпичий жир, и даже тала (ударение на последнем слоге) из пареньского хариуса. Ну и, конечно же, грибы солёные, маринованные, и всякие варенья из местных ягод.
Посередине стола возвышается пузатый литровый графин с ягодной брагой - спиртное в деревне дичайший дефицит, которое одновременно является тут самой конвертируемой валютой: за бутылку водки можно уехать на лодке вверх по Реке, выменять ведро икры или мешок рыбы, да много чего! Я молча ухватываю графин рукой и ставлю его назад, в холодильник, откуда пять минут назад его достала жена Толика. Под недоуменными взглядами расшнуровываю рюкзак и достаю свернутый в несколько слоёв свитер. Бережно разворачиваю его и ... под восхищённое оханье присутствующих на свет появляется бутылка настоящего армянского коньяка, который мне, после долгих уговоров, засунул в Посёлке Сашка - тот самый мой друг-геолог, запугивавший меня всякими страстями перед началом маршрута. Что такое бутылка армянского коньяка в начале 90-х может понять только человек, который жил тогда на Севере и помнит те времена.
Дядюшка Толика придвигает к себе рюмки и сворачивает крышечку супердрагоценного напитка. Разлив коньяк, молча поднимает рюмку и залпом выпивает. Мы следуем его примеру. Слов и тостов здесь не произносят, поскольку и так всё понятно... Воздав должное кулинарным изыскам хозяйки дома, мы принимаемся уничтожать пятилитровый чайник душистого чаю с какими то местными ароматными травками, который Дядюшка сам заварил каким-то своим хитрым собственным способом. Меня начинают засыпать десятками и сотнями вопросов о пройденном маршруте. Я отвечаю на них, прекрасно осознавая, что через пару недель опять вся Тундра будет знать о путешествии Тымнетагина, и о том, что он видел и кого встретил на своём Пути. Дядюшка очень плохо говорит по-русски, поэтому Толик выступает в роли толмача.
Архары.
Потом приходит мой черёд удовлетворить своё любопытство. Ведь Дядюшка Плепов оказался тем самым знаменитым Усть-Пареньским Кузнецом, который делал НАСТОЯЩИЕ пареньские ножи! Извлекаю из ножен свой нож, отдаю в руки Мастера. Он долго крутит его перед глазами, рассматривая под разными углами и взвешивая его в ладони. Наконец, вздыхая, кладёт его на стол и негромко что-то говорит по-корякски Толику. Вижу, как удивление расплывается по его лицу, он встаёт из-за стола и выходит из дома.
- Скоро придёт, - объясняет жена, - его Дядюшка к себе послал... За подарком для тебя.
Некоторое время мы молча пьём чай, обмениваясь улыбками. Наконец, заходит Толик, подходит к столу и передаёт Дядюшке небольшой свёрток. Тот очень и очень бережно разворачивает его и протягивает мне... И что-то очень тихо говорит, ласково глядя мне в глаза...
- Возьми этот Нож, - переводит Толик слова Мастера, - это его ПОСЛЕДНИЙ, больше он уже делать не будет, слабый стал, старый... А тот нож, который у тебя, отдай ему, это тоже его нож... неудачный правда, но он говорит, что расскажет мне, как нужно правильно его довести до ума.
Я беру в руки Последний Нож Мастера и машинально, по-чавчувенскому обычаю хлопаю им плашмя по своему бедру. Этот знак заменяет у тундровиков обязательную монетку, которой нужно расплатиться за подаренный нож. Впрочем, монетка у меня тоже находится и я кладу ее на край стола. Меня охватывают неимоверные чувства, я понимаю всю бесценность этого Дара. Беру за руку Мастера и долго сжимаю её, глядя ему в глаза. Он, улыбаясь, смотрит на меня и опять тихо говорит:
- Носи на удачу... Вспоминай старика Кузнеца Плепова - последнего из береговых Пойтылъо... Перестанет быть тебе нужен, подари Его лучшему другу, которому Он будет нужнее, чем тебе...
Примерно лет через двадцать я наткнулся в интернете на какой-то форум, где целая куча "спецов" обсуждали достоинства и недостатки пареньских ножей. Читая обсуждения, я от души веселился, наталкиваясь на различные сентенции и утверждения, которые, на самом деле, были настолько далеки от истины, насколько Москва далека от Полуострова. Например, металл, из которого делались настоящие пареньские ножи.
Еще в начале прошлого века в устье Пареня затонула американская шхуна - на тот момент ставшая единственный источником железа для береговых коряков. Каждый день по отливу к шхуне приходили береговые жители и вручную рзбирали, распиливали её на куски. Вот именно из металла этой шхуны и делались НАСТОЯЩИЕ пареньские ножи. Впрочем, металл - не самое главное, секрет этих ножей скрывался в способе их закалки. О секрете Мастер нам в беседе не поведал, обмолвился только, что на одном из этапов закалки раскаленный в горне нож погружал в нерпичий жир.
Правильным ножом можно было рубить сучья и кости, мороженое мясо, резать консервные банки, разделывать животных. Проверяли нож очень просто: им рубили другой нож или обычный железный гвоздь: на лезвии того, другого, ножа или на поверхности гвоздя оставалась зарубка, а лезвие Пареньского ножа оставалось чистым. Такой НАСТОЯЩИЙ нож в тундре ценился очень дорого: за него давали от пяти до десяти оленей.
Я слышал и сомнения в адрес "диких коряков", которые даже теоретически не могли знать кузнечное дело и работать с металлами. Но могу парировать, что у них были, вероятно, весьма достойные учителя - "летающие люди" или кто-то другой - не могу сказать точно, но старинные названия на карте Полуострова вроде "Бухты Горного Кузнеца" и уникальные жилища, которые сводят с ума научный люд, уже говорят сами за себя и за народ, который издавна населял эти береговые земли.
Нож последнего Мастера прослужил мне ровно десять лет, после чего был подарен другу, который оставался в моём Посёлке, в то время как я решил переехать в Магадан. Поразмыслив, я понял, что в городе Нож вряд ли мне пригодится, и вручил Его перед отъездом другу, чем вызвал у него чувства, подобные тем, которые я испытал на Полуострове в доме посреди селения морских охотников племени Пойтылъо. Нож этот по-прежнему в работе, Он живёт в память о последнем Кузнеце Полуострова.