Академик Павел Минакир: «Что вообще хотят от Дальнего Востока? Что здесь власть не устраивает?»
Нужно ли Дальнему Востоку большее количество населения, если это население не сможет себя здесь прокормить?.. Люди едут туда, где свободнее, перспективнее и сытнее жить, и никакое государство никакими благодеяниями никого не переманит, уверен академик Павел Александрович Минакир, научный руководитель хабаровского Института экономических исследований ДВО РАН, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.
Про необходимость развития Дальнего Востока ускоренными темпами, опережающими другие регионы страны, говорят уже который год и, видимо, говорить будут ещё долго – ведь сказано, что это государственный приоритет на всё столетие.
Однако точки роста растворяются в малонаселённости, реальный уровень зарплат дальневосточников – ниже, чем в западных регионах страны, а преференциальные режимы выгодны лишь самим инвесторам и мало что дают регионам, кроме отчётности. Но академик Минакир знает и ответ – и его он поведал агентству EastRussia.
«Экономический рост не тождественен развитию»
- «Поворот на восток» как новый вектор политики провозглашен почти десять лет назад. По Вашим ощущениям, достигнет ли Дальний Восток устойчивого роста экономики, или всё будет идти, как идёт – «рывками», если подразумевать под ними крупные проекты, которые начинают реализовывать то тут, то там?
- Знаете, меня подобные вопросы ставят в тупик. Во-первых, а кто сказал, что устойчивого роста нет? Статистика показывает, что экономика растёт всё время. Другое дело, что она растёт слабо: рост есть, но он – хилый. Правда, он и в целом по стране после 2011 года такой, и ничего специально криминального для Дальнего Востока не происходит. Если оперировать официальными данными Росстата, темп роста ВРП за 2015-2019 годы – 106,8 процента для экономики регионов Дальневосточного федерального округа и 106,4 процента для всей страны. Это первое. А второе: почему именно на Дальнем Востоке должен быть какой-то эпохальный экономический рост? Кому он нужен?
- Если рассуждать в риторике «отставания» Дальнего Востока, как это делают последние годы, то рост нужен, получается, всем, чтобы «догнать» западную часть страны.
- Нет, я понимаю: есть министерство по развитию региона, и оно должно регулярно отчитываться, что развитие происходит. И раз уж в 2012 году был декларирован опережающий рост, то и развитие должно быть опережающим. Но почему и что оно должно опережать? И что вообще хотят от Дальнего Востока? Что здесь власть не устраивает? По макроэкономике, учитывая приведённые выше показатели, не вижу проблем на Дальнем Востоке. Тем более, что мы знаем: Дальневосточный федеральный округ – это одиннадцать субъектов федерации. Все абсолютно разные: есть Крайний Север, есть китайская граница, есть почти субтропики… Для всей этой территории что такое «опережающее развитие», чего мы хотим? Хотим развивать район Владивостока? Хабаровска? Так давайте развивать их прицельно. Пока что – получается не очень.
«Дальний Восток – это неизбежно анклавы»
- Чиновники вроде бы понимают, что регион очень разный, поэтому и оперируют вместе с лозунгами об «опережающем развитии» термином «точки роста».
- Так эти «точки роста» ведь не из ниоткуда взялись. Структурный анализ показывает, что восемьдесят процентов капиталовложений, которые приходят на Дальний Восток вслед за стимулами, это инвестиции в добывающую промышленность. Деньги приходят туда, где есть, что добывать. Это же очевидно.
На Чукотку, в Магадан, на Сахалин, который получает вообще-то больше девяноста процентов всех инвестиций, особенно иностранных, они и так придут, без всяких зон опережающего развития. Точечные проекты обязательно будут возникать там, где есть эффективные для разработки природные ресурсы. Тем более если под них есть рынки, а они есть. Пример Сахалина – он показателен.
- Но инвесторы говорят и другое: без строительства инфраструктуры многие месторождения нерентабельны. И если государство нам в этом не поможет, мы никогда туда не придем. А вот если поможет – построим производства, будем платить налоги…
- Я недавно вернулся из Магадана и с Камчатки, всё это видел своими глазами. Туда приходят инвесторы, там есть ТОР, там давным-давно разрабатываются месторождения, и будут разрабатываться ещё долго – и старые, и новые. Но что значит «мы не придём туда осваивать месторождение»? Инвесторы приходят, вроде что-то даже приносят. А ситуация не меняется. Потому что всё, что они приносят, они приносят для того, чтобы получить ренту и благополучно её оттуда изъять, эту ренту. Вот и вся недолга…
- Конечно, преференции приносят выгоды в первую очередь бизнесу, но не регионам, об этом давно говорят. Но неужели эти инструменты вообще не дают эффекта развития?
- Хорошо, давайте о ТОР, хотя их всего лишь подсмотрели в другом месте, да ещё и перенесли на совершенно непригодную почву. Разумеется, инвесторы этими льготами пользуются, говорят спасибо. Мало того, что тут есть золото, которое под Москвой нельзя добыть, а только где-нибудь на Чукотке и в Магадане, или железная руда, как в Еврейской автономной области, так ещё и льготы дают, и инфраструктуру строят. Это же вообще класс!
Но как работают большие добывающие проекты? Очень просто: на Дальний Восток и с Дальнего Востока летят караваны самолётов, которые заполнены здоровыми молодыми мужиками — вахтовиками. Те, кто часто летает, они это видят. Отработали вахту, им на смену прилетает новая вахта. Сейчас ведь не семидесятые годы, когда каждый завод – это тысячи, а иногда и десятки тысяч занятых и целый город вокруг. Технологии другие, трудоёмкость совсем иная.
- Но внутренняя логика в преференциальных режимах есть. Сначала инвестиции в производство, за ними – приток трудоустроенных, а там и улучшение инфраструктуры, повышение качества жизни и пополнение казны. В идеальной картинке и из Москвы это так видится, а что, так не работает?
- Да, есть такая механистическая модель: приходят инвестиции, в связи с этим приезжают сначала строители, потом эксплуатационники, привозят семьи, детям надо учиться в школах. Возникают хорошие новые посёлки, некие новые очаги. Это то, что происходит сейчас, допустим, в Амурской области рядом с космодромом строится целый город. На подобный эффект можно рассчитывать при реконструкции Байкало-Амурской магистрали.
Но Дальний Восток – это не европейское пространство плотного заселения, как Московская область, где эффект от крупного проекта подобен кумулятивному взрыву и расходится кругами: возникают всё новые бизнесы, вовлекаются всё новые люди. Дальний Восток чисто физически – это сорок процентов территории Российской Федерации. Слушайте, сорок процентов – это целый континент. Здесь чрезвычайно высокая степень локализации, и это будут всё равно анклавы. Территория площадью семь миллионов квадратных километров не может быть вся развитым регионом в принципе. Это просто географическое пространство.
«Высокие дальневосточные зарплаты – это сказки»
- Хорошо, опережающее развитие всего Дальнего Востока только благодаря режиму ТОР или Свободного порта Владивосток – разумеется, натяжка. Но уплачиваемые налоги, новые высокие зарплаты – это же реальность?
- Вы же знаете, что получают территории от новых инвесторов, после того, конечно, как они начинают платить налоги? НДФЛ в региональный бюджет, то есть налог на зарплату. Налог на прибыль, и то, если её демонстрируют. Налог на добычу полезных ископаемых, который в основном опять же идёт в федеральный бюджет. Но главный налог на самом деле, и именно поэтому он и является федеральным – это налог на добавленную стоимость. Но все крупные инвесторы приходят на Дальний Восток добывать ресурсы, чтобы их экспортировать. Это специализация Дальнего Востока. А если вы экспортируете, то вам возвращают весь НДС, то есть даже федеральный бюджет не получает НДС.
И что территории с инвесторов? Что людям? Люди получают заработную плату. Но при всех «северных» надбавках реальная заработная плата всё равно ниже, чем в среднем по России. Причём эти «ножницы» между зарплатой федеральной и усреднённой дальневосточной расширяющиеся во времени. В Советском Союзе заработная плата была выше на Дальнем Востоке в среднем на восемнадцать процентов. К середине девяностых годов был достигнут паритет. После началось разбегание в разные стороны. Ну, и чего вы от людей хотите-то, куда они поедут, зачем?
- Получается, дальневосточные зарплаты чуть ли не в полтора раза выше?..
- Это сказки. Хотя при этом никто не отменял до сих пор с советских времен существующего закона, в соответствии с которым через три года стажа проживания и работы в районах Дальнего Востока работник получает право на коэффициент к окладу один и пять, 1,5.
- Но его же, наверное, не платят? Бизнес не платит, только госструктуры?
- Бизнес говорит: у нас рынок… Это у них рынок, это они считают, что у них рынок. А вообще-то на рынке существует так называемый закон единой цены, в том числе на труд. Если мы говорим о Дальнем Востоке как о некоем едином экономическом регионе, то существует дальневосточный рынок труда. На этом рынке, в принципе, цена труда должна формироваться на единой основе. Если бизнес платит кому-то на двадцать процентов больше, а кому-то – столько, сколько в Воронеже, а в государственных организациях платят должностной оклад, как в Воронеже, но умножают его на полтора, то о каком едином рынке труда вы говорите, и причём тут вообще рынок?
- А почему государство не наказывает, это же нарушение закона?
- Вы же сами сказали, государству нужно, чтобы инвестор пришёл на Дальний Восток. Вот оно и говорит: приходите, приводите работников. А инвесторы говорят: для того, чтобы работники поехали, они должны получать зарплату в два раза выше, чем, скажем, в Рязани. И если речь идёт о добыче, скажем, золота, то тут можно платить высокие зарплаты – хоть вдвое больше. А если речь о каком-то другом производстве, которое можно разместить и в Рязани, то его и разместят в Рязани. Зачем такому инвестору льготы по налогу на прибыль? У него главные затраты – это фонд оплаты труда, сырьё и топливо.
- Но не значит же это, что если бизнес не высокомаржинальный, то никакой ТОР не поможет его на Дальнем Востоке создать?
- Приведу в пример сельское хозяйство. «РусАгро» может экономить значительно больше по затратам под Москвой. Единственная логика поставить такое производство на Дальнем Востоке – огромный китайский рынок рядом. Инвестор придёт только туда и тогда, когда обеспечено бесперебойное и выгодное функционирование бизнеса – ресурсами и спросом. Спрос может сделать себе экономика сама, как она делаем в Китае, либо вы работаете исключительно на экспорт – как вся добывающая промышленность Дальнего Востока. Закройте завтра экспорт, и она вся закроется, за исключением, быть может, добычи золота, которое Центробанк выкупает в какой-то части, и высокотехнологичных компаний.
«Свобода VS преференции»
- Выходит, на Ваш взгляд, для экономики всего Дальнего Востока более быстрый по сравнению со среднероссийским темп роста и не нужен, и не достижим?
- Экономический рост и экономическое развитие – вещи взаимосвязанные, но совершенно не тождественные. Знаете, в девяностые годы тоже все разговоры были про общероссийские темпы роста, и была специальная программа, в которой участвовал мой коллега профессор Попов. Добиться высокого темпа роста, говорил он, – это «три секунды»: держите постоянно, ежегодно высокий прирост государственных инвестиций, и у вас будет обеспечен высокий темп роста с определённым мультипликатором.
И вот будет у вас рост, а толку? При этом никакого существенного развития в смысле процветания бизнеса, роста доходов, качества жизни, роста конкурентоспособности производимой продукции может и не происходить. И, как правило, не происходит. Так что хочется сделать? Чтобы именно Дальний Восток развивался быстрее, чем все остальные регионы? Зачем? Ответа я не слышу.
- Ну как же, говорят: нужно остановить отток населения и добиться притока, то есть достижение роста – это условие для того, чтобы Дальний Восток не становился пустым.
- На пике развития экономики Советского Союза, после строительства БАМа, которое привлекло сюда очень много людей, население Дальнего Востока составляло восемь и одну десятую миллиона человек. Сейчас, после того, как к Дальневосточному федеральному округу административно, то есть искусственно, «присоединили» два дополнительных субъекта Российской Федерации, это население – восемь и тринадцать сотых миллиона человек. При всех современных мерах поддержки. На любой территории может жить только столько населения, сколько может жить – это закон экономики. А если на сегодняшний день большее количество населения на Дальнем Востоке не нужно? Это население не сможет себя здесь прокормить, понимаете?
- И что, оставить Дальний Восток регионом «вечной вахты»?
- Тот же космодром «Восточный» строится за счёт завоза иностранцев и специалистов со всей России потому, что население Российской Федерации вообще-то всего сто сорок пять миллионов человек. Для сравнения, китайское население в приграничной полосе на Дальнем Востоке – более ста двадцати миллионов человек. Мы хотим конкурировать с Китаем по населению? Давайте тогда всю страну переселим на берега Амура. А так как дальневосточная экономика – это на пятьдесят два процента экономика государственного сектора, давайте тогда, это я утрирую, вслед за людьми перебросим сюда и весь федеральный бюджет?
А ключ к вопросу заключается в том, что развитие – это существование на Дальнем Востоке таких условий, при которых любой бизнес развивался бы, создавая так называемый эндогенный экономический оборот, то есть, генерируя доходы себе сам. Вот что нужно создать. И никакими ТОР вы этого не сделаете.
- А как?
- В своё время мы предлагали: не надо играться во все эти ТОР, существуют давно опробованные варианты. Есть на Дальнем Востоке узкая полоса по долинам Амура и Уссури, плюс Южный Сахалин, плюс район Большого Владивостока, самый юг Камчатки – вот и создайте для этих районов сплошную зону безналогового бизнеса. Сплошную зону, в которой не будет таможенной границы. И не бойтесь вы этих толп китайцев, которые неизбежно начнут передвигаться туда-сюда – постройте нормальный цивилизованный режим регулирования миграции и пребывания в стране. Пусть люди здесь сами всё развивают.
«Задачи формулируются неверно»
- И вы думаете, что это привлечёт население лучше, чем преференции, «дальневосточные гектары» и льготные ипотечные ставки?
- Опыт заселения Дальнего Востока без господдержки был. Семья моей жены, например, переехала сюда без всякой агитации, потому что там было голодно, а на Дальнем Востоке было сытно: тайга, речка, рыба, зверь. И было мало надзирателей, вот что важно. Люди едут туда, бизнес идёт туда, где комфортнее функционировать. Где свободнее, перспективнее и сытнее жить. И никакое государство никакими благодеяниями никого не переманит. При этом люди должны знать и видеть настоящие «истории успеха», а это появится не за два года и даже не за пять. Тогда теоретически возможно, что человек, знакомый с Дальним Востоком, например, по вахтам, может принять решение о переезде. Или продолжать летать в режиме вахты, что многих, кстати, устраивает: зарплата хорошая и условия, в общем-то, неплохие. Или перевозить семью, строить бизнес, карьеру. Второе человек может сделать только в том случае, если получит железную уверенность, что это значительно лучше, чем летать, отрываясь от семьи. Вот Вы бы поехали на Дальний Восток жить и работать со своей семьей?
- Если мне бы создали нормальные условия, то конечно.
- Вот! С этого и начинается: или создавать условия конкретному работнику, или условия уже существуют в конкретных местах на Дальнем Востоке. Зарплата, инфраструктура, жильё, условия труда и отдыха, система здравоохранения и образования, связь с остальной страной и в пределах Дальнего Востока…
- Но как-то же людей и сейчас привлекают, и переезжают на Дальний Восток работать даже из Москвы.
- На высокие зарплаты на два-четыре года. Чтобы сделать карьеру и вернуться уже не кандидатом наук, завкафедрой, а проректором, который накопил денег на квартиру в элитном районе Москвы, – почему бы не поехать? Это идея, которая десятилетиями эксплуатировалась в Советском Союзе, ничего нового в таком методе нет. Тогда люди бронировали себе квартиры в европейской части страны и ехали, особенно в северные районы Дальнего Востока, где были высокие зарплаты, шестимесячные оплачиваемые отпуска, целая куча льгот, хорошее снабжение, не в пример остальной территории. Тогда на Дальнем Востоке можно было и зарабатывать, и чувствовать себя крутыми людьми.
- Неужели чиновники за столько лет никак не могут определиться, какие стимулы действительно необходимы для привлечения населения?
- Сейчас сформулирована абсолютно неверная, понятная только для так называемых «отличников по макроэкономике» задача: нужен высокий темп роста. Насколько это далеко от реальной экономики, вот простой пример. Дальний Восток близко от курортов острова Хайнань, но чтобы полететь туда, нужно заплатить большие деньги. Так построено наше авиасообщение. Дешёвых китайских компаний на этих направлениях нет, летают только российские, и государство субсидирует этим компаниям перевозки пассажиров с Дальнего Востока в Крым или в Москву. Так что очень многие дальневосточники отдают предпочтение именно этим направлениям, потому что туда летать выходит дешевле. Семейный бюджет выдерживает такую поездку на отдых раз в год, а в Сеул или на Хайнань – нет.
Но в процветающей экономике по большому счёту не нужно, чтобы людям давали подачки за счёт субсидий из бюджета. Пусть будут рыночные цены, но их семейный бюджет должен соответствовать этим ценам. И бюджет этот они должны суметь заработать у себя в регионе. Вот это называется «экономическое развитие».
А когда министерство отчитывается, причём зачастую с ошибками в данных: вот, до 2014 года у нас был один процент роста, а после 2014 года стало целых полтора процента – вот тут уже не смешно. Следовательно, иной экономики чиновники не видят, не знают. Для них важна статистика, доклад начальнику.
- Зато благодаря провозглашению политики «поворота на восток» регионам Дальнего Востока хотя бы начали выделять более существенную поддержку из федерального бюджета, разве нет?
- В 2020 году одиннадцать субъектов федерации Дальневосточного федерального округа аккумулировали на своих территориях один и две десятые триллиона налоговых и неналоговых сборов. Из этой суммы триста миллиардов рублей ушло в федеральный бюджет. Из федерального бюджета назад вернулось на Дальний Восток четыреста пятьдесят миллиардов рублей. Таким образом, плюсом Дальний Восток получил от федерального бюджета к тому, что на его территории было собрано, ещё сто пятьдесят миллиардов рублей. Это меньше десяти процентов от одного триллиона двухсот миллиардов рублей…
- Будет ли эффект, если регионы, как Вы говорили, начнут зарабатывать сами, собирать всё больше и больше налогов?
- При действующей системе распределения от этого ничего не поменяется. Предположим, регион заработал налогов и всего остального больше, чем в прошлом году. Ему уменьшают трансферт из федерального бюджета: мол, вам столько не надо. Потому что есть некая усреднённая величина на душу населения по всем отраслям, и именно сколько вы и должны тратить. Если вы столько не можете тратить, мы вам добавим. Если вы ничего не делаете, мы вам добавим больше. А если вы хорошо работаете, мы вам добавим меньше. У нас абсолютно архаичная, при всей цифровизации, налоговая система, и абсолютно изуверская административная система регулирования.
- Таким образом, для развития Дальнего Востока нужно реформировать не налоговые ставки, а систему управления?
- Ну почему же, и налоговую систему тоже. Германия — тоже федерация, и ВВП её сопоставим с ВВП России – это четыре триллиона долларов против наших почти двух триллионов долларов, по оценке Всемирного банка. В Германии пятьдесят процентов от собранного налога перечисляется в региональные бюджеты, при этом существуют специальные правила распределения по региональным бюджетам: регионы, которые беднее, получают сравнительно больше. Что делаем мы со своим НДС? Мы сто процентов зачисляем в федеральный бюджет. И это, конечно, не проблема развития Дальнего Востока, это проблема всей страны…
С академиком Павлом Минакиром беседовали Ольга Меркулова и Дмитрий Щербаков