Огромная Россия зарабатывает на охотничьем туризме на порядки меньше, чем маленькая Болгария
Въездной охотничий туризм мог бы приносить нашей стране миллионы долларов и евро, но этого не происходит. Более того, за последние лет пятнадцать число иностранцев, желающих поохотиться в России, сократилось примерно в 10 раз. Хотя их поток во многие страны Восточной Европы и даже республики бывшего СССР, напротив, растет. «Профиль» попробовал разобраться, что мешает нам зарабатывать на охоте.
Дотянуться до Болгарии
Охотничий туризм – локальный и международный – потенциально одна из наиболее востребованных отраслей спортивной охоты. Так утверждают профильные эксперты и участники рынка. Проблема в том, что вроде бы перспективный сегмент экономики находится не в самом лучшем состоянии. Законодательство, логистика, кадры – все это нуждается в серьезном улучшении.
По словам главреда «Русского охотничьего журнала» Михаила Кречмара, отечественный рынок находится в стадии формирования и для завершения этого процесса нужно еще 25–30 лет. Судите сами, в прошлом году к нам приехали всего-навсего 600 иностранных охотников (это на 1/7 часть суши!), зато поток туристов‑охотников в крохотную Болгарию оценивается примерно в 40 тысяч человек в год. В Венгрии этот поток тоже измеряется десятками тысяч. В Испании, наиболее развитой в плане охотничьего туризма европейской стране, счет идет на сотни тысяч. Даже в Сербии и Черногории охотничьих туристов намного больше, чем в РФ, хоть это, скажем так, «не охотничьи» страны. Да и Болгария тоже «не охотничья» страна – здесь нет «большой африканской пятерки», фауна в целом заметно скромнее нашей. Однако, как заметил Михаил Кречмар, «люди охотятся ради удовольствия, чтобы было интересно и красиво, в Болгарии это умеют делать». Освоили хороший сервис, вольерное разведение животных – благородный олень, серна…
А у нас? Формально любой житель мегаполиса, отправившийся с ружьем в охотхозяйство соседней области, уже был в охотничьем туре. А подмосковное охотхозяйство – это компания, предоставляющая услуги охотничьего туризма (пусть и довольно скромные). Но если говорить об организации полноценных туров, включающих логистику, визовую поддержку, договор с охотхозяйством, сопровождение во время охоты и вывоз трофея, то компаний-операторов с такими услугами совсем немного. Они называются аутфитерами, и их можно пересчитать по пальцам одной руки.
Основной клиентский поток таких фирм составляют иностранцы. Это логично: в 140‑миллионной России насчитывается менее 4 млн владельцев оружия. Не каждый из них охотник, а большинство охотников – люди не очень богатые. Зато в США оружием владеют более 40 млн человек, из них 14 млн – охотники, и, как правило, они состоятельнее российских коллег. А еще есть Европа, Канада, Австралия. Даже Латинская Америка – Бразилия, Аргентина, Мексика – поставляет нам охотничьих туристов.
В сегменте въездного туризма сервис заметно лучше. Отчасти потому, что клиент требовательнее, плюс еще в 90‑е годы на наш рынок заходили достаточно крупные иностранные игроки. Кстати, с середины 90‑х по середину нулевых поток охотничьих туристов, въезжающих в нашу страну, составлял до 5–6 тыс. в год, а потом случился провал.
Убить забавы ради?
Иностранцев интересует прежде всего так называемая трофейная охота, то есть выборочный отстрел дичи по определенным признакам. Скажем, самая крупная особь, самые большие (красивые) рога, самая длинная шерсть и т. д. Есть разные системы оценки трофеев – свои в Северной Америке, свои в Европе. Однако в последнее время, по словам гендиректора компании «Профессиональные русские охотники» Максима Воробьева, все большей популярностью пользуются критерии Международного сафари-клуба (Safari Club International) – это некоммерческая общественная организация, объединяющая любителей охоты по всему миру. Она разработала собственную методику замеров и оценок для каждого подвида охотничьих животных.
Многим трофейная охота видится жестокой игрой, когда зверя добывают исключительно забавы ради, из спортивного интереса: «я смог это сделать!» – пройти десятки километров, забраться на высокую гору, выследить животное, подкрасться к нему и произвести меткий выстрел.
Однако именно добыча трофеев наносит наименьший вред животному миру и, напротив, помогает сохранению видов и увеличению их численности. В качестве трофея выбираются звери на пределе репродуктивного возраста. «На 99% это старые особи, самцы, которые отжили свое и не влияют на популяцию, – пояснил Максим Воробьев. – Именно они обладают качествами, которые интересны охотнику». При этом охотник, добывающий такой экземпляр, выкладывает большие, подчас очень большие деньги за возможность добыть трофей. Скажем, охота на алтайского аргали в Монголии или на винторогого козла мархура в Таджикистане и Афганистане стоит порядка $150 тыс. Большая часть этих средств идет на сохранение и развитие соответствующего вида.
«На Западе, в Европе и США пришли к тому, что с помощью трофейной охоты можно сохранять биоразнообразие, – продолжает собеседник «Профиля». – Не путем запрета охоты, а именно через ее регламентацию и организацию. В результате животных становится не меньше, а больше и больше с каждым годом. И у нас к этому приходят».
Стоимость охотничьих туров составляет десятки тысяч долларов. На эти деньги можно подкармливать диких животных, регулировать количество хищников и содержать отряды рейнджеров, которые защищают диких зверей от главной напасти – браконьеров. Благодаря этим мерам в той же Африке популяции некоторых видов стали больше, чем когда-либо прежде.
По данным сайта BookYourHunt, средняя стоимость охотничьего тура в РФ колеблется от одной до 30 тысяч долларов. И представим, что к нам приезжало бы столько же охотников, как в Болгарию…
Россия против Африки
На первый взгляд выбор охотничьих трофеев у нас скромноват. В РФ нет львов, слонов, носорогов и гиппопотамов. Основной объект трофейной охоты на российских просторах – это копытные. Шесть подвидов снежных баранов, козероги, лоси, косули, серны, дагестанский и кубанский туры. Еще дальневосточные медведи, волки, полярные волки, росомахи и т. д.
Конечно, не все перечисленные интересны трофейным охотникам. По словам Михаила Кречмара, из шести сотен охотничьих туристов, приехавших к нам в прошлом году, примерно половина ехала специально за сибирской косулей в Курганскую и Оренбургскую области. «Есть охотники, в основном немцы, которые собирают подвиды косуль, – пояснил он. – А ближайший подвид косули, которого нет в Германии, – это сибирская».
Некоторые специалисты сетуют также на «неосвоенный потенциал» – это животные, охота на которых у нас запрещена, хотя в других странах добывать их можно. Например, алтайский горный баран аргали, подвид архара (водится в Монголии, Казахстане, России). Так вот, в Монголии выделяют ограниченное количество лицензий на его добычу. Государство с этого получает довольно большие деньги, что увеличивает возможности по сохранению популяции. У нас же охота полностью запрещена. Хотя, согласно справочникам, главную угрозу для аргали представляют не охотники-спортсмены, а местные промысловики, которые незаконно добывают их ради рогов, используемых в китайской народной медицине.
Другой пример – белый медведь, который внесен в Красную книгу, – у нас на него охотиться запрещено, а, скажем, в Канаде можно. При этом стоимость десятидневного охотничьего тура там (а ведь это только лишь шанс добыть трофей) превышает $30 тыс. Общая популяция этих полярных медведей насчитывает, по разным оценкам, 20–25 тысяч особей. Из них 5–6 тысяч живут в России, в Канаде – около 12–15 тысяч. Основной урон популяции опять же наносят не охотники, а хозяйственное освоение Арктики и браконьеры.
Для иностранцев охота в России часто представляется более увлекательным приключением, чем, скажем, тур по Африке, так уверяет Максим Воробьев. На черном континенте очень хорошо развита охотничья инфраструктура – почти везде можно передвигаться на джипе, есть лагеря, охотничьи домики, шале. «Они едут на машине, увидели след или само животное, стоящее на водопое, сошли с машины, подкрались по ровной саванне. Зверь редко убегает, ведь современное оружие позволяет стрелять с 300 метров. Он просто не понимает, что какая-то движущаяся точка на таком расстоянии может представлять для него опасность». Добытый трофей грузится на внедорожник лебедкой, в лагере специально обученная прислуга разделывает его.
А у нас для охоты на снежного барана нужно задействовать вертолет, чтобы подняться в горы, там разбить палаточный лагерь, протопать километры (иногда десятки километров), чтобы добраться до мест обитания животных, выследить их – копытные пугливы, поскольку всегда ждут нападения хищников. Добычу надо разделать и в рюкзаках переправить в базовый лагерь, откуда тебя заберет вертолет. И все это в сложных природных условиях. Получается довольно жесткий спорт с элементами экстрима.
За что нас так не любят
Впрочем, динамика въездного охотничьего туризма в РФ скорее говорит о том, что подобные приключения по нраву немногим. Нет, уверяет Воробьев, зарубежных гостей отпугивает экстрим другого рода. Многочисленные бюрократические препоны, острейший дефицит квалифицированных кадров и как следствие сервис, который порой не нулевой, а с отрицательным знаком.
Хотя стартовые позиции у нас были не самые плохие. В начале 90‑х, после падения «железного занавеса», на Западе была мода на Россию – охотники ехали к нам тысячами. Разумеется, были трудности, но они не представлялись неразрешимыми. Зато с середины нулевых из-за законодательной чехарды, проблем с логистикой и уходом квалифицированных кадров все наработки пошли вразнос.
Возьмем логистику. Американские охотники собираются к нам на Дальний Восток – раньше были прямые авиарейсы из США на Камчатку, в Магадан, Хабаровск, Владивосток. Это очень сильно облегчало жизнь, но сейчас их нет, и американец может добраться туда в основном только через Москву. Затем сложности с перемещением оружия как через границу, так и внутри страны. Юристы не раз отмечали чрезмерную сложность нашего оружейного законодательства с кучей статей подзаконных актов.
В середине нулевых российские власти ужесточили правила ввоза оружия для иностранцев. По новому регламенту, зарубежные охотники и спортсмены не могли перемещаться по территории РФ со своими стволами, а обязаны были передавать их ответственному лицу, гражданину РФ. Этот оруженосец (его услуги тоже стоили денег) должен был сопровождать охотника всю поездку. По воспоминаниям Максима Воробьева, этот шаг нанес серьезный удар по имиджу нашей страны в глазах охотников и приводил к срыву многих уже запланированных туров.
Еще один нюанс отечественного законодательства – невозможность передачи оружия одним физическим лицом другому. Даже если они вместе охотятся, даже с разрешения егеря или организатора охоты.
Другая проблема: аутфитерская компания-посредник не может оформить разрешение на ввоз оружия на таможне в Москве, если охота будет проходить, скажем, в Якутии. Представитель охотхозяйства должен оформить разрешение у себя, а затем переслать его в столицу.
Впрочем, все проблемы можно было бы решить при наличии подготовленных кадров. А их как раз не хватает. Первое десятилетие после распада СССР охотничий бизнес держался на старых специалистах: охотники-промысловики, потерявшие работу геологи, люди, профессионально занимавшиеся туризмом в советское время. Это были очень хорошо подготовленные люди, но кто-то ушел, кто-то состарился и отошел от дел, а новых людей не появилось.
Это понятно – заработок сезонный и нестабильный. Охота – пара недель (ну месяц) весной и столько же осенью. Летом – рыбалка. А в остальное время? «Если это мужик 45 лет, который живет в поселке и всю жизнь либо охотится, либо рыбачит, то он будет заниматься этим и дальше, но его сын бросит эти дела и уедет в город». Сегодня одна из самых больших проблем – квалифицированные гиды-проводники. На ту же Камчатку людей часто везут из Москвы.
Эксперты полагают, что со временем сформируется слой профессиональных охотоведов‑гидов, которые смогут работать по всей стране, отправляясь в зависимости от сезона в тот или иной регион. Они все будут иметь государственную сертификацию, как профессиональные охотники в Африке, и стоить их услуги будут очень дорого. Сколько именно, собеседники «Профиля» спрогнозировать пока не берутся. Для примера: на 5–6 тысяч иностранных охотников нужно три-четыре сотни таких высококлассных специалистов, полагает г-н Кречмар, отмечая, что если проводить аналогию с автомобильными правами, то выстраивание и отладка системы подготовки и сертификации должна занять не один год.
