Вице-премьер Денис Мантуров: «По сценарию Ирана мы не пойдем»

«Высоко сижу, далеко гляжу…» — оказавшись в офисе вице-премьера, министра промышленности и торговли России Дениса Мантурова на одном из верхних этажей башни в московском Сити, я совершенно по-новому оценил эту фразу из знакомой каждому из нас сказки. Если смотреть через широкие окна в пол, то все внизу — поезда, машины, скопление домов, немногие оставшиеся в черте города промышленные производства — кажется игрушечным.

Чем не мечта любого мальчишки времен моего (и не только моего) детства? Однако задачу, которая свалилась на моего собеседника, можно назвать какой угодно, но только не детской и не игрушечной. Санкции, которые Запад ввел против России после 24 февраля этого года, не были нацелены на «наказание элиты», как это официально декларировалось ранее.

Новые репрессивные меры самого могущественного политического и экономического блока на планете должны были в прямом смысле слова разрушить привычный ритм жизни страны: опустошить полки магазинов, поставить на «вечный прикол» самолеты, остановить заводы — погрузить Россию в состояние экономического апокалипсиса.

О том, почему этого не произошло и как наши промышленный и торговый секторы будут жить дальше в условиях постоянного сжимания тисков западной блокады, Денис Мантуров рассказал в эксклюзивном интервью «МК».

«Фактор влияния нефтегазовых доходов на экономику страны потерял свою абсолютную значимость»

— Денис Валентинович, есть мнение, что нынешняя относительная экономическая стабильность в России обеспечивается только за счет высоких цен на нефть и газ, а реальный сектор нашей экономики находится в состоянии свободного падения. Насколько оправдана такая точка зрения?

— У ряда экспертов такая точка зрения действительно может быть. Но в своих выводах всегда лучше основываться на фактах. Реальный сектор по итогам семи месяцев показал результат лучше прогнозных значений. По обрабатывающим производствам индекс промпроизводства за январь–июль составил 100,1% — рост, конечно, замедлился, но катастрофического провала нет.

Устройство экономики, при котором доходы от экспорта углеводородов становились источником спроса на товары обрабатывающей промышленности, характерно скорее для начала «нулевых» годов. В дальнейшем, в том числе благодаря поддержке, которую государство оказывало реальному сектору, фактор влияния нефтегазовых доходов на экономику страны потерял свою абсолютную значимость.

— Точно потерял? Вы можете это доказать с помощью конкретных статистических показателей?

— В прошлом году доля обрабатывающих производств и торговли в ВВП России составила примерно по 13%. В обрабатывающих производствах трудится почти 10 миллионов человек, в торговле — еще почти 13 с половиной миллионов. Обрабатывающие производства и торговля формируют около 15% и 11% налоговых поступлений в бюджетную систему страны всех уровней. Объем валовой добавленной стоимости в обрабатывающих производствах в 2021 году составил почти 19 триллионов рублей. А доля валовой добавленной стоимости обрабатывающих производств в общем объеме валовой добавленной стоимости за последние 9 лет выросла с 14% до 16%.

— Перейдем к другому распространенному опасению: относительно неплохое состояние дел в российской экономике объясняется тем, что с момента начала острой фазы конфликта с Западом прошло еще очень мало времени, а дальше будет хуже. Каков ваш комментарий?

— Экономика обладает определенной инерцией, особенно когда речь не о виртуальном фондовом рынке, а о реальных производствах. За счет запасов, действующих контрактов, накопленных резервов компании всегда имеют время на адаптацию. Конечно, у кого-то этот запас прочности больше, у кого-то меньше. Но в целом по стране этот запас прочности был резко увеличен благодаря тому, что реакция правительства на санкции последовала незамедлительно.

Была сформирована специальная Правительственная комиссия, на которой были предприняты ключевые оперативные антикризисные меры. При непосредственном участии Минпромторга реализуется свыше 50 антикризисных мер, в половине из которых ведомство выступает ответственным исполнителем.

Все эти меры в совокупности уже дали ощутимый эффект и позволили не допустить спада промышленного производства и, что сейчас особенно важно, осуществить переход из «антикризисной» экономической и промышленной политики к восстановлению инвестиционной активности.

— Не звучит ли все это слишком хорошо для того, чтобы быть правдой?

— Если вы думаете, что я сейчас стараюсь что-то приукрасить, то это не так. Я опираюсь на данные официальной статистики. Возьмите отраслевые балансы – и вы сами в этом убедитесь. Это факт, основанный в том числе на том, что Россия живет под санкциями еще начиная с 2014 года. Я не хочу заниматься популизмом, но тысячи российских брендов и компаний тогда действительно впервые получили свой большой шанс.

Если бы в 2014 году Запад не ввел против нас свои секторальные санкции, у нас не было бы сегодня ни сельскохозяйственного машиностроения, ни пищевого машиностроения, ни нефтегазового машиностроения. Раньше все сидели на импорте. А на чем мы сегодня зерно собираем? На российских комбайнах.

Они, кстати, сегодня поставляются на экспорт более чем в 40 стран мира. С каждым годом доля российского производителя на российском рынке растет. И чтобы это происходило, мы не вводим тотальный запрет на закупку иностранной техники, а стараемся стимулировать использование российской.

Поясню: мы запрещаем закупать импортное в рамках госзакупок. При этом российским производителям предоставляются субсидии, льготные займы, компенсации их затрат на научно-исследовательские работы.

Я не говорю о том, что благодаря западным санкциям все они мгновенно начали сами все разрабатывать. Нужно было время для того, чтобы, например, создать те же новые российские трактора и комбайны. Но раньше на нашем домашнем рынке российскую технику брали с кривой гримасой, и приходилось обеспечивать ее преимущество за счет снижения цены, субсидируя скидки для потребителей. А сегодня, когда наши производители вышли на большую серию, у них еще и совершенно другое, конкурентное качество продукции. Это как раз тот случай, когда качество достигается количеством.

«Отношение к китайскому автопрому сейчас точно можно и даже нужно пересматривать»

— Но как все это сочетается с потоком новостей: один завод остановился, другой, третий...

— Какой именно?

— Ну, например, в автомобильной сфере.

— Я подтвержу, есть и такие факты. Но вот, например, «АвтоВАЗ» возобновил работу площадок и закончил полугодие без убытка, невзирая на сильный спад. Справедливости ради надо сказать: не обошлось без повышения цены продукции. Но здесь или требовались огромные прямые дотации со стороны государства, или этот шок должен был абсорбировать рынок.

Выходящие сейчас из управления своими российскими автомобильными производствами западные собственники будут замещаться. Они потеряют наш рынок, и неизвестно, смогут ли на него вернуться, а для наших производителей это создаст пространство для развития. Как говорится, свято место пусто не бывает.

— Однако мы же в результате этого тоже многое потеряем, разве не так? Сохранится ли, например, в будущем у российских граждан возможность покупать новые авто своих любимых западных брендов?

— Мы сейчас даем российским потребителям возможность приобретать с помощью параллельного импорта и западную технику, чтобы не лишать их привычного выбора марок. Но когда рынок насытится альтернативой, альтернативные варианты будут: а) дешевле, б) качественнее, в) выгоднее.

Можно покупать авто привычного западного бренда, ввозить его в страну, обслуживать без гарантии от производителя. Но зачем на такое идти, если другой производитель дает тебе гарантии и обязуется все поставлять, обслуживать и исполнять?

Я не хочу кого-то убеждать переходить на то, что пока остается для него неизведанным. Пусть это произойдет естественным путем. Вы, скорее всего, сами придете к этому решению.

— При отсутствии других вариантов — возможно.

— Поставим вопрос немного по-другому. Вы сами будете готовы покупать западный автомобиль по параллельному импорту без привычных гарантий?

— Я, конечно, хотел бы с гарантиями.

— Если мы говорим об автомобиле, который произведен в том числе из импортных компонентов дружественных стран на современной платформе в России или официально поставляется в нашу страну, — гарантии будут. Вы спрашиваете, означает ли это, что скоро у российского потребителя будет выбор между российскими и китайскими авто? Список дружественных стран не исчерпывается одним Китаем. Что же до китайского автопрома, то за последние десять лет в нем произошла самая настоящая революция.

Все по инерции говорят: «Я не хочу китайское!» А я недавно тестировал электрический внедорожник, который будет производиться в Липецке на китайской платформе. И решил, что приобрету такой. Отношение к китайскому автопрому сейчас точно можно и даже нужно пересматривать.

«В экономике стоит придерживаться золотой середины и избегать крайностей»

— А к чему еще отношение придется пересмотреть? Как человек, который родился в 1975 году, я до сих пор с ужасом вспоминаю пустые полки магазинов, огромные очереди и тотальный товарный дефицит времен моего детства. Грозит ли нам сейчас что-то подобное — пусть даже в отдельных секторах и отраслях?

— На сегодняшний день ситуация на потребительском рынке стабильная. Товарного дефицита как в продовольственной, так и в непродовольственной рознице не наблюдается и не прогнозируется. При этом мы в режиме нон-стоп следим за ситуацией с товарными запасами. По всем основным категориям они существенные, а их уровень постоянно поддерживается и пополняется, то есть и завтра, и через неделю он будет примерно таким же.

Разумеется, нельзя не признать, что в текущем году торговая отрасль сталкивалась с серьезными вызовами, которые влекли рост спроса, прежде всего на товары первой необходимости.

С конца февраля до середины апреля помимо бакалеи повышенные продажи были в сегментах электроники и бытовой техники, товаров для дома, бытовой химии и косметики. У нас был опыт ажиотажного спроса во время пандемии, но в данном случае он продлился дольше, поскольку люди не просто запасались товарами, а отчасти пытались «инвестировать» в них деньги. Мы оперативно решали все возникающие проблемы и в итоге не допустили дефицита товаров. Вы сами можете в этом убедиться, зайдя в любой магазин.

— А когда будут окончательно отлажены новые логистические цепочки — по всем категориям товаров?

— На наш взгляд, самая острая фаза, когда логистические цепочки были разрушены, уже пройдена. Сегодня мы видим, что ситуация как на рынке потребительских товаров, так и в части поставки комплектующих и сырья для промышленных предприятий стабилизировалась. Все меры, необходимые для облегчения и ускорения транспортно-логистических операций, были приняты в очень короткие сроки.

Это и работа таможни России в части оптимизации административных и таможенных процедур при ввозе продукции, и постоянная работа с нашими партнерами из дружественных стран, которую мы ведем на межгосударственном уровне. Вместе с тем сам бизнес уже налаживает основные цепочки поставок.

Мы это видим по тому, как обеспечиваются полки магазинов всем ассортиментом потребительских товаров, а также по восстановлению объемов производства промышленных предприятий. Это значит, что поставки комплектующих, сырья и других необходимых товаров стабилизируются. Поэтому мы и дальше продолжим поддерживать развитие тех логистических коридоров, которые сложились в текущих условиях.

— Но вот можно ли уже говорить о полной стабилизации? Долго ли Россия, по вашему мнению, сможет жить с таким низким объемом импорта, как сейчас? И насколько здоровой является нынешняя ситуация, когда в денежном выражении мы много экспортируем и мало импортируем?

— Импорт товаров, в том числе промышленных, в Россию в марте–июне 2022 года сокращался примерно на 30% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Это существенное сокращение объема импорта, которое мы не можем игнорировать. Однако за общей статистикой скрываются важные нюансы. Во-первых, следует напомнить, что в 2021 году по мере преодоления пандемии COVID-19 происходил «реванш» мировой торговли: импортировали все, что «не докупили» в 2020 году.

Если сейчас сравнить импорт в 2022-м и 2019-м — последнем году перед пандемией, — то падение окажется совсем не таким стремительным, а по отдельным категориям товаров его и вовсе не будет. Во-вторых, мы выделили из всего импорта приоритетную продукцию — ту, у которой недостаточно или нет аналогов в России и которая критически важна как для функционирования промышленности, так и для обеспечения граждан товарами первой необходимости. На такую продукцию приходится 40–45% совокупного импорта. И, судя по потребностям в этом приоритетном импорте в 2019 году, сейчас мы отстаем не более чем на 7%. А по приоритетным химическим и фармацевтическим продуктам, товарам легкой промышленности даже опережаем уровень 2019 года.

Важно помнить о том, что основная причина сокращения импорта — санкции, введенные США, членами ЕС и примкнувшими к ним странами. Это и запреты на экспорт в Россию, и разнообразные меры экспортного контроля, ограничения, а также разрывы сложившихся в предыдущие годы логистических маршрутов, каналов финансовых расчетов.

Как следствие — отказ некоторых компаний, вынужденных идти на поводу у властей США, от сотрудничества с российскими партнерами. Тем не менее мы видим, что поставки отдельных товаров увеличиваются даже из недружественных государств. Параллельно происходит переориентация импорта на дружественных нам торговых партнеров.

— И как быстро происходит такая переориентация?

— Поставки из дружественных стран отдельных видов машин и оборудования, химических продуктов, автомобилей и комплектующих заметно выросли за эти месяцы. Переориентация происходит и на отечественных производителей, которые стремятся занять освободившиеся ниши. Это, безусловно, придает импульс для повышения конкурентоспособности российских предприятий, которые все меньше зависят от импортных комплектующих.

И я хотел бы отметить, что обеспечение технологического суверенитета — это не исключительно российская история. Наоборот, сейчас наблюдается глобальный тренд в этом направлении, который в последнее время только усиливается. Теперь о торговом балансе. Сейчас этот баланс действительно имеет существенное положительное сальдо: экспорт значительно превышает импорт.

Одной из основных причин стал увеличившийся в денежном выражении экспорт энергетических ресурсов. В результате этого происходит в том числе сильное укрепление рубля.

При этом, если мы возьмем отдельно торговый баланс по промышленной продукции, отрицательное сальдо внешней торговли с марта стало сокращаться и, по нашей предварительной оценке, в июне 2022 года впервые за долгое время стало положительным.

Другими словами, мы экспортировали промышленных товаров больше, чем импортировали. Это означает, что процесс импортозамещения в промышленности идет в правильном направлении и производится все больше качественной и, что самое главное, глобально конкурентоспособной промышленной продукции.

Безусловно, есть тут и свои риски: сильный курс рубля значительно снижает выгодность экспортных поставок. Однако обратная ситуация с дисбалансом в пользу импорта также доставляет определенные сложности: слабый рубль — это «дорогой» импорт и увеличение себестоимости продукции для российских предприятий.

Поэтому, как и во многих ситуациях, в экономике стоит придерживаться золотой середины и избегать крайностей. Как мне представляется, у нас это получается: наши предприятия уверенно адаптируются к текущим экономическим реалиям.

— А как нам все-таки стоит относиться к параллельному импорту — как к временной чрезвычайной мере или как к тому, с чем нам придется жить еще очень долго?

— Механизм параллельного импорта работает уже почти четыре месяца. И работает он эффективно и таргетированно — по тем брендам, которые ушли с российского рынка или прекратили производство в России, или по тем категориям продукции, наличие которых нам надо контролировать. При этом он не направлен на ущемление прав добросовестных компаний, продолжающих исполнять контрактные обязательства.

На наш взгляд, четкие и понятные критерии, которые были разработаны с ювелирной точностью, показали свою эффективность: если компания ушла с российского рынка, прекратила поставки, закрыла свое производство в России — такие бренды включаются в перечень для параллельного импорта. Если же иностранные партнеры добросовестно выполняют контрактные обязательства, продукция в достаточном количестве представлена на полке и поставляется нашим предприятиям — она из перечня исключается.

Благодаря этому механизму ряд компаний принял решение вернуться на российский рынок и предоставил нам гарантии поставок продукции. Таким образом, мы предлагаем продлить легализацию параллельного импорта на 2023 год — и именно в существующей конструкции. Соответствующие предложения уже подготовлены Минпромторгом России.

Вместе с тем замечу, что многие потребности уже удовлетворены нашими российскими предприятиями, поэтому включать абсолютно все в перечень не имеет смысла. Будем корректировать его там, где наше производство справляется своими силами.

«Это все, чего они добились!»

— В Советском Союзе было закрытое геопромышленное пространство. Все было свое. Но это свое, как правило, отставало от не своего на годы или даже десятилетия. Не идем ли мы к чему-то подобному?

— Мы никогда не хотели так делать и по-прежнему не хотим. Президент нашей страны не раз подчеркивал: импортозамещение не является панацеей и делается не ради самого импортозамещения. Мы занимаемся такой работой или там, где это является вопросом национальной безопасности, или там, где это экономически выгодно.

Там, где сегодня есть открытый международный рынок, мы будем продолжать им пользоваться, не отказываясь, разумеется, от решения задачи обеспечения технологического суверенитета. И задача эта, кстати, является абсолютно реализуемой.

У нас мощнейшая научно-технологическая база. Вопрос всегда был — и, к сожалению, он и по сей день остается — знаете в чем? В коммерциализации. Наши идеи часто уплывали на Запад. Пользуясь нашими «мозгами», конкуренты могли быстро внедрять разработки на практике. В течение десятилетий они были более коммерчески подготовленными.

А у нас, как вы правильно сказали, почти сто лет была закрытая экономика. Но мы уже давно начали успешно перенимать западный опыт внедрения новых технологий. Например, чего Запад добился, сейчас введя санкции против нашего авиастроения? Программа по «Суперджету» затормозилась на год, а по МС-21 — на два года, но ни одна из них не остановилась. Это все, чего они добились!

— А они точно добились только этого? Насколько безопасно летать сейчас на «Боингах» и «Эрбасах» российских авиакомпаний? Где мы берем для них запчасти?

— Летать безопасно. Параллельный импорт полностью закрыть невозможно — мир для этого слишком глобален. И по сценарию Ирана мы тоже не пойдем. Иран под санкциями уже 40 лет, и они до сих эксплуатируют те самолеты, которые у них были на момент введения этих санкций. Они были вынуждены строить отдельное производство по компонентам и ремонту, продлению ресурса. Они адаптировались, но это не наш путь.

У нас будет МС-21, у нас уже есть «Суперджет». И никто не отменял наш совместный с Китаем проект создания широкофюзеляжного самолета. В том или ином формате он будет реализован. Мы сейчас делаем все для того, чтобы к 2030 году начались испытания.

— Рад, что к 2030 году с гражданской авиацией в России будет все хорошо. Но у нас точно будет на чем летать до этого счастливого момента? Если честно, то ваше недавнее заявление о том, что разбор самолетов на запчасти — это нормальная мировая практика, меня, как полного профана в этой сфере, несколько озадачило.

— Сначала по «разбору на части». Смотрите, в целом термин «каннибализация» используется в авиационном сленге совсем для другого процесса — когда с самолета, остановленного из-за выработки ресурса одного из агрегатов, снимаются все остальные без планов последующего восстановления летной годности судна. А вот перестановка агрегатов является абсолютно стандартной практикой, например, для приведения самолета в конфигурацию, позволяющую вылет, и для обеспечения равномерного расходования ресурса на парке самолетов. Теперь более подробно по текущей ситуации.

Работа по перенастройке цепочек поставок ведется с момента введения первых ограничений на поставку запасных частей. Как вы знаете, далеко не все страны ввели такие ограничения. И это в определенной мере облегчает задачу по организации поставок в Россию материалов и изделий общего применения — авиамасел, спецжидкостей, смазок, крепежа и так далее.

На текущий момент процессы поставки запасных частей для иностранных самолетов также в целом реорганизованы. Безусловно, затраты на закупку и логистику по запасным частям выросли — порой существенно. Но отрасль работает над тем, чтобы максимально сократить влияние фактора торговых ограничений ЕС и США на стоимость эксплуатации парка самолетов.

По «Суперджету» — иностранные поставщики прекратили производство, поставку и ремонт своей продукции как для нужд серийного производства самолетов, так и для целей эксплуатации. Причем впервые под ограничения попали не только авиастроители, но и авиакомпании.

Решение задачи видится в первую очередь в максимальном ускорении сертификации и производства компонентов для SSJ-NEW, так как значительная часть из них может быть установлена на классический SSJ-100 по так называемому принципу pin-to-pin (без дополнительных конструктивных изменений).

Отдельно мы решаем вопрос по наиболее востребованным в эксплуатации агрегатам, подверженным плановому износу, таким как авиашины и тормоза. Проводим программы ускоренного замещения компонентов, используя отечественное сырье и технологии либо материалы из дружественных стран.

Ну и, наконец, мы развернули целую программу по освоению в РФ ремонта иностранных компонентов, используя запасные части, которые мы можем произвести на отечественных предприятиях либо ввезти из-за рубежа.

Это огромный сегмент, который в условиях жесткой ценовой конкуренции с иностранными компаниями, давно амортизировавшими свои вложения в оборудование и в полной мере использовавшими эффект масштаба от обслуживания мирового рынка, до начала этого года просто не мог быть экономически оправдан. Сейчас и авиакомпании, и авиапроизводители, и государство инвестируют значительные средства и усилия в решение этой задачи, и уже видны первые результаты.

— Недавно вы заявили: «Никакого тотального отказа от принципов рыночной экономики не будет». Но в чем конкретно будет заключаться или уже заключается «нетотальный отказ от рыночных принципов»? Можно ли говорить о том, что российская экономика полностью или частично работает в мобилизационном режиме?

—  Мы с 2014 года, с принятием закона о промышленной политике, получили возможность активного вмешательства в экономическую деятельность, но вмешательства рыночными методами. Принципы рыночной экономики — частную собственность, конкуренцию, свободу договора, взаимодействие спроса и предложения — никто не трогает. Но при этом условия, распределение ресурсов между участниками рынка мы можем и должны менять, подстраивать под нужды государства и экономики в целом. Как именно? Делая за счет субсидий и преференций более выгодным производство конкретных продуктов.

Перенаправляя через налоги и пошлины средства из одних экономических секторов в другие. Сглаживая влияние рисков за счет обеспечения долгосрочного спроса. Если говорить о мобилизационной экономике, то у нас под этим традиционно понимают экономику сталинского типа периода индустриализации или Великой Отечественной войны. Но вполне возможна экономика с мобилизационными элементами и обширным рыночным инструментарием.

Это прежде всего система мер, которая, например, с помощью механизма государственного-частного партнерства обеспечивает полное связывание имеющихся в экономике ресурсов в процессе ее расширенного воспроизводства для достижения конкретных целей. Именно к этому нам и нужно стремиться.