Интервью с Алексеем Гуськовым о фильме «Старые шишки» и пользе пандемии
О «Старых шишках»
Это новый комедийный фильм, продолжающий, на мой взгляд, традицию прекрасных советских комедий, но он более быстрый и технологичный. Не уверен, что нужно специальное кино для пенсионеров: мне, например, неинтересно смотреть фильмы про актеров — я и так достаточно о них знаю. «Старые шишки» — это комедия про желание жить, а не про Пенсионный фонд.
Мне бы очень хотелось, чтобы фильм показали на телевидении, потому что там огромная аудитория. Но я не знаю, возможно ли это, потому что слово «шишки» в названии связано с тем, что многие пробовали, но что запрещено законом. Запретных тем в искусстве нет, но есть люди, которые считают, что какие-то темы не предназначены для телевидения и их надо избегать.
Об опасном юморе
Французский комик Пьер Депрож, который умер в конце 1980-х, однажды сказал: «Смеяться можно над всем, но не со всеми». А сейчас вообще время культуры woke, когда люди чувствуют себя оскорбленными или задетыми по любому поводу. И юмор в данном случае становится реально опасным делом.
Мы живем в странный период, когда, с одной стороны, удачная гифка может распространиться в интернете по всему миру за полдня, а с другой — кто-то постоянно на что-то обижен, против чего-то протестует, требует что-то запретить, убрать или уничтожить.
О скандалах вокруг спектаклей и цензуре
Все, что не запрещено законом и Конституцией, обычно разрешено. И художник, пока он действует в рамках законов, имеет право выражать себя так, как он считает нужным. Но есть инициативы общественных организаций, которые пытаются подменить собой законы. Я не думаю, что это хорошо, потому что восприятие у всех разное и один и тот же факт может оцениваться разными людьми по-разному — можно снять в кино одну и ту же комнату так, что она будет выглядеть либо помойкой, либо дворцом. Поэтому, когда кто-то решает, что его личное мнение может подменить закон, и срывает спектакли, устраивает скандал на выставках — это неправильно, это беззаконие и безобразие.
Сегодня наше общество стало невероятно заряженным эмоционально. «Гении» и «бездари» сначала назначаются, а затем так же быстро меняются местами, исчезают, и на их месте сразу возникают новые. Не меняется только градус эмоционального накала. Иногда это вызывает чувство оторопи, но это примета времени.
О пользе пандемии
В театр всегда ходит только та публика, которая его любит. Даже среди моих знакомых есть люди, которые театр не воспринимают — и они просто туда не ходят ни при каких обстоятельствах. Театр — это своего рода ареал обитания, небольшой, возможно маргинальный, но очень важный для определенной части общества. Парадоксальным образом, когда в Москве была 25-процентная рассадка и в залах стало в четыре раза тише, было ощущение, что мы играли спектакли для самих себя. Это было некое сотворчество, оно дало нам возможность «прочиститься» и вернуть саму основу театра — состояние, когда еще до показа зрителю мы находимся в творческом процессе, когда нащупываем связи друг с другом, когда нервы и эмоции еще очень обнажены. И, как ни удивительно, это был очень хороший момент для театра.
Об уроках папы римского
Личное обаяние Иоанна Павла II было огромным. Это был статный, красивый мужчина, очень тактичный, внимательный, прекрасно умевший общаться как с многотысячной толпой, так и в частной беседе. Он был невероятно естественным и под прицелом сотен камер, и один на один с собеседником.
Решался я на эту роль в фильме «Он святой, он человек» очень долго. Месяц не отвечал своему агенту, не хотел ехать на пробы. Я был уверен, что, учитывая значимость фигуры Иоанна Павла, на эту роль возьмут известного западного актера. Но в конце концов режиссер Андреа Порпоратти предложил мне поговорить с ним по скайпу и прочесть сценарий с точки зрения характера персонажа — не понтифика, а обычного человека. И меня очень задела сцена, когда Иоанн Павел, будучи папой римским, человеком, стоящим на вершине общества, узнал, что у него началась болезнь Паркинсона. Он понял, что через какое-то время на глазах у всего мира из красивейшего, сильного, спортивного и самостоятельного человека превратится в беспомощное существо, сохраняя при этом полную ясность ума и оставаясь публичным человеком. И Иоанн Павел уехал в горы, чтобы подумать, а поскольку вокруг папы римского не так много людей, которым он может исповедаться и попросить совета, он поговорил с молодым, светским человеком. И решил не уходить с папского престола. Потому что даже если тело станет тюрьмой, христианин свободен везде. Эта сцена позволила мне отстроить характер моего героя. Меня поразила степень его свободы — человеческой, личностной — настолько, что я до сих пор пытаюсь воспитать что-то подобное в себе, чтобы называть черное черным, а белое — белым.
О фильмах, в которых не хочется играть
Я часто говорю, что я артист темы, а не роли, поэтому у меня нет ни роли мечты, ни особого амплуа. Я отказываюсь от ролей, которые мне неинтересны — например, не играю агентов КГБ, русских генералов и русских бандитов в европейских фильмах. Отказываюсь, когда создается ощущение, что плохо говорят о моей стране.
Например, мне предлагали сняться в «Курске» Томаса Винтерберга, но продюсеры не дают читать весь сценарий, пока актера не утвердили а я всегда спрашиваю, что будет происходить с моим героем. И если я потом буду бежать с ядерной боеголовкой и продавать ее за три рубля или прятать компромат на Путина в чернобыльском саркофаге — это не катит. Одно дело, если это комедия-фарс, и совсем другое, если фильм претендует на документальность — такого быть не должно.
Вообще, все кино, где идет речь о национальных особенностях, должно сниматься представителями соответствующей нации. Иначе все выглядит пародийно. Вспомните фильм «Красная жара». Подобное у меня вызывает смех, в таком я участвовать не хочу.
О новой экранизации Булгакова
О «Воланде», который выйдет в 2022 году, пока рано рассказывать в деталях, работа над ним еще не закончена. Но в любом фильме по произведению такого масштаба и сложности авторы выбирают тему, которая важна лично им, и работают на нее.
Это действительно интересный проект. Я уже работал с режиссером Михаилом Локшиным на «Серебряных коньках» и знаю его как отличного профессионала. Роль барона Майгеля, которого я играю, может оказаться сюрпризом для невнимательного читателя романа. По книге Майгеля, может быть, помнят не все, но эта роль оказалась объемная, идущая через весь проект.
Этот персонаж очень важен для повествования, это противовес Мастеру. Он может быть и символом людей, которые пытаются вводить цензуру в искусстве, но его образ гораздо глубже — это образ человека, который переобувается на лету. Условно говоря, когда сменяется власть, он прячет партбилет в сейфе, а когда она меняется опять, достает. Примеров таких людей в нашей истории очень много.
Беседовал Алексей Синяков
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь