Не стукач я по крови своей

О. Николая арестовали в 1939. Приближалась Пасха православная. И снова протодиакону предложили «сотрудничать». «Я тебя самого загоню на восемь лет в лагерь, если не согласишься сотрудничать с органами НКВД и выявлять всех антисоветски настроенных лиц!», — орал следователь.  

И снова о. Николай дал подписку о сотрудничестве и обещал прийти в отделение НКВД на третий день после Пасхи. Очень хотелось ему встретить еще одну Пасху на свободе, с самыми близкими. А уж потом…

«Гражданин начальник! Разрешите мне объясниться с Вами письменно»

В назначенное время протодиакон собрал вещи, написал краткое заявление на имя начальника отделения НКВД с отказом от сотрудничества, простился с семьей и пошел в отделение. Отдал начальнику заявление: «То­ва­рищ на­чаль­ник, я от­ка­зы­ва­юсь от сво­ей под­пис­ки и да­вал ее лишь по­то­му, чтобы мне бы­ла воз­мож­ность встре­тить Пас­ху и про­стить­ся с се­мьей. По мо­им ре­ли­ги­оз­ным убеж­де­ни­ям и по са­ну я не мо­гу быть пре­да­те­лем да­же са­мо­го злей­ше­го мо­е­го вра­га…»

Начальник внимательно прочитал заявление и предложил отцу Николаю не спешить с ответом и опять дал ему время на размышления. Отец Николай свои мысли изложил в письменной форме в следующем заявлении:

«Граж­да­нин на­чаль­ник! Раз­ре­ши­те мне объ­яс­нить­ся с Ва­ми пись­мен­но: я го­во­рить мно­го не умею по сво­ей необ­ра­зо­ван­но­сти. Что вы от ме­ня тре­бу­е­те, то я сде­лать не мо­гу. Это мое по­след­нее и окон­ча­тель­ное ре­ше­ние.

Боль­шин­ство из нас идет на та­кое де­ло, чтобы спа­сти се­бя, а ближ­не­го сво­е­го по­гу­бить, – мне же та­кая жизнь не нуж­на. Я хо­чу быть чи­стым пред Бо­гом и людь­ми, ибо, ко­гда со­весть чи­ста, то че­ло­век бы­ва­ет спо­кой­ный, а ко­гда не чи­ста, то он не мо­жет ни­где най­ти се­бе по­коя, а со­весть у каж­до­го че­ло­ве­ка есть, толь­ко она гряз­ны­ми де­ла­ми за­глу­ша­ет­ся, а по­то­му я не мо­гу быть та­ким, ка­ким Вы бы хо­те­ли…

Вы мне обе­ща­е­те во­семь лет – за что же? За то, что я дал жизнь де­тям? Их у ме­ня семь че­ло­век, и один дру­го­го мень­ше. Седь­мо­му толь­ко еще два ме­ся­ца; же­на боль­ная, не мо­жет взять ре­бен­ка – так ей скор­чил ру­ки рев­ма­тизм и серд­це бо­лит.

Со­вет­ское го­су­дар­ство при­вет­ству­ет и да­ет на­гра­ду за мно­го­се­мей­ность, а вы мне в на­гра­ду во­семь лет конц­ла­ге­ря по­обе­ща­ли – за что? Ка­кой я пре­ступ­ник?

Толь­ко од­но пре­ступ­ле­ние, что слу­жу в церк­ви, но это за­ко­ном по­ка не за­пре­ще­но. Ес­ли я не мо­гу быть аген­том по сво­е­му убеж­де­нию, то это со­вер­шен­но не до­ка­зы­ва­ет, что я про­тив­ник вла­сти…

Хо­тя я и се­мей­ный че­ло­век, но ра­ди то­го, чтобы быть чи­стым пред Бо­гом, я остав­ляю се­мью ра­ди Него… Раз­ве не труд­но мне оста­вить… се­мью в во­семь че­ло­век и ни од­но­го тру­до­спо­соб­но­го? Но ме­ня под­креп­ля­ет и обод­ря­ет дух мой Тот, ра­ди Ко­то­ро­го я пой­ду стра­дать, и я уве­рен в том, что Он ме­ня до по­след­не­го мо­е­го вздо­ха не оста­вит, ес­ли я Ему бу­ду ве­рен, а от­чет мы все долж­ны дать, как жи­ли мы на зем­ле…

Вот вы го­во­ри­те, что мы об­ма­ны­ва­ем на­род, одур­ма­ни­ва­ем и про­чие безум­ные гла­го­лы, – а мо­же­те ли вы об этом опре­де­лен­но ска­зать, ко­гда, мо­жет, и цер­ков­ных книг не бра­ли в ру­ки и не чи­та­ли их и не углуб­ля­лись в хри­сти­ан­скую ве­ру, а су­ди­те по­верх­ност­но, что, мол, у нас на­пи­са­но в га­зе­тах и кни­гах, то вер­но, а что за ты­ся­чу лет на­пи­са­но бы­ло до Хри­ста и про Него, что Он бу­дет и так-то по­жи­вет, и та­кой-то смер­тью умрет и вос­креснет (это за ты­ся­чу лет про­ро­ка­ми бы­ло на­пи­са­но и уже сбы­лось), так это, по-ва­ше­му, невер­но.

Или вот, ска­жем, ра­дио пе­ре­да­ет за ты­ся­чи верст без про­во­ло­ки, – как это оста­ют­ся сло­ва в эфи­ре и пе­ре­да­ют­ся, а весь че­ло­век ку­да-то де­ва­ет­ся, ис­че­за­ет? Нет, он ни­ко­гда не ис­чезнет и ни­ку­да не де­ва­ет­ся, умрет, ис­тле­ет и по­том вос­креснет в луч­шем ви­де, как зер­но, бро­шен­ное в зем­лю…

Вот уже два­дцать три го­да су­ще­ству­ет со­вет­ская власть, и я ни­чем не про­яв­лял се­бя враж­деб­ным по от­но­ше­нию к ней, был все­гда ло­яль­ным, ис­пол­няя все рас­по­ря­же­ния вла­сти, на­ло­ги все­гда вы­пла­чи­вал ис­прав­но, де­ти мои учат­ся в со­вет­ской шко­ле, и вся моя ви­на лишь в том, что, бу­дучи убеж­ден­ным хри­сти­а­ни­ном, я твер­до дер­жусь сво­их убеж­де­ний и не хо­чу вхо­дить в сдел­ку со сво­ей со­ве­стью… И вам не мо­гу услу­жить, как вы хо­ти­те, и пе­ред Бо­гом кри­вить ду­шой.

Так я и хо­чу очи­стить­ся стра­да­ни­я­ми, ко­то­рые бу­дут от вас воз­ло­же­ны на ме­ня, и я их при­му с лю­бо­вью. По­то­му что я знаю, что за­слу­жил их.
Вы нас счи­та­е­те вра­га­ми, по­то­му что мы ве­ру­ем в Бо­га, а мы счи­та­ем вас вра­га­ми за то, что вы не ве­ри­те в Бо­га. Но ес­ли рас­смот­реть глуб­же и по-хри­сти­ан­ски, то вы нам не вра­ги, а спа­си­те­ли на­ши – вы за­го­ня­е­те нас в Цар­ство Небес­ное, а мы то­го по­нять не хо­тим,

мы, как упор­ные бы­ки, увиль­нуть хо­тим от стра­да­ний: ведь Бог же дал нам та­кую власть, чтобы она очи­ща­ла нас, ведь мы, как го­во­рит­ся, за­елись…

Раз­ве так Хри­стос за­по­ве­до­вал нам жить? – да нет, и сто раз нет, и по­это­му нуж­но сте­гать нас, и пу­ще сте­гать, чтобы мы опом­ни­лись. Ес­ли мы са­ми не мо­жем… то Бог так устро­ил, что вы на­силь­но нас та­щи­те в Цар­ство сла­вы, и по­это­му нуж­но вас толь­ко бла­го­да­рить».

Отец и сын

Отец будущего священномученика Николая Тохтуева был волостным старшиной, членом Государственной Думы от своего уезда в Пермском крае, руководил строительством народных школ, больниц и библиотек.

Во время гражданской войны в 1918 году пятнадцатилетний Николай вместе с отцом пытался уйти с отступающими войсками белых вглубь Сибири. Уже доехали до большого Сибирского тракта, а там увидели десятки тысяч людей, пытавшихся бежать от советов. Люди были напуганы, дезориентированы, голодны, возникали ссоры, воровство. Бывший член Госдумы предложил сыну задержаться, помочь в организации порядка, ночлега и питания. Да так и остались оба под красными.

Закончив Пермское училище псаломщиков, в 1922 году Николай женился и служил диаконом в Свято-Троицкой церкви села Ашапа. Через три года архиепископ Кунгурский Аркадий (Ершов) заметил, что у сельского диакона на редкость красивый, мощный бас. И поставил его протодиаконом Успенского кафедрального собора города Кунгура.

Предложение

В 1931 году сельский подросток заявил об о. Николае, что тот «плохо говорит о советской власти». Дьякона вызвали в ОГПУ и предложили написать записку о том, что он будет секретным осведомителем об антисоветских высказываниях церковнослужителей, с которыми общается. Чтобы избежать ареста, протодиакон Николай оставил записку со своим согласием, но доносить ни о ком не стал. Это не понравилось.

В том же году Василий Тохтуев, отец протодиакона Николая, был лишен избирательных прав как бывший член Государственной Думы. Отец Николай вместе со своим братом стали детьми лишенца. Их отправили в тыловое ополчение, где они рыли котлованы и строили корпуса заводов.

В 1933 году отец Николай был арестован, группу из 27 человек, в которую входили служители Церкви и миряне, обвиняли в ведении антисоветской деятельности. Протодиакон Николай попал в подвальную камеру, рассчитанную на 10 человек, в которой сидело 50. Сырость, духота, табачный дым, отсутствие вентиляционных отверстий.

По очереди измученные нехваткой воздуха заключенные пытались прильнуть к отверстию дверного волчка, но вместо глотка свежего воздуха, они получали порцию зловоний, исходящих из уборной напротив. Многие умерли в первые же сутки ареста. Отец Николай продержался семь месяцев.

Который из двух исполнил волю отца?

Протодиакон категорически отверг выдвинутые против него обвинения. Следователь напомнил, что отец Николай дал подписку о сотрудничестве с ОГПУ. Отец Николай заявил, что подписку он дал, но сотрудничать не стал и не станет. Тогда его приговорили к трем годам ссылки на Урал, но в тюрьме он переболел тифом, который дал осложнения. А после выздоровления о. Николай смог вместо ссылки поехать в Москву.

А тут опять эта напасть с «предложением» — настоятель Наро-Фоминского храма, где стал служить отец Николай, оказался секретным осведомителем ОГПУ и начал требовать, чтобы отец Николай оклеветал одного из священнослужителей. В противном случае обещал посадить его самого. Клеветать о. Николай отказался и стал искать новое место служения. Его настоятель был благочинным – главным священником во всей округе. Уйти от его «благочиния» удалось в храме поселка Болшево.

В 1939 году арестовали знакомого отца Николая, Тимофея Князева. Он спрашивал о. Николая, можно ли верующим ходить на голосование. Отец Николай не знал, что сказать, и вместе с Князевым поехал к одному мудрому священнику. Священник сказал, что голосовать можно, причем протодиакон прислушался к его мнению, а Князев — нет.

При аресте Князев вспомнил этот случай.

На Малой на Лубянке

… Прочитав письмо о. Николая, оставленное «гражданину начальнику», тот предъявил ему обвинение во враждебной настроенности к соввласти. На допросе во внутренней тюрьме НКВД на Малой Лубянке, чтобы избавить друзей от подозрений, отец Николай сказал, что у него близких знакомых нет, а со священниками болшевской церкви он общался только по богослужебным вопросам.

2 сентября 1940 года отец Николай был приговорен к восьми годам ссылки в исправительно-трудовом лагере в Севжелдорлаге (Коми). Но, как и многие заключенные, он умер от истощения и болезней 17 мая 1943 года и был погребен в безвестной общей могиле.

При подготовке статьи были использованы материалы книги
Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский). Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Май. Тверь. 2007. С. 33-51.

Запись Не стукач я по крови своей впервые появилась Милосердие.ru.