«Хотелось в рамках российского проекта чем-то удивить зрителя»
Если уползаешь с площадки после съемок без сил, значит, что-то удалось, уверен Денис Шведов. Актер фанатично относится к своей профессии и готов ради зрелищного кадра мерзнуть, осваивать приемы рукопашного боя и десять часов не сходить со сцены. Он гоняет на мотоцикле с байкерами и гордится роуд-неймом «Актер». Снимается в спортивной драме про волейбол, где играет тренера сборной России, и учится танцевать. 26 ноября на канале РЕН ТВ состоится всероссийская телевизионная премьера остросюжетного экшена «Оборотень», в котором Денис Шведов сыграл главную роль. Накануне «Известия» встретились с артистом и расспросили о съемках сериала.
«Очень просто взять арматуру и ударить, но мы же в кино»
— Режиссер Анна Курбатова считает, что «Оборотень» — экшен-притча. Как бы вы определили жанр этого сериала?
— Мне кажется, «Оборотень» — забойный экшен, в котором человек идет из точки А в точку Б и, когда нужно, использует силу. А нужна она ему практически всё время действия сериала.
— Как вам работалось в забойном экшене под началом хрупкой девушки-режиссера?
— Это вызывает уважение. Потому что серьезный жанр, потому что Петербург и зима. Спросите любого артиста, каково это. Мало кто согласится сниматься в зимнем Питере (смеется).
Взяться за такой проект в сложный сезон, да еще и с такими неуправляемыми артистами, как я и Максим Щеголев, — это серьезный вызов! Хотя Максим прекрасный партнер, великолепный артист.
— В фильме много боевых сцен. Чувствуется, что была серьезная подготовка. Кто помогал вам в этом?
— Моя благодарность постановщику трюков Алексею Абрахманову. Всё то зрелищное, что есть в этом фильме, — его заслуга. Я ходил к нему на тренировки недели три. Мы готовили трюки, драки. А затем уже снимали. По ощущениям это можно описать так: если уползаешь с площадки после съемок без сил, значит, что-то удалось.
— А что, были дни, когда уползать приходилось?
— Очень много таких дней, потому что в каждой серии было по три-четыре экшен-сцены, чаще всего с драками. А это же еще и несколько дублей, да и снимали на холоде. Частенько хотелось, чтобы меня просто взяли, увезли домой и положили отдыхать.
— Какие еще сюрпризы приготовил вам Питер?
— Самое зловещее место в Петербурге — это Кронштадтский форт. Там не спасает никакое утепление. Как бы ты ни оделся, каких бы согревающих штук ни подложил — ничего не работает. Удивительно красивое место, но беспощадное ко всей съемочной группе. И при этом Кронштадтский форт — самое впечатляющее место съемок.
Всё это время я был максимально окружен вниманием группы. Продюсерский цех помогал пережить испытание холодом и непогодой. А еще были тяжелые съемки боевых сцен и полное отсутствие сил, нехватка солнца и близких. Но я находился в комфортной обстановке. Это очень важно для работы. Я видел, как ребята старались, и иногда они делали даже больше, чем могли. За эту заботу большое спасибо продюсерам. И если бы не мой агент Галина Алекперовна, вряд ли бы я попал на этот крутой проект.
— По сюжету ваш герой много дерется, но в ход не идет никакое оружие. Вам было интересно освоить новые приемы боя?
— Конечно, очень просто взять арматуру и ударить, но мы же в кино. И хочется, чтобы на экране всё выглядело изящнее, интереснее, смотрибельнее. Плюс, есть очень много примеров из западных блокбастеров, которые мы видим и знаем. Хотелось в рамках российского проекта чем-то удивить зрителя. Поэтому Алексей Абрахманов придумал, что мой герой только в самых крайних ситуациях использует оружие.
Наверное, самым неожиданным предложением было драться с помощью банковской карты и картинной рамы. Это последнее, что пришло бы мне лично в голову. Или хрустальные подвески, становящиеся оружием. Но, мне кажется, в тот момент человек искал любое средство, которое может максимально быстро и наверняка нейтрализовать противника. Он не думал, не выбирал. Просто взгляд упал на светильник, он и схватил подвески.
Я читал, что спецагентов именно так и готовят, — чтобы они с любым предметом могли пойти на противника.
— Вы снялись не в одном боевике. Чем бы выделили работу в сериале «Оборотень»?
— Выделил бы ее в подходе создателей к экшен-сценам. Все самые любопытные моменты в профессии складываются из мелочей. И то, как, например, постановщик подходит к сцене нейтрализации охранника, вызывает уважение. Герой ведь может подойти сзади, дать по голове. А тут хитро, оригинально, с особым захватом. Не банально. И каждое движение было отрепетировано. Одно неловкое движение — и партнер может пострадать. И вот уже колено летит в голову. На площадке такого не бывало, а вот на тренировке случалось.
«Самые страшные моменты в жизни были из-за езды на мотоцикле»
— Создатели «Оборотня» хотели развить сюжет таким образом, чтобы зрители закрывали глаза от страха. А вам в жизни случалось серьезно напугаться?
— Я всё возможное время, когда позволяет погода, езжу на мотоцикле. Раз в сезон происходит такой момент, когда думаешь: «Ну, всё. Всё… Сейчас будет …» Тут хочется подобрать какое-нибудь матерное слово. Самые страшные моменты в жизни были из-за езды на мотоцикле. Во многих автошколах учат падать.
— Это как?
— Бросать мотоцикл и прыгать. Но в этот момент всё время кажется, что я-то удержу и прыгать не надо. Во-первых, потому что дорого...
— А если просто не ездить на мотоцикле?
— Невозможно. Если вы сели на него один раз, то уже — всё. За руль автомобиля сажусь только зимой. Байкеры любят на мотоцикле просто ехать куда-то. И я так же. Я не из тех, кто виляет между автомобилями на трассе.
— Вы ездите на байк-шоу?
— Конечно. Каждый год проводится мотофестиваль BIKER BROTHERS. И уже лет десять я со своим клубом принимаю в нем участие.
— Как к вам, человеку популярному, относятся ваши собратья по мотоклубу?
— Максимально позитивно. У меня даже роуд-нейм «Актер».
— Вас когда-нибудь накрывала звездная болезнь так, чтобы вы сами себя останавливали?
— Это как? Я что, должен кидать в художника по гриму кисти? Да нет, конечно.
— А когда так ведут себя ваши коллеги?
— Я их не осуждаю. Это их реакция на происходящее. Может, у них что-то болит. Ну почему-то они так себя ведут. Наверное, если это заденет меня, я смогу сказать в ответ. Но не хотелось бы с этим сталкиваться.
«Театр — это столкновение с самим собой»
— Кроме кино, вы служите в Российском академическом молодежном театре. Каков ваш стаж?
— С 2006 года. 17 лет получается.
— Вы вздохнули! Вас это утомляет?
— Нет совершенно. Просто ты работаешь сезон за сезоном, и некогда задуматься. А потом посчитал — 17!
— Как вы относитесь к званиям?
— Бесплатный проезд в метро никогда не помешает.
— И повышенная пенсия тоже.
— Только ради этого можно служить в театре (смеется).
— Вы копите себе на старость? Откладываете деньги?
— Нет. Я всё транжирю. Надо жить сегодня. Сегодня!
— Хорошо. Сегодня есть кино, театр, роли. А если не будет?
— Найду чем заняться. Я свет могу ставить, опыт имею. Если нужно.
— В каких спектаклях вас можно увидеть на сцене РАМТ?
— В спектакле Егора Перегудова «Сны моего отца» и в постановке худрука театра Алексея Владимировича Бородина «Нюрнберг». Два раза в месяц ставят их в афишу.
— В репертуаре не так давно еще был «Берег утопии» Тома Стоппарда, в котором вы играли. Это был самый масштабный проект российского театра, самый продолжительный спектакль.
— Да. Он начинался в 12 дня, а заканчивался в 22 ночи. 10 часов шел!
— Сложно ли вам работать в такой постановке?
— В конце спектакля нет ни голоса, ни сил, но при этом до дома тебе позволяет доехать невероятный отклик зрителей, которые с тобой прошли весь этот путь. И полученная энергия тебя еще дня два минимум переполняет. «Берег утопии» — это самые невероятные театральные впечатления, полученные мною за всю жизнь. Я скучаю по нему.
— Что для вас само служение в театре?
— Особые атмосфера, существование, искусство. Театр — это столкновение с самим собой. Если кино мы сняли и уже не можем ничего переделать, то на сцене спектакль зреет, становится лучше. Ты сам постоянно делаешь какие-то открытия. Можешь сыграть сцену или спектакль в определенном ключе, настроении. Это живой процесс, который ничем заменить невозможно.
— Когда вам предложили в спектакле «Сын моего отца» сыграть Урода, как вы отнеслись к подобному предложению?
— Участвую без проб. Всегда готов. Думаете, если герой обладает какими-то физическими недостатками, то он может отпугнуть? Нет. Квазимодо ведь тоже играли очень известные артисты. Да и у Сирано нос выдающийся. Я отношусь к этому так: надо значит надо.
«Я играю тренера сборной Владимира Алекно»
— А есть ли недостатки у актера Дениса Шведова? Чего боятся продюсеры?
— (Задумался). Ну, я не пью.
— Это — плюс.
— Единственное, за что волнуются продюсеры, — когда я летом на смены приезжаю на мотоцикле.
— Вас надо страховать.
— А тут страхуй — не страхуй… Хотя страховка покроет съемочный день.
— Вы соглашаетесь на работу с дублером?
— Конечно. Ведь наша задача — обмануть зрителя. Не показать, что я умею прыгать с десятого этажа, а сделать так, чтобы они в это поверили. Если я не умею делать какие-то трюки, это за меня сделает профессионал. У нас очень часто бывает, что люди занимаются не своим делом. Все сталкиваются с этим. Так и в кино. Оно станет только лучше, если каждый будет заниматься тем, что умеет лучше всех.
— Над чем сейчас работаете? Что предлагают?
— Сейчас снимаюсь в двух проектах. В сериале «Танго» режиссера Сергея Сенцова моей партнершей стала Юлия Снигирь. Мы учимся с ней танцевать. А второй — «Не подведи меня» братьев Пресняковых. Это история про волейбольный матч сборной России против сборной Бразилии на Олимпийских играх 2012 года, когда мы победили, проигрывая 2-0. Я играю тренера сборной Владимира Алекно. Съемки проходили в Будапеште и продолжатся в России.
— Есть ли у вас нереализованное желание сыграть какого-то персонажа?
— Нет. Всё зависит от сценария, режиссеров, партнеров. Это может быть что угодно. И самая банальная пьеса с интересным решением может стать шедевром и мечтой любого артиста. Важно, чтобы мне было комфортно с людьми и им со мной.
— Сейчас сериалы по качеству порой затмевают полный метр. И вот уже актеры стремятся сниматься в том, что некогда называлось «мылом». Вы как относитесь к работе в сериалах?
— Как врач. Он же не может прийти на работу и спросить: «Что у нас сегодня, аппендицит? А-а-а, ерунда». Или: «У вас операция на сердце? Да, здесь я приложу усилия». Ну это же невозможно. Это моя работа, и я ее люблю.