Итоги приватизации в России пока никто не пересматривал.
Что богатых у нас не любят, понятно без всяких опросов. Но можно подумать, в Америке Рокфеллерам стали бы аплодировать в негритянском предместье. Зависть к чужим деньгам, часто именуемая «классовой ненавистью», выглядит вполне естественной независимо от климата и социальной политики в конкретной стране. Но в России всё же аномальные тенденции – и это не просто любопытный факт. Отношение большинства к предпринимателю определяет развитие экономики, политическую организацию и даже наполняемость холодильников беднейших россиян.
Отцы и дети
Аномалия в том, что в конце 1990-х отношение к бизнесу было лучше, чем сегодня. Хотя вот здесь Россию точно не понять умом.
Постсоветское десятилетие начиналось за здравие: все кому не лень открывали кооперативы и хитрые ЗАО. Приходилось иметь дело с бандитами, но уходить от налогов было совсем нетрудно. Суды не отвечали запросам делового мира, зато контрольно-ревизионные органы не слишком лютовали с проверками и штрафами. Все умные и предприимчивые получали свой шанс разбогатеть – это дорогого стоит. А первые публичные миллионеры вроде Артёма Тарасова и Владимира Довганя были популярны в народе.
Хотя к середине 1990-х над страной нависла опасность «красного реванша», а предприниматель для людей старой закалки – явный вор, хам и бандит. В 1995 г. бизнесмен и депутат Госдумы Сергей Скорочкин из-за пустякового конфликта расстрелял из автомата на улице двух молодых людей. И по закону с ним ничего было не сделать – депутатская неприкосновенность.
Бывший тракторист из Красноярского края в перестройку выращивал овощи, собирал мебель, купил «КамАЗ» с краном и ремонтировал совхозные фермы. По-настоящему разбогател, когда приобрёл в Зарайске пустовавший бетонный ангар и запустил в нём цех по производству дешёвой водки. После этого стал в районе главным спонсором и меценатом: восстанавливал храм, поддерживал инфраструктуру и в 1993 г. с большим отрывом выиграл выборы в Госдуму. Но это не значит, что такой персонаж будет уважаем как легитимный собственник своих заводов и пароходов.
Народ уже лишился невинности с предпринимателем Мавроди и реформатором Чубайсом. Он знал, что в 1996 г. при помощи коробок из-под ксерокса «семибанкирщина» поддержала Ельцина у власти, чтобы он потом расплатился с ней самыми ценными предприятиями через залоговые аукционы. В превращённом в руины Грозном мистическим образом уцелел нефтекомплекс, среди владельцев которого называли олигарха Бориса Березовского. А кварталы Грозного восстанавливала швейцарская фирма Mabetex, оскандалившаяся в связи с реставрацией Московского Кремля.
В 2000 г. журналист Пол Хлебников опубликовал книгу «Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России», где обвинил олигарха в мошенничестве, отмывании денег, организации убийств, связях с чеченской мафией и боевиками, а также торговле заложниками в Чечне. Цитата: «Он вцеплялся в крупную компанию, высасывал из неё деньги, превращая в банкрота, державшегося на плаву только благодаря щедрым государственным субсидиям. Его, словно магнитом, тянуло к наиболее кровавым точкам России: бизнес по продаже автомобилей, алюминиевая промышленность, выкуп заложников в Чечне. Многие из его деловых начинаний – от захвата ОРТ до перекупки Омского нефтеперерабатывающего комбината – были омрачены убийством или случайной смертью ключевых фигур».
До мая 1989 г. Березовский работал завлабом в Институте проблем управления АН СССР. А к 1992 г. у него уже свой банк, к 1995 г. – своя телекомпания, к 1996 г. он – в совете директоров «Сибнефти» и свой человек в Кремле. Происхождение их капиталов настолько мутное, что даже в 2000-е у олигархов так и не появилось респектабельной истории успеха. Владимир Потанин торговал варёными джинсами, а потом стал владеть «ОНЭКСИМ-банком». Между джинсами и банком – пустота. Владимир Гусинский в 1989 г. создал советско-американское юридическое СП, а спустя три года у него уже был холдинг из 42 предприятий, на доходы которого он создал частную телекомпанию НТВ.
Российские олигархи резко отличались от американских, чьё обогащение происходило на фоне экономического роста. Форды подняли автомобильную промышленность, Рокфеллеры – нефтяную, Карнеги – металлургическую, Дюпоны – химическую и т.д. Российские же предприниматели, по данным Минэкономики, с 1992 по 1996 г. вывели за границу 623 млрд долларов. Они любили сравнивать себя с династиями дореволюционных фабрикантов: Морозовых, Рябушинских, Дюжонов. Но колумнисты деловых изданий напоминали, что когда в 1908 г. Савве Морозову удалось купить на Нью-Йоркской бирже по бросовой цене большую партию хлопка, он отказался её тут же перепродать и отправил товар на свои фабрики в Россию: «Чай, я капиталист, а не спекулянт. У меня 10 тысяч ткачей работают, а у них семьи». Экономист Григорий Явлинский сформулировал: «Во всём мире банки существуют, чтобы брать деньги у народа и вкладывать их в национальную экономику. Наши банки берут деньги из бюджета и вкладывают их в Мальту».
Бизнесмены на глазах выделялись из народа. Иностранный корреспондент писал о гостях теннисного Кубка Кремля в «Олимпийском»: «Вереница «Мерседесов» и «БМВ» высаживает там хорошо одетых мужчин и женщин и их модных детей, похожих на студентов Гарварда. Здесь самые длинные шубы надеты на самые короткие юбки на ослепительных дамочках, которые вряд ли когда-то стояли в очереди за хлебом». А те, кто из очередей не вылезал, были уверены, что этот банкет за их счёт.
За разговорами о «разграблении народного достояния» плохо прививались представления о легитимной собственности, без которой нормальное экономическое развитие невозможно. Люди редко понимали, что частный собственник для «Северстали» или «Норильского никеля» всяко лучше государства. Приватизация называлась «прихватизацией» – с негативной коннотацией. Условность владения чем-либо делала инвестиции в Россию слишком рискованными - кому охота снова попасть под экспроприацию экспроприированного.
Господа все в Париже
Тем не менее к 2005 г. большинство россиян (52, 4%) высказывались о частной собственности положительно или соблюдали нейтралитет (23, 9%). Сейчас позитивно оценивают только 40, 7%, треть (36, 3%) – нейтрально. В 2020 г. треть россиян считают, что богатым просто повезло. 10–20% полагают, что путь к достатку связан с получением взяток и криминальной деятельностью. За 15 лет резко вырос процент россиян (с 15 до 25%), считающих частную собственность причиной «эксплуатации человека человеком».
Зато причинами бедности народ видит длительную безработицу (39%), невыплаты зарплат и пенсий (28%), невысокие пособия в системе государственного соцобеспечения (27%). Хотя ещё никто не разбогател в ожидании жалованья на полумёртвом заводе, слово «инициатива» у нас не в чести. А под житейской мудростью часто понимается способность «не лезть на рожон», «не выделываться», «не искать добра от добра».
Вроде бы общее место: эффективно организовать дело может только тот, кто надеется извлекать из него прибыль. А назначенец от государства расставит на ключевые посты родственников и знакомых, чтобы организовать ту или иную схему вывода денег. Конечно, из любого правила есть исключения, но почему, как вы думаете, в «Газпроме» работает в 10 раз больше народу, чем в англо-голландской Shell при схожем обороте?
«АН» многократно рассказывали об устройстве российских госкорпораций – помеси огромного треста и отраслевого министерства. Каждой корпорации государство безвозмездно даёт либо средства в уставной капитал, либо имущество. От частных компаний их отличает то, что они не гонятся за прибылью, но, с другой стороны, и не могут быть подвергнуты банкротству. Как сказал на условиях анонимности чиновник правительства, «деньги бюджетные, но трачу, как свои. Ну очень, очень удобная штука». Постоянно просить у государства денег и преференций – для госкапитализма норма. И когда страны Восточной Европы избавляются от последних казённых предприятий, Россия усиленно возвращается в Советский Союз по части собственности.
Если в 2005 г. на государственные предприятия приходилось 35% ВВП, то в 2015 г. – уже 70%. Из оставшихся частникам 30% можно вынести за скобки иностранный капитал и всевозможных «королей госзаказа», которые как один тесно связаны с государством и первыми лицами. И тогда получается, что внутри уравнения останется что-то вроде социалистических Венгрии или Югославии, где простым смертным разрешалось владеть только мелкими и средними предприятиями, которые тоже в любой момент могли отобрать.
Но при этом за централизованное регулирование экономики сейчас 36, 8% россиян, а за минимальное вмешательство государства – 7, 6%. Четверть населения согласна, чтобы всю ответственность за происходящее в стране нёс её лидер, а тип экономики пусть будет любым. Большинство граждан однозначно против того, чтобы в России собственность приобретали иностранцы. Стоит ли объяснять, что в успешных странах тенденции другие: приватизация, максимальная открытость, борьба за иностранные инвестиции, государство отвечает лишь за безопасность, курс валюты и ещё пару-тройку вещей.
Притом что народ всегда готов поддержать раскулачивание очередного олигарха, все поголовно против нарушения государством их личной собственности. Никто не согласен снова стоять в очереди на квартиру, которую в любой момент смогут отобрать. А частный завод – пожалуйста. Владелец ведь чаще всего его не строил. А не строил – значит, вор.
Но как же так получилось? Ведь до начала 2000-х годов россияне размышляли, как и в других бывших соцстранах. Дескать, никто не просит любить частного собственника, никто не называет процесс приватизации стерильным. Но государственному добру нужно хоть как коряво найти хозяина, а пересмотр итогов приватизации – худший из всех возможных сценариев для страны. Как в футболе: если за каждый «незаконный» гол или пенальти переигрывать матч, наступит хаос. Поэтому любой судейский произвол необходимо принять, а уже потом думать, как не допустить его повторения. Всегда кто-то ущемлён и взывает к справедливости.
И вдруг в золотые 2000-е годы, когда экономика росла китайскими темпами, в подъездах всё реже звучали выстрелы, а 25‑летние клерки легко покупали себе новые иномарки, бизнес вдруг впал у народа в немилость. А отжимание у него собственности силовиками вызывало скорее одобрение, чем беспокойство.
Русская культура и до 1917 г. не жаловала дельцов: сатирические образы капиталистов превалируют не только у семинариста Островского, но и у рыночника Чехова. И отсутствие в народе адекватного отношения к инициативе и прибыли наверняка сыграло печальную роль в революционных вихрях. Но тогда экономическая наука существовала только в зародыше. Как пишет экономист Дмитрий Травин, пореформенная Россия на рубеже XIX и XX вв. в целом не оправдала ожиданий многих наивно мыслящих людей, которым казалось раньше, что мир – это борьба хорошего с лучшим: «Пореформенный мир, в котором медленно, но верно проступали черты капитализма, обернулся миром униженных и оскорблённых. То, что рынок будет способствовать развитию общества, могли понять лишь умные и образованные люди. А то, что капитализм порождает жадность, цинизм и жестокость, видели все».
Сегодня такой проблемы нет: по экономической истории изданы десятки томов, в Интернете можно часами слушать расклад от экспертов. Тем удивительнее, что в России редко встретишь произведения о том, как человек с нуля начал своё дело и добился успеха. После приснопамятного сериала «Дальнобойщики» рассказ о людях труда пробился в топы лишь недавно, и то в виде трагифарса: в сериале «Чики» бывшие проститутки пытаются открыть в провинции фитнес-центр. Но это кино скорее отобьёт охоту начинать своё дело, чем наоборот.
Журналист, критик Андрей Архангельский отмечает, что проблемка ещё шире – в России за 25 лет не сложилась модель мирной жизни, мирной этики: «Не утвердилась идеология созидания, сотрудничества, солидарности, кропотливого движения к успеху – шаг за шагом – в рамках мирного сосуществования. Даже в почвенническом варианте – о любви к земле, о крестьянско-фермерском труде. То есть базовые составляющие капитализма до сих пор не представлены, не озвучены». Две трети премьер – про войну или про бандитов.
Казалось бы, на фоне внедрения импортозамещения возрождение советской производственной драмы было бы вполне уместно. Но для пропаганды главная мишень как раз «западные ценности», которые нам якобы не подходят. У них там погоня за прибылью – первое дело, зато мы духовные. А появление большого количества собственников, независимых от государства, – это покушение на несменяемость власти.e_SClB
Новый передел
В декабре 2000 г. миллиардер Роман Абрамович победил на выборах губернатора Чукотского автономного округа. Анадырь к тому времени напоминал библейский Содом – пьянство, безделье, стада оленей перерезаны, половина зданий нуждается в срочном капитальном ремонте, электростанции на грани остановки. При новом губернаторе одни только расходы бюджета на ЖКХ возросли в 36 раз, в Анадыре появились мощённые плиткой тротуары (раньше просто бульдозер прокладывал улицы в толще грунта). Вопрос наполнения бюджета Абрамович решил просто: зарегистрировал на Чукотке нефтяную компанию «Сибнефть» и вложил, по разным оценкам, от 30 до 70 млрд руб. из собственного кармана.
После прихода Абрамовича выплатили зарплату бюджетникам с учётом задержек – сразу за 2 года. Правда, в последующие дни от алкогольной интоксикации умерли 16 человек, в том числе 6-летний ребёнок. Из 10 тыс. завезённых кур треть передохла только из-за того, что витамины разбавляли холодной водой, а не тёплой. На все строящиеся объекты пришлось нанимать турецких рабочих – местные от физического труда отвыкли. Злые языки связывают с турками и некоторый всплеск рождаемости.
Народ потихоньку наглел. В ходе встреч с избирателями губернатору неоднократно высказывали: почему, мол, купил британский футбольный клуб «Челси» на деньги населения Чукотки. Когда «Челси» играл в финале Лиги чемпионов в Москве, большинство населения России явно симпатизировало его сопернику «Манчестер Юнайтед». Потраченные на зарубежный клуб деньги люди воспринимали не как личные инвестиции Абрамовича, а как средства государства, которыми он временно владеет – до неминуемой экспроприации. Ситуацию не изменило даже создание Абрамовичем Национальной академии футбола, спонсировавшей как детско-юношеские футбольные школы от Калининграда до Находки, так и тренерский штаб сборной России во главе с голландцем Гусом Хиддинком. В 2010 г. премьер-министр Владимир Путин не исключил, что Абрамович может принять участие в строительстве объектов к чемпионату мира 2018 г.: «Пусть раскошелится немножко, ничего страшного, от него не убудет. У него много денег».
Все 30 постсоветских лет для бизнеса не исчезает опасность пересмотра итогов приватизации. В начале 2000-х бизнес поверил, что отбирать активы не будут, и начал глубже пускать корни в России. «Дело ЮКОСа» в 2003 г. стало землетрясением, которое полностью изменило расклад сил и в политике, и в экономике. «Семья» экс-президента Ельцина исчезла как влиятельная сила, а на смену ей пришли силовики. Государство стало входить в самые прибыльные сегменты экономики и отжимать активы у частников. Даже если бизнес оставался частным, он передавался друзьям.
А простым людям, казалось бы, что за печаль? Какая рядовому сотруднику разница, кто получает дивиденды? Разница огромная. Когда предприниматель боится попасть под раздачу и выводит капиталы из страны. До «дела ЮКОСа» чистый отток сокращался три года подряд: с 25 млрд долл. в 2000 г. до 8 млрд в 2003-м. В 2004 г. за рубеж убежало не менее 18 млрд зелёных. Кроме того, для экономики важно, чтобы неэффективные фирмы исчезали, а новым компаниям был открыт вход на рынок. Когда всем заправляют силовики, их дети и однокурсники, этой ротации нет. Уровень конкуренции во всей экономике снижается, начинается застой.
К 2019 г. в стране каждый год клепали 200 тыс. уголовных дел по экономическим статьям. Большая часть предпринимателей лишалась бизнеса, даже если дело закрывали в ходе следствия. И уже сам Путин требовал прекратить беспредел, сказав знаменитое «возбудили, обобрали и отпустили». Как выразился политолог Николай Петров, силовики за рамками тех важных служебных функций, которые они призваны выполнять в любом государстве, ведут себя как раковая опухоль. Даже если начинали за здравие.
Другое дело, что ни повального рейдерства, ни огосударствления экономики никогда бы не случилось, если бы не молчаливая поддержка большинства. Оно по-советски верит, что имеет какую-то причастность к закромам родины, будто у него есть в закрома электронный пропуск. И этот морок так сладок, что позволяет не замечать очевидного: бизнесы отнимают не только силовики, но и обычный криминалитет со связями в органах. А компании вынуждены нести ненормальные расходы на юридическую и физическую защиту, забивая их в цену конечного своего продукта.
В Интернете необыкновенно популярны идеи раскулачивания крупного бизнеса. Народ возмущён: в 2004 г. в списке Forbes было 36 миллиардеров из России, а в 2017-м – уже 96. Умные блогеры-популисты подсчитали, что если раздербанить состояния 200 самых богатых россиян на все 147 млн, то на каждого из нас выйдет больше 3 тыс. долларов. Точно так же крестьяне перед 1917 г. бредили «чёрным переделом», мечтая, как развернутся на изъятых у богатеев землях. Только разорив полстраны и уничтожив чуть ли не всю её корневую систему, подсчитали в столбик: если раздать все монастырские, помещичьи и удельные поля-луга, прибавка к каждому крестьянскому хозяйству составит 1, 5 десятины. Которые, понятно, выделить в натуре невозможно – равно как и миллиарды нынешних олигархов не лежат пачками в тумбочке. Более того, наведение справедливости в земельном вопросе в 1920-е годы привело к уничтожению собственности на землю, закрепощению крестьян в колхозах. А раскулачивание бизнеса сегодня может дать только массовую безработицу, эмиграцию и гиперинфляцию, не говоря уже о перспективах похуже.
Как ни парадоксально, именно ненависть к чужой роскоши потворствует нынче увеличению пропасти между богатыми и бедными. Эта ненависть легитимизирует давление государства на сравнительно честный бизнес, давая фору «королям госзаказа», стоящим вокруг трона.
Народ обозлился не на пустом месте, но опять видит мишенью всех, на ком есть приличное пальто. Коэффициент Джини в сегодняшней России выше, чем при Ельцине, когда для провинции проблемой было просто прокормиться. С тех пор сломались многие социальные лифты, никому уже не удаётся разбогатеть с той же скоростью, что Березовский, Потанин или Абрамович. Зато напоказ шикуют дети силовиков, которые раздражают почище, – те хоть сами собрали свои империи. В отсутствие нормальной рыночной среды самые бешеные состояния делаются на госзаказе, а чтобы его формировать, приходится повышать пенсионный возраст. В 1990-е вороватый истеблишмент хотя бы не преследовал население налогами, штрафами и постоянно растущими акцизами на бензин. А сегодня между верхами и низами снова выросли сословные перегородки – значит, и «чёрный передел» опять в тренде.
Одиночество Трампа
Давно замечено, что социально-экономические идеи лучше воздействуют в мутировавшем виде. В XX в. левые взгляды не привились на Западе: классический марксизм потолкался в приёмной Большой Политики – и сгинул. Зато сегодня мы наблюдаем триумф леваков в США, хотя ни Маркса, ни Ленина на их хоругвях не видно.
ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ партия США, которая вот-вот схарчит президента Дональда Трампа, – это Интернационал класса люкс. Вся их риторика построена на борьбе с произволом корпораций, которые и так платят в виде налогов больше половины прибыли. Словно прожжённые коммунисты, демократы предлагают бороться не с бедностью, а с неравенством, не создать людям стимулы зарабатывать, а взять деньги из тумбочки и всем раздать. Хотя Америка всего за 200 лет превратилась в главную сверхдержаву за счёт всемерной поддержки предпринимательской инициативы, сегодняшним политикам важнее собрать голоса чернокожих, латиноамериканцев, гомосексуалистов и феминисток, обещая им всевозможные преференции за счёт новых налогов на жирующий бизнес.