Секс в русской деревне: надевай ушанку — будем мальчика делать…
А если девочка нужна, мужик платок бабий себе повязывал перед постельным двоеборьем. О как... Это и многое другое нам поведали сотрудники очень незаурядного человека, князя Вячеслава Тенишева (1844-1903 гг.). Который поставил специальному Этнографическому Бюро задачу: досконально изучить нравы и быт русских крестьян.
Делал это не по причине исследовательского зуда, а из чисто прагматических соображений. Князь был известен, как основатель российского автопрома, владел несколькими успешными заводами, курировал Русскую экспозицию на Всемирной выставке в Париже 1900 года.
Вячеслав Николаевич был уверен: чтобы сохранить стабильность общества, нужно правильно управлять людьми. Особенно «низшим сословием». А для этого необходимо разбираться в его мировоззрении. Досконально изучив манеры, поведение, вкусы, привычки, потребности.
Социальная сверхзадача.
Чтобы выяснить столь интересные вещи, отринув аристократические стереотипы и откровенные побасенки, князь Тенишев подошёл научно к проблеме. Решил напрямую спросить русского крестьянина, провести массовые опросы в каждой отдельной губернии Российской Империи. Особенно его интересовали центральные, наиболее густо населённые.
Кризис крестьянской общины и отсутствие земли в конце ХIХ века стали выталкивать деревенскую бедноту в города, на промышленные предприятия. Этот странный контингент пополнял ряды нарождавшегося пролетариата. А князь желал знать, чего ожидать от этого необразованного, пропитанного насквозь предрассудками, скрытного и хитрого социального слоя.
В 1897 году Вячеслав Тенишев создал Этнографическое Бюро, лично составил знаменитый опросник-программу из 500 пунктов. Корреспондентами стали жители 24 губерний, люди из народа: представители сельской, волостной власти, земские мелкие чиновники, старосты, урядники, священники, небольшое число образованных крестьян.
Бюро собирало информацию три года. Но поставленная князем задача — издание монографии «Быт великорусских крестьян-землепашцев»… так и не была выполнена. В 1903 году он скоропостижно скончался, не доведя до типографии это грандиозное этнографическое исследование. Материалы стали издаваться только в наши дни, без них не обходится ни одно научное изыскание, так или иначе касающееся жизни российской глубинки до революций. Ну что, давайте читать. И не только выписки из корреспонденции Этнографического Бюро.
Сближение полов.
Буйский уезд возьмём, что в Костромской губернии. Как сообщал корреспондент оттуда: созревали девушки «лет 15 на 16», парни — «лет 17 на 18». Родители приучали только дочерей к половой сдержанности, на сыновей никак не влияя.
«Есть даже отцы, которые поощряют своих сыновей на разврат, усматривая в этом некоторую доблесть».
Дочерей строго предупреждали от внебрачных связей из боязни, «чтобы не появился в доме лишний рот», да и «падшую» потом трудно выдать замуж. Оправдание поведения парней: «люльки вешать не придётся, то есть парень не может родить». Поэтому, редкие юноши сохраняли целомудрие до свадьбы. Чаще всего из-за очень раннего заключения брака, по давнему «родительскому сговору».
Встречались парни и девушки часто: в будничные дни — на работе, в праздничные — на гуляньях, в осенние и зимние вечера — на специальных собраниях молодежи, «беседах». Приходить туда начинали лет с четырнадцати-пятнадцати. Вдовы, замужние и женатые допускались только в качестве зрителей. На «беседу» приходили даже издалека, десять вёрст — не крюк.
Любимая игра молодёжи — «в соседи», когда есть возможность посидеть рядом с предметом симпатии. Девицы хором пели песни, в каждой упоминая имя одного из присутствующих парней. После окончания выступления он должен выбрать одну или двух девушек — поцеловать. Были и танцы. Иногда исполняли пришедшую из города кадриль, господствовала национальная русская пляска.
Редкая «беседа» обходилась без драки. Виноват был алкоголь и соперничество. Приходя из другой деревни, молодёжь проставлялась «местным», даже мужикам вина наливали. На этой почве возникали конфликты.
Желая сильно оскорбить или «обесчестить» девушку, парень срывал с её головы платок. Тем самым сообщая «беседе», что потерпевшая — его любовница. Таких пьяных буянов (а так же ругающихся «площадной бранью») старались удалить «из беседы».
«Это обыкновенно сопровождается страшной дракой».
Внебрачные сексуальные связи были обыденным делом, но это тщательно скрывалось. Если появлялись у девицы первые признаки беременности — всеми любимая новость, предмет многодневных сплетен, предположений… деревня оживлённо гудела. «Виновной» признавалась исключительно девушка, парней не порицали и не осуждали. Была и проституция из-за корысти, но крайне редко.
Часто девушка сознательно становилась «падшей». Потому что на «беседах» за ней не ухаживали, не носили «гостинцев», не выбирали для поцелуя после песен. А товарки по «девичьей лавке» всегда норовили выказать своё пренебрежение неудачницей, считали своим долгом зло и остро пошутить, рассказать всей деревне. Иной раз доводя несчастных до самоубийства. Но те чаще предпочитали мстить, уводя у первых красавиц ухажёров более практичными способами.
В Казанской губернии для изучения русского крестьянства взяли Спасский и Лаишевский уезды. Нравы от Костромы или Курска особо не отличались в вопросах добрачного озорства. Редкий парень мог остаться целомудренным до 18 лет. Но заслуживал даже от соседей некоторое презрение. Про таких говорили:
«Такой молокосос, а сделался распутником — «непутёвым человеком».
Там тоже практиковали специальные собрания молодёжи: зимой — посиделки, летом — беседы. С весны встречи молодежи проходили на улице, возле «известных» домов, заборов, огородов, бань. Зимние «посиделки» требовали немалых организаторских способностей: выбиралось небольшое семейство, нестрогие хозяин и хозяйка. Плата за «молодёжный постой» до весны — освещение дома всю зиму свечами и доставка «половины отопления».
Кого предпочитали?
Перед свадьбой повсеместно заключались «условия», засылались сваты. Были и профессиональные свахи, которых на дух не переносили священники. Но мирились с этим явлением. Невеста должна при свидетелях отдать лучший платок сватам, как свидетельство согласия. «Девичники» тоже были распространены широко, на некоторые приглашались жених с «дружками». В народном понимании, брак был союзом:
«посредством которого мужчина приобретает себе рабу в лице жены. А главное побуждение… это желание закрепостить даровую работницу, но в последнее время чаще стали совершаться браки по любви».
При выборе невесты особенно ценилось физическое хорошее здоровье, способность к работе и рукоделию, скромность. Немало значила её родня, нет ли там «худых и ленивых». При выборе жениха больше всего ценили его способность работать «на промысле», приносить реальные деньги. Но лучший жених — единственный сын у богатых подворьем родителей.
Современным барышням в образе передвижной стиральной доски с торчащими косточками готов сообщить грустную новость: худосочные девицы не котировались совсем. Опасались, вдруг окажется бесплодной, не сможет выносить ребенка. Худоба считалась синонимом болезни. А кому на крестьянском дворе нужна больная работница? Так же ставилось под сомнение благосостояние родителей «тощенькой», мол… не смогли откормить до товарного вида.
Если сегодня родинка... это некая пикантность и привлекательность женского образа, то раньше такой признак считался очень сомнительным. Обладательниц родинок на щеке-подбородке-шее… (как и остальных «меченых» со шрамами или родимыми пятнами) замуж старались не брать. Сватовство мог сорвать даже… насморк или охриплость голоса.
Поэтому девицу к их приезду готовили столь сурово, не каждая современная обитательница салонов красоты выдержит «народные придумки» в косметологии, уходе за волосами и кожей. Обязательно «белили и румянили». Порой выходило довольно смешно, гротескно и неестественно.
Среди крестьян редко можно было встретить вне брака двадцатилетних особей. Хотя иногда при выдаче дочерей замуж соблюдалась строгая очерёдность, «в девках» могли засиживаться и до этого возраста. Если семья со всей ответственностью подходила к сбору приданного, накапливая для каждой девки его годами.
Родительское согласие на брак доминировало, но случались браки «убёгом» или «самокрутки». Не всегда по причине отеческого сопротивления. Так поступали из экономии, чтобы не тратиться на широкие свадьбы, подарки и приданное. За такое наказывали лишением наследства (публично оглашалось в церкви), но на деле жили спокойно на отеческом подворье. После смерти родителей вступали в полные права на их имущество.
Первый сексуальный опыт молодожёнов, по старой традиции, должен состояться… во время свадьбы. В избе уже венчанных супругов сажали немного в стороне от гостей, чаще всего — в чулан с приоткрытой дверью (или за занавеской). Для того, чтобы молодая не стеснялась и могла нормально поесть. Через несколько здравниц «дружок и подружка» отводили новобрачных в спальню (комору) для сексуальных упражнений.
Много времени не выделяли, дружка постоянно горланил: «ну что народ… можно ли «поднимать молодых»?». Если получал утвердительный ответ, отправлялся за парой, приносил рубашку новобрачной. Если она свидетельствовала о сохранении девственности, свадебный пир:
«начинает быть ещё веселее и шумнее. Если новобрачная потеряла девственность ранее брака — пир принимает невесёлый характер: её родственникам начинают подавать пиво худыми кружками или худым решетом, водку — худыми рюмками».
Выполнение супружеского долга, хоть дело строго обязательное и законное… тоже имело свои тонкости: крестьяне «предпочитали Господа не оскорблять». Перед страстью телесных утех обязательно снимали нательный крестик. Если неподалёку, в поле видимости, висели иконы с ликами святых — их заботливо укутывали-завешивали. На утро после утех в церковь предпочитали не ходить, но по острой нужде или в случае стольного праздника — отправлялись сначала в баню. Либо тщательно мылись, потом переодевшись во всё чистое.
Исторические напёрстки