По берегам детства

У каждого из нас есть любимые с детства уголки природы. Кто-то на ранней зорьке под тенью деревьев с упоением слушал соловья. А кто-то, может быть, поздно вечером, счастливый и беззаботный, возвращался по холодной росе с речки в надежде порадовать маму с папой уловом из полосатых окуньков. У каждого в детстве была своя история. С возрастом у нас появлялись новые мечты, новые цели, к которым стремились, и новые, совсем не детские, заботы. Но однажды вдруг приходит понимание, что позади уже более полувека, а может, и больше, а ты так ни разу и не прикоснулся к детству — не был в тех самых заветных уголках. В конце 60-х и начале 70-х годов не у каждой солигаличской семьи была своя техника, не было даже велосипедов. Поэтому многие передвигались пешком. Для меня сходить на рыбалку с отцом на Костромку под Балыново или ещё дальше — с ночёвкой под Колопатино — было большим и долгожданным событием. Помню долгие сборы, ночные рассказы отца у костра, пересоленную однажды уху, свою искривлённую берёзовую удочку с толстой леской и большим крючком на леща и те волнительные минуты удачи, когда трясущимися детскими руками с трудом выводишь на берег золотистого красавца и долго потом борешься с ним, чтобы хоть как- то угомонить. Вспоминается каменистый перекат с десятками голавлей неподалёку от села Гнездникова — как раз на том самом месте, где сейчас новый железобетонный мост. Сколько усилий и сноровки надо было иметь, чтобы, связавшись с отцом спиннингами на «перетягу» с двух берегов, незаметно подсунуть под нос голавля наживку, которая ему обязательно должна понравиться. За крутым поворотом реки ямка с лопухами. Это «первые окунистые», чуть подальше — «вторые». Там я учился плавать, и в этой ямке всегда водились окуни. В чистой прозрачной воде я старался подвести крючок с живучим навозным червем к самым крупным полосатым экземплярам. А вот песчаная отмель. Здесь жили пескари. Едва наживка касалась дна, как поплавок мгновенно вздрагивал и устремлялся ко дну. Но пескарь — рыбка нежная и в основном не крупная, поэтому это место я часто обходил стороной. А там, дальше, внизу по течению, как сейчас вижу: обрывистый берег с ласточкиными гнездами и косяк лещей, прогуливающихся вдоль прибрежной косы. Здесь можно было часами сидеть, не дождавшись поклёвки. Но стоило только оставить удочку и подняться на берег повыше, как удилище начинало дергаться и изгибаться от ударов крупной рыбы, которая, конечно, всё видела и не желала моего приближения. Рядом в прогалке между прядями длинных водорослей проплывали стайки плотвичек. Для них середина лета — сытая пора, зеленого подводного корма им было достаточно. Поэтому поймать на удочку в это время красноглазую сорожку было не так-то и просто. Щука в моём детстве попадалась редко, чаще случайно, поскольку ходить с закидушками и с живцами или со спиннингом, на котором часто путалась леска, не очень-то мне и нравилось. Сколько ещё подобных воспоминаний, связанных практически с каждой излучиной реки! Помню, когда-то по берегам гулял колхозный скот, а в стадо не- редко выходил из леса лось и прогуливался вместе с коровами, а ещё помню пастуха дядю Ваню. Он был немного чудаковатый, но всегда любил подойти и поговорить по душам с юным рыболовом. Через устье реки Сельмы не- редко с мамой и сестрёнкой перебирались в фаладинский лес за черникой. Туда любили ходить многие горожане. А там, за Сельмой, на Костроме был омут с нависшей над ним черёмухой. Однажды ранней весной здесь у отца сорвался огромный лещ, хватив воздуха, он несколько минут неподвижно лежал на поверхности воды, и папа в зимней фуфайке и длинных сапогах плюхнулся за рыбиной в ледяную воду. Помню, как однажды на повороте под балыновской горой, уставшие после долгого перехода и знойной жары, мы купались с отцом прямо под ливнем в грозу, . Эти незабываемые минуты детской радости и душевного единения с природой остались на всю жизнь. А сколько их ещё было потом на других реках и в других местах… Спустя 50 лет я снова на этих берегах. Трудно узнать заросшие метровым бурьяном и кустарником любимые места. Здесь не пасётся больше скот и нет рыбацких тропинок. Современные рыболовы предпочитают плавать на лодках, чем ходить пешком. К ямкам, где водились окуни, трудно подобраться и закинуть удочку. На первый взгляд кажется, что всё по-прежнему: всё так же течёт Кострома и поют соловьи, всё те же излучины и повороты реки, так же пахнут травы и черёмуха, всё так же пищат комары. Только почему- то не видно на запесках плавающих рыбёшек, не гуляют стаи голавлей, лещей и плотвичек. Не слышно всплесков щуки. Поймать на удочку даже маленького окунька стало редкостью. Что происходит с нашей рекой? Почему из неё уходит жизнь? Сегодня нет сплава древесины и разрушения берегов, против которых активно выступал в 70-80-х годах местный краевед Борис Николаевич Басманов, нет стоков химических удобрений с колхозных полей и навозной жижи от ферм и телятников, да и в связи с сокращением численности населения в районе жизнедеятельность стала заметно скромнее. В чём же причины скудности подводного мира? Может быть, всё-таки в химическом составе воды, в которую мы всё чаще после помывки машин, посуды и банно-прачечных процедур невольно сбрасываем стоки? А может быть, причина в пересыхающих ручьях в результате активных вырубок лесов в округе, в обмелении русла, отсутствии глубоких ям, где бы могла зимовать рыба? Может быть, в несоблюдении нерестовых запретов? Или в частых незаконных, но доступных сегодня методах браконьерского лова рыбы сетями, электроудочками, «телевизорами», острогой с лодки под яркий ночной свет современных прожекторов? А может, глобальные климатические изменения так негативно повлияли на фауну подводного мира? Вполне возможно, что имеют место все вышеперечисленные факторы вкупе. Печально! А ещё грустно от того, что уже не вернутся те берега из детства и тот пастух дядя Ваня, который подойдёт и обязательно спросит: «Как дела, как улов и как настроение?» Н.Ожигин. Фото автора.