Фронтовые письма кубанцев: Дорогая моя Мусенька! Много расскажу, когда встретимся, а надежды на встречу я не теряю…
Их передала наша бывшая коллега, а ныне гендиректор краснодарского издательства «Книга» Татьяна Василевская, под авторством которой вышел пятитомник «Письма с фронта». К слову, фронтовые треугольники, не востребованные после его выхода в свет, уже можно увидеть в музее-заповеднике им. Е.Д. Фелицына: они стали частью выставки, приуроченной ко Дню Победы, которая продлится до конца мая.
Путешествие во времени
Передо мной 24 тетрадные и блокнотные странички, пожелтевшие от времени. Некоторые из них сложены в треугольники, рядом с другими лежат конверты с изображением красной звезды вместо марки и рисунками на фронтовую тему, сопровождаемыми четверостишиями. Вот, например, советский танк наезжает гусеницами на вражеский пулемет, от которого врассыпную бегут немцы: «Смелее, смелей в огонь атак, мой доблестный друг и брат! Страна посадила тебя на танк, которому нет преград».
Одни письма написаны крупным размашистым почерком, другие – мелким и убористым. Чернильные строчки прочесть легче – они почти не выцвели за восемь десятков лет, а вот карандашные разбирать сложнее, некоторые – невозможно, лишь отдельные предложения и слова. Но как же увлекает это занятие! Жизнь вокруг как будто замирает, а ты переносишься в далекие 1940-е годы и переживаешь те же события, что и авторы этих писем, или представляешь себя на месте «дорогой Мусеньки» или «женушки любимой», которые с волнением и радостью пробегают глазами по строчкам, написанным любимыми людьми.
Вчитываясь в письма неизвестных мне авторов, ловлю себя на том, что волнуюсь. Вот один фронтовик беспокоится, что давно не получает писем от родных, хотя прошло уже полтора месяца после освобождения Краснодара от немецко-фашистских оккупантов, а другой объясняет супруге, что долго не отвечал на ее письма не потому, что с ним что-то случилось, а потому что не позволяет обстановка – началось наступление. И как же горько читать треугольники, в которых женам или матерям сообщают о гибели их мужа и сына. Никого из них уже давно нет на свете, но сердце сжимается от сочувствия их горю.
Долгожданные весточки из дома
«28-III-43 г.
Дорогие, любимые мама, Катя!
До сих пор я не знаю, что с вами, все сроки ответа уже прошли, и это меня тревожит очень. Вы должны были получить мое письмо, ну, через неделю после (неразборчиво) Краснодара нашими частями. Почему же не отвечаете? Я и в Рождественку написал, спрашивал о вас, но и оттуда тоже не отвечают…
О себе писать не стоит. Пока факт, что я жив, несколько не здоров, но это пройдет в скором времени, а что будет дальше, трудно угадать. Во всяком случае, первое дело – изгнать проклятых гитлеровцев с нашей Родины», – пишет Москаленко А.Ф. сестре Екатерине Федоровне, проживавшей вместе с мамой в Краснодаре на ул. Коммунаров.
В письме от 24 августа 1943 года боец подсчитал, что уже больше года, как его нет дома, «но как свежи еще все впечатления и как хочется еще взглянуть на эти места». Далее он рассказывает, что был в городе, в котором родился Сталин – в Гори, из чего можно сделать вывод, что его часть стояла в Грузии. «Был в домике, в котором он провел первые 4 года жизни. Мысленно отругал архитекторов, строивших мраморный навес над домиком и выстроивших его недоброкачественно и бессодержательно».
Последнее письмо, которое мы нашли среди пожелтевших листочков, датировано 13 февраля 1944 года. В нем боец много рассуждает о музыке и надежде. «По-твоему, Катя, музыка и война несовместимы?.. Ведь музыка – это не только развлечение, это степень ее влияния на разных людей. Однако в ней есть что-то такое, что воздействует на всех положительно. Это давно известно, и в армии оркестры введены давно. Откуда же взялась пословица: Умирать – так с музыкой? »
В завершение письма А.Ф. пишет, что с нетерпением ждет весны и тепла:
«Здесь тоже уже значительно потеплело, но снега еще много и тает он медленно. Но уже весна не за горами. Для меня сейчас очень сомнительно, чтобы мы в этом году увиделись. Да это понятно и так. Вообще же я жив и здоров, добавить что-либо нового нечего.
Ну, пока, целую вас крепко».
Что стало с автором шести писем, оказавшихся в распоряжении Татьяны Василевской, к сожалению, выяснить не удалось. Возможно, кто-то из читателей знал семью А.Ф. Москаленко и сможет пролить свет на судьбу бойца. Пишите на почту: ng@ki-gazeta.ru
«Деток на карточке увижу, все легче будет»
«2 августа 43 г.
Дорогая моя Мусенька!
Дела с корреспонденцией наладились, не волнуйся, был момент, когда меньше писал… не позволяла обстановка. Сейчас тоже трудновато писать – наступаем, и не всегда могут идти письма… Ты себе не представляешь того количества немецких «фердинандов» и «тигров», что немцы потеряли в июле месяце, но они еще не это потеряют. После этих боев немцы на Кубань наступать больше не смогут, так что не беспокойся», – сообщает в письме Марии Елизаровне Андриевской, проживавшей в Кореновском районе, ее супруг Виталий Михайлович Андриевский о Курской битве и ее последствиях для врага. А уже через абзац докладывает, что огурцов в этом году еще не ел – видимо, отвечая на вопрос жены о питании на фронте. И тут же снова меняет тему: «Фотографироваться здесь, дорогая Мусенька, негде. У меня где-то должна быть маленькая фотография, фотографировался в декабре 1942 года, еще в старом звании, но это не важно, – в ближайшие дни вышлю». В ответ просит жену сфотографировать детей и тоже выслать ему снимок: «Деток на карточке увижу, все легче будет».
Письмо сумбурное, видно, что Виталий Михайлович писал его второпях, между боями, за что просит прощение у любимой жены –
у него мало времени, но обещает: «Много расскажу, когда встретимся, а надежды на встречу я не теряю, правда, когда – это вопрос… Здесь, на фронте, мы знаем только цену жизни, а все остальное для фронтовиков никакой ценности не представляет. Переносим все с гордостью за нашу Родину и близких – жен, детей и родственников…
Привет от Кости и других товарищей. Пиши почаще… Обнимаю и крепко-крепко целую».
А вот следующее письмо, не менее замечательное по содержанию.
«15 августа 1943 г.
Женушка любимая!
…Сегодня у нас немного спокойнее, погода хорошая, чувствуется приближение осени. Живу в лесу, где очень много орехов, почти спелые. Вчера долго не мог уснуть, все думал о тебе и детках, а сегодня получил твое письмо. Э-э-х, Маруся, Маруся! И я скучаю за тобой, да еще как! У тебя хоть дочурки на глазах бывают, а я ведь их не вижу, мне тяжелее. Вот сейчас чуть не бросил писать – так тяжело стало на душе.
А подумал я, подытожил, что терял и терял, и считаю, что я все смогу вынести на своих плечах, мои нервы еще столбы: все выдержат, иначе не взять победу над фашизмом. А война, Марусенька, окончится тогда, когда будет безоговорочная капитуляция противника. В данное время враг еще оказывает сопротивление… Враг коварен. Он тяжело ранен, но еще живой…
Мне приходится встречать жителей, которых наши части отбили у немца при отступлении последнего. Так, я видел оборванных людей, грязных замученных русских детей… Видя это, Муся, я представляю себе тебя с детьми, как вы прятались от немчуры во время оккупации Краснодарского края…
…Я тебя чувствую в точной степени, как и ты меня, сильно-сильно. Думаю, даже уверен, что эти чувства у нас с тобой при встрече возведутся в большую степень…
Крепко обнимаю и сильно целую тебя, дочурок и Ваню.
Твой Толя».
А в конце письма, на оставшихся нескольких строчках, боец вывел крупными печатными буквами: «Любимая Люся! Слушай маму! Крепко целую, твой папа».
И как же трудно после таких нежных, полных любви и надежд посланий читать следующее письмо:
«14 марта 44 г.
Здравствуйте, уважаемая Мария Елизаровна.
Простите, что задержался с ответом на Ваше письмо, полученное 6 марта 1944 года. Так складывалась обстановка, что не представлялось возможности, а теперь, к великому моему сожалению, я должен подтвердить факт гибели Вашего любимого мужа, а моего лучшего боевого товарища и друга Виталия Михайловича.
Вы уже знаете, что с ним мы стали друзьями с первого дня нашего участия в войне, а где, как не здесь, проявляются и проверяются наивысшие качества человека.
… Мне так же, как и Вам, не хочется верить, что его не стало, но как это ни прискорбно, дорогая, а этот факт мы должны с Вами признать…
20 декабря в 11 часов дня мы вместе с ним находились в хате… в Киевской области. В этот день с утра шел ожесточенный бой, обстреливался интенсивным огнем… населенный пункт, где мы находились, выполняя служебные обязанности. Одним из осколков снаряда, разорвавшегося в 10-15 метрах, и был убит Виталий Михайлович. Я был с ним совершенно рядом…»
Осколок влетел в окно и ранил бойца в грудь, ранение оказалось смертельным. Похоронили его в деревне Головки Киевской области.
«К Вам у меня только одна просьба, – заканчивает письмо друг Виталия Михайловича, – постоянно имея в своем сердце светлый образ любимого человека, взять себя в руки. Цель жизни Вашей не потеряна – у Вас дети…»
Несбывшаяся любовь
Предположительно 8 марта 1944 г.
«Дорогая моя, любимая подруга Тася!
Ты хорошо знаешь мою тайну, мою истинную первую любовь… я хочу, чтобы ты поняла меня, родная, и исполнила мою просьбу, и ты ее выполнишь тогда, когда я не буду существовать и не буду мучиться больше.
…Находясь в армии, думала, что при встрече с другими забуду его и полюблю другого, не вышло, его силуэт всегда перед моими глазами, а когда как-нибудь увижу во сне, то целую неделю галлюцинирую, все кажется, что он идет…
Тася, как я мучаюсь, как тоска раздирает грудь иногда, я забываюсь только в работе, но на сердце остается какая-то ржавчина… нет желания ни на что реагировать. Работе я отдаю всю себя полностью, я счастлива, Тасенька, что нахожусь в армии и приношу пользу. Я за свои труды получила орден, оценило мои скромные боевые подвиги командование, и я этим счастлива, мне никакая опасность не страшна, что бы я ни делала, куда бы я ни шла, образ Миши всегда со мной.
Ты, Тасенька, передашь ему письмо, ты должна будешь его разыскать и передать, в нем я рассказала всю свою жизнь, что эти 5 лет и 3 месяца я им одним жила и верила, ждала. Ведь я должна была с ним встретиться в сентябре 41 года, какое бы было счастье… Но нагрянула война, и мне не суждено было его увидеть…
Будь счастлива, Тася.
Целую крепко».
Послание для Михаила Малыгина, которое прилагалось к письму подруге, видимо, так и не дошло до него, потому что, к счастью, Фаина Ивановна Царева прожила долгую жизнь. В первые же дни войны ее, 19-летнего дипломированного фельдшера-акушера, направили в 48-й отдельный батальон 147-го стрелкового полка 43-й дважды Краснознаменной Тартуской стрелковой дивизии. Бои за Ленинград были тяжелыми, Фаина Царева за день выносила с поля брани по 40 бойцов, а потом еще шла сдавать кровь, за что получала буханку блокадного хлеба, которую тут же делила с ранеными, умиравшими не только от ран, но и от истощения.
Зимой 42 года Фаина тащила с поля боя раненого командира их танкового батальона, когда вдруг начался артобстрел. Тогда медсестра накрыла раненого своим телом, в результате чего получила тяжелое ранение. За этот подвиг она получила орден Красной Звезды, который в будущем в буквальном смысле спас ей жизнь. После госпиталя она вернулась на фронт уже в звании старшего лейтенанта медицинской службы. И в одном из боев фашистская пуля угодила в тот самый орден!
Девушка закончила войну на Ленинградском фронте в эвакуационном госпитале. В 1946 году ее отправили в запас. Помимо ордена Красной Звезды, награждена медалью «За оборону Ленинграда» и другими.
А возлюбленный Фаины, Михаил, погиб во время войны на полуострове Рыбачьем в Мурманской области…
«Как рассказать, сколько радости доставляют мне Ваши письма…»
Мимо этих писем, об авторе которых ничего не известно кроме того, что его звали Семеном, он был штабным офицером и, видимо, участвовал в боях на Белорусском фронте, я не могла пройти. Чувствуется, что письма писал грамотный человек с замечательным чувством юмора и здоровым цинизмом, обожающий литературу и знающий языки. Пишет он некой Наташеньке, к которой в первом сохранившемся письме обращается на «Вы» и называет дорогим другом, а в последующих никак иначе, как «родная» и «дорогая».
«6 апреля 1942 г. Давлеканово.
Наташенька! Два дня назад получил целую пачку писем, в том числе и Ваши. Так что теперь у меня много работы…
Новостей в моем житье-бытье никаких нет… Конечно, ловим всякое сообщение с фронта из газет, из рассказов приезжающих. Возникает если не уверенность, то, во всяком случае, надежда, что с гитлеровской Германией до зимы будет покончено. Ох, как чешутся руки!
…Очень хотелось бы повидать Вас, Наташенька, поговорить с Вами. Много есть такого, о чем не напишешь, а поговорить хотелось бы. Позволяю себе иногда помечтать…
То, что Вы написали мне о своих отношениях с Вашим первым мужем, напомнило мне мой собственный брак. Вот что мне жена пишет в одном из своих последних писем: «Ты сейчас более со мной, чем в это время год назад. Да и ты так же, вероятно?» Да, я так же. Я очень много об этом думаю. Это выглядит парадоксом, но расстояние нас не разделило, а сблизило. Но я почти уверен: стоит мне вернуться, как все прелести семейной жизни, за которые англичане назвали ее the dog-and-cat life, начнутся сначала. А этого не хотелось бы. И расходиться жаль: мы дружны, очень друг друга ценим и очень привязаны к нашему малышу. Мне будет очень тяжело его оставить.
Целую Ваши руки.
Семен.
Наташенька! Как рассказать, сколько радости доставляют мне Ваши письма, как это хорошо с Вашей стороны, что Вы существуете? Простите меня, сентиментального дурака, за этот неожиданный поток слов…»
«14 августа 1944 г.
Родная моя! Вчера получил наконец от тебя совсем свежее письмо – от 5 августа и одновременно с ним письмо от 22 июня…
Прости меня, дорогая, я действительно забыл о твоем дне рождения, но это были очень суматошные дни – самые жаркие бои, все время с места на место. Вот и вылетело из головы…
Хотя и с запозданием, но хочется все же пожелать тебе на тридцать второй год жизни: пусть он не обманет твоих надежд…
Наташенька, я спрашивал твоей санкции написать Наде о том, что произошло. Письмо написано и лежит у меня уже месяца два. Я не хочу писать об этом без твоего согласия и не хочу, чтобы Н. оставалась в неведении. Я так же, как и ты, полагаю, что если семья не ладится, то нужно расходиться независимо от того, есть ли что-нибудь впереди. И мне страшно думать, что я буду тянуть ту самую лямку, которую тянул раньше. И наши с тобой отношения здесь совершенно ни при чем. Правда, если бы тебя не было, я попытался бы еще что-нибудь склеить, хотя знаю совершенно точно, что из этой затеи ничего не получилось бы. Вот поэтому мне и не хочется играть в прятки. Что тянуть? Она человек неглупый и помнит отлично, что у нас было. Одним словом, жду твоей санкции.
Лето идет к концу – еще одно лето войны, уже четвертое. Я никак не собираюсь воевать еще одну зиму. Осень – так и быть, согласен мокнуть в болотах и мерзнуть в блиндажах, а зимой мы будем топтать горки в Ботаническом на лыжах, ходить на концерты, танцевать… Если будут книги, хороший приемник и мы вдвоем, – это очень много.
Кажется, все. Не молчи подолгу, мне ведь тоже не очень весело и тоже очень нужны твои письма. Целую».
Татьяна Василевская, автор серии книг «Письма с фронта»:
– Очень интересно читать, как от года к году меняется тональность писем. В 1941-м бойцы были уверены, что вернутся домой, что война ненадолго. В 44-45-м их письма полны нежности к родным, они просят их не горевать, если с фронта придет похоронка: жизнь-то продолжается, главное – мир и свобода. Невозможно читать без слез любовные письма женам, стихи и сказки, которые солдаты и офицеры сочиняли для своих детей в окопах и землянках, между долгими переходами. Некоторые благословляли жен на новый брак, просили не ходить вдовыми, если их не станет.
В одном из писем рассказывается, что уже в апреле 45-го, когда наши войска стояли под Берлином, бойцы потратили три выходных дня на то, чтобы засеять немецкие поля пшеницей: «Немецкие женщины и дети не виноваты в войне, что ж им теперь – голодать?»
И этим отношением красноармейцы сильно отличались от захватчиков, которые в своих письмах отзывались о русских крайне неприглядно, были уверены в том, что победа будет за ними. Но чем ближе был 45-й, тем неувереннее и отчаяннее становились их послания домой, пока в конце концов они не признали, что бог и правда не на их стороне.