.....
Он говорит:
«Покорми меня, я голодный».
Я вытаскиваю из холодильника все продукты. Ставлю чайник.
"Зачем столько", — говорит он с легким раздражением. — Я не смогу есть твердое». Убираю обратно, оставляю только белый хлеб, масло и красную икру. Делаю несколько бутербродов. Он ест боковыми зубами. "Плохие протезы. Старые." Смотрит, как я готовлю чай, говорит:
«Даже самый ленивый узбек делает кайтар три раза. Красивый чай. Налей мне в прозрачный стакан».
Moй дядя по маме. Он живет с дочкой и внучкой. Жена недавно умерла.
— Почему вы такой голодный? — спрашиваю я. – Вас некому покормить?
Он виновато улыбается.
— Мама передала вам из Нью–Йорка ботинки. Давайте померяем сейчас.
Он разглядывает большие, 45–го размера ботинки, вместо шнурков липучки и говорит:
— Лендлиз. Научи меня как ими пользоваться.
Я опускаюсь на колени и помогаю надеть. Он тянет меня за рукав и когда я встаю, обнимает.
— Скажи своей маме, что у нее хорошие дети.
Я замечаю что на правой руке у него нет большого пальца.
— Что случилось?
— Сильный абсцесс.
— Нельзя было вылечить?
— В мои годы легче удалить, чем вылечить.
Он знает о чем говорит. Полковой врач. Начальник военного госпиталя. Полковник в отставке.
— Я свой партбилет не выбросил.
— Думаете пригодится?
— Там фотография, когда я еще совсем молодой.
В один год вступил в партию и женился. Шикса. Родители плакали.
Слушатель военно–медицинской академии. Сталинский стипендиант. Стипендия — тысяча рублей. Огромные деньги по тем временам. Когда привез жену в первый раз из Питера в Будо–Кошелев, увидели, простили. Такая красивая русская! Сказал по секрету: дворянка, но никто не знает.
В июле 41–го провожала его на фронт, украдкой поглядывала на ручные часики – подарок. Опаздывала на спектакль. В сорок втором умирала в Ленинграде от голода. Через влиятельных людей на самолете вывез жену в Киров, иначе бы ее съели. Отправил к родителям в Пензу. Голод ее сильно поломал, красота уже не вернулась никогда.
— У тебя выпить что–нибудь есть? – спрашивает он.
— Коньяк.
— Настоящий, ты из Америки привез? У нас здесь больше нет настоящего коньяка. Налей мне в чай. Хотя нет, давай просто выпьем.
Я разделываю большой апельсин. «А это что?» — указывает на киви. — «Хочу попробовать»
Мы выпиваем по пятьдесят граммов.
Что это за коньяк? Странный вкус. Женский? Ты что, влюблен. Я по тебе вижу. Сколько ей лет? Красивая? Она тебя любит? Я тебе что–то расскажу. К концу войны я был начальником госпиталя. Это большая власть. Тысяча человек зависят от тебя. Все ищут дружбы. Я всегда был сыт, ходил в чистом. Мне двадцать пять лет, медсестры отвечают взаимностью. Одну женщину–врача полюбил так сильно. Полевой госпиталь все время бомбят. Мы бомбили немецкие госпиталя, они наши. Ее убили. Он молчит, разглядывает культю пальца. Говорит:
— Она была хорошим хирургом.
— Еще выпьете? – спрашиваю я.
— Нет, хватит. Ты знаешь сколько мне лет? Я на десять лет старше твоей мамы.
— Хотите поговорить с ней по телефону?
— А это можно. Наверное очень дорого. Знаю, ты разбогател. Сейчас такое время, молодежь богатеет, а старики нищают. Диалектически — это правильно.
Я набираю длинный номер, передаю ему трубку. «Алле. Это я» Она его сразу же узнала. Журчит телефонная трубка, он слушает, улыбается, говорит, смеется, плачет. Я даю ему бумажную салфетку. Он не узнает, смотрит на меня с недоумением, потом кричит в телефонную трубку:
«Слушай, Леля, что я хочу сказать! У тебя очень хорошие дети!»
Через несколько лет внучка увезет его в Израиль, он умрет в одиночестве в доме престарелых.
Написал Фельдмаршал rabina1950 на microproza.d3.ru / комментировать