«Мы сами готовим себя к чуду»

Ксения Коган пришла в Национальный театр Карелии в 2015 году. Скорее всего, она – характерная актриса. Может похулиганить на сцене, если позволяет роль. Чаще других актрис она на площадке играет на инструменте и поет на площадке. Любой спектакль выигрывает от этого. В «Сказках Черного леса», например, собран целый оркестр из актеров, в спектакле «Пер Гюнт. Новеллы» Ксения Коган играет мать героя и аккомпанирует происходящему на сцене. В постановке «Я сильно изменилась? Чайка» актриса поет песни и играет на фортепиано. В «Сказе о попе и его работнике Балде» все играют на импровизированных инструментах. К некоторым спектаклям Ксения написала или аранжировала музыку.
У актрисы есть также несколько самостоятельных проектов – сольных и ансамблевых. Недавно на камерной сцене Театра «Творческая мастерская» прошел ее моноспектакль «Концерт для фортепиано с актрисой» (18+) по пьесе Николая Коляды. 18 декабря Ксения Коган представит спектакль «ВЫХОД ТАМ: artist/Frida/etc» (18+) как режиссер. В роли Фриды выступит актриса Национального театра Анастасия Айтман.
Мы разговариваем с Ксенией Коган в студии «Сампо ТВ 360°» о судьбе, о методах терапии, планировании больших и малых целей и о локальных мечтах.

— Почему вас все зовут Ксюшей? Это как-то несерьезно

— Может, я кажусь чем-то несерьезным и небольшим? Мне не нравится имя Ксения. Мне кажется, что Ксения – это как-то холодно, строго, а Ксюша – это что-то тепленькое. Я привыкла, что меня зовут Ксюшей. Я даже немного дергаюсь, когда звучит имя Ксения.

— Ксюша Коган или Ксюша Ширякина? Есть разночтения.

— Я принципиально не меняла в театре фамилию, когда вышла замуж, и была по-прежнему Ширякиной. И под фото в фойе Национального театра подписано: Ширякина. Позже началось разделение: Коган – певица, Ширякина – актриса. Даже хештег такой у меня был. А сейчас я везде Коган. Ксения Коган – звучит красиво.

Ксения Коган: «Ксения Коган – звучит красиво». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Почему вы вместо музыкальной карьеры выбрали театральную? Как это произошло?

— Я в четыре года пришла заниматься музыкой и, собственно, оттуда больше не ушла. А в музыкальном училище мне периодически стало приходить в голову, что я не такой талантливый музыкант, как хотелось бы. Мне казалось, что мне нужно в другое место. Я училась на дирижерском отделении. Дирижер – это как в театре режиссер. Ты ничего сам не делаешь на сцене, а мне хотелось быть главным действующим лицом.
История с музыкальным училищем болезненная. Я сделала глупость: я зачем-то им рассказала, что не собираюсь дальше учиться по музыке. И отхватила такого… Много я слышала про актрису погорелого театра и то, что ничего не получится.

Потом я поехала поступать в Петербург, в Театральную академию. И не поступила. Там тоже была история. На экзаменах ко мне подошел завкафедрой эстрады и пригласил меня на курс. А я такая: нет, я хочу быть драматической актрисой! Зачем я это сказала? Моя мама чуть не поседела. Не знаю, но надо было сказать.

Ксения Коган: « Фото: «А я такая: нет, я хочу быть драматической актрисой! Зачем я это сказала?» «Республика»/Михаил Никитин

— Поступали во второй раз?

— Год я прожила в Питере — готовилась. Но на следующий год история повторилась, но у меня был запасной вариант. Режиссер Андрей Дежонов набирал курс при Национальном театре. И я ездила между турами в Петрозаводск. Смешная история: мне все сказали: «Только не говори, что ты поступаешь в СПбГАТИ!» И вот нас всех усадили около себя и сказали: «Честно признайтесь, кто поступает?» Никто не поднял руку. Только я. Зачем, не знаю. На следующий день я иду по Моховой. Кого я там встречаю? Глеба (Германова, актера Национального театра РК – прим. авт.), конечно. Я думала, что убью его сразу на этой Моховой! В итоге получилось так, что я прошла в Театральную академию только на заочку. И на эстраду. И в последний вечер я сидела на кухне и рисовала себе таблицу с плюсами и минусами. И плюсов Петрозаводска оказалось больше.

— Почему не остались в Питере?

— Видимо, что-то меня тянуло. За год в Петербурге я не плакала из всех 365 дней дня три. Все остальное время я учила программу и рыдала. Я очень хотела домой. Я люблю, видимо, это место. Все какое-то тут мое. Говорю и хочется плакать.

Ксения Коган: «Все какое-то тут мое». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— В финале «Сказок Черного леса» у вашего Стеклянного человека есть пронзительный монолог про камень. Что помогает не разрыдаться в этом месте?

— Персонаж очень помогает. Если ты внутри, то это срабатывает. Стеклянный человек – наблюдатель. Он не может разрыдаться, пока находится в круге света. Вероятно, он тоже разрыдался, когда все случилось. Последний монолог моего героя — жизненная история. Мы все тащим этот камень, и у всех нас этот камень порой скатывается вниз. На последних спектаклях с Петей Касатьевым (он играл Петера Мунка, главного героя, — прим. авт.) трудно было сдерживаться в финале. Это очень важный для меня спектакль.

— С отъездом Петра Касатьева его сняли из репертуара?

— Честно говоря, я с ним попрощалась. Насколько я поняла, Петя ради этого спектакля приезжать не будет, а с другим актером будет уже другой спектакль.

Ксения Коган: «Мы все тащим этот камень, и у всех нас этот камень порой скатывается вниз». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Совпадают ли у вас и зрителей ощущения от спектаклей?

— Опасно ориентироваться на зрителя. Публика может быть очень довольна и слабым спектаклем. При всем моем уважении к зрителю, я стараюсь не полагаться на него. Ему может нравится, но я все равно буду основываться на том, что видела в процессе. Я знаю, как это сделано. Для меня это будет важнее. Хотя бывает, что мы ошибаемся. Вроде, ужасный процесс, и ты не знаешь, как вообще выходить, чтобы не провалиться в трюм? А потом почему-то все складывалось. Но это бывает редко, чтобы я была очень недовольна процессом, а потом вдруг довольна результатом.

— Бывает, что вы присваиваете себе черты персонажа?

— Я, скорее, до спектакля могу быть не в своем ощущении. Мне, например, могут позвонить в день спектакля, особенно в день «Фокстрота» (спектакля «В сапоге у бабки играл фокстрот», — прим. авт.), а я «в неадеквате». И это не я разговариваю, это Моника разговаривает. Ее все бесят, кто ей звонит. Мой организм всегда готовится к спектаклю заранее, особенно, если это большая история. Для меня «Фокстрот» — большая история, очень затратная. Хотя многие говорят: «Ну, что такого. Вы ж там просто сидите».
Мне кажется, что я больше сама отдаю что-то этим людям, своим персонажам.

Ксения Коган: «До спектакля я могу быть не в своем ощущении». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Насовсем?

— Мне кажется, что иногда насовсем. В «Чайке», например. Мне вообще нравится теория небольшой терапии, связанной со спектаклем. Мне нужно было избавиться от очень неприятной вещи, и я это сделала на спектакле «Я сильно изменилась? Чайка». Наверное, поэтому я так люблю этот спектакль — он меня подлечил. Таких спектаклей много, которые какую-то часть моих проблем забрали. Но «Чайка» – самый сильный.

— В редком спектакле вы не играете на инструменте и не поете. Почему так происходит?

— Режиссеры радуются, что в театре есть играющий-поющий человек. И они не могут это не использовать. Живая музыка! Живой человек будет петь! Но я, если честно, от этого немножко устала. Как будто бы я не могу без этого? Я могу! Я была благодарна режиссеру в «Укрощении строптивой». Там использовался минимум моих музыкальных способностей. Три ноты нужно было ткнуть на этом фортепиано и никаких песен!

В «Сказках Черного леса» было понятно, что придется и петь, и играть. После этого спектакля мне перестало нравиться, чтобы я была занята и как актриса, и как человек, который занимается музыкой. А вы знаете историю, что я не должна была играть Стеклянного человека? Я должна была играть соседку, которую играет Люся (Людмила Исакова, артистка Национального театра РК – прим. авт.). План был такой: у меня небольшая роль, и все остальное время я посвящаю музыкальным делам. Но так случилось, что Никита Анисимов попал в больницу, ночью мне позвонили режиссер и помреж и сказали: «Мы все переделали». У меня голова немножко разорвалась тогда. Мало того, что ты должен собой заниматься на сцене, но тебе еще нужно контролировать тех, кто на чем-то играет или поет.

Ксения Коган: «Режиссеры радуются, что в театре есть играющий-поющий человек». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Первый ваш спектакль в театре – «Валентинов день»?

— На четвертом курсе был «Волшебный посох». А когда я пришла в театр, были «Шалости жизни». Вы видели этот спектакль?

— Нет.

— Ну и хорошо. Нельзя так говорить, нельзя. Параллельно мы репетировали «Валентинов день». И я думала, что все нормально – просто баланс в природе такой. В спектакле «Валентинов день» я играла молодую Катю. Однажды у нас с режиссером случился очень серьезный разговор про эту роль. И он сказал, что настоящая любовь – это дети. И в меня это так попало, что мы с мужем договорились (прямо договорились!), что у нас будет ребенок. Я считаю, что Кира появилась на свет благодаря этому спектаклю.

«Я считаю, что Кира родилась благодаря этому спектаклю». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Почему ваш авторский музыкальный проект называется «Сиплая»?

— Потому что у меня голос такой. Когда я училась в музыкальном училище, я сделала глупость и рассказала, что буду актрисой. Я там много услышала и про свой голос тоже. И что петь я вряд ли буду. На самом деле я до сих пор с этим разбираюсь. И мой голос очень зависит от моих мозгов. Есть люди, при которых я вообще не могу петь, просто не могу. Мой голос не здоров, я этого не скрываю. У меня были узлы на связках – это очень серьезная история. Слава богу, сейчас их нет, но этот треск, шелест, остался. Но теперь я не думаю, что это болезнь или что-то плохое. Теперь я думаю, что это – я. Сейчас опять плакать буду.

— Кто эти люди, при которых вы не можете петь?

— Люди, которые говорили, что я не смогу петь.

— И до сих пор вы от них зависите?

— Я сейчас стараюсь о них не думать.

Ксения Коган: «Теперь я думаю, что мой голос – это я». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Надо поставить спектакль и проработать эту тему!

— И я вам сейчас открою тайну: такой спектакль будет! И ставит его Касатьев! Это будет спектакль о французской певице Zaz. У нее тоже очень специфический голос, и у нее тоже есть болезненная история — про голос и про жизнь.

— Есть такая пьеса?

— Теперь есть! Мы собрали очень много интервью, на основе которых сложилась история. Изабель об этом знает, я написала ей письмо.

— И что она ответила?

— Вы знаете, ей понравилось, что мы сделали, но одну сцену она попросила переписать. Она не просила вымарать, но попросила сделать не так жестко. Это очень личная для нее история.

— И когда будет премьера?

— В конце декабря мы сделаем пробный закрытый показ, а потом будем доделывать до конца.

Ксения Коган: «Все считают, что Ксюша априори все делает хорошо». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Вы поете в московском мюзикле «Леди Гамильтон». Какие у вас там каблуки!

— Там есть техническая проблема – очень высокий партнер, почти два метра ростом. Мой рост –154 см., и я без каблуков выгляжу просто как его дочка.
Я очень рада, что попала в этот проект. Здесь я в таком общество, где все в музыкальном отношении намного круче, чем я. Для меня это очень полезно и совсем не болезненно. Просто в Национальном театре меня в музыкальном плане никто не контролирует – все считают, что Ксюша априори все делает хорошо. А самой себя трудно оценивать со стороны.

— Вы любите контролировать все процессы?

— Я же вообще человек-план. Мой муж говорил, что я – робот, потому что я записываю всё, даже необходимость почистить зубы.

Ксения Коган: «У меня все записано». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Можно забыть почистить зубы?

— Да, я могу забыть, потому что у меня может быть много дел, и я могу это пропустить. У меня реально записано так: подъем, завтрак, Кира — завтрак, Кира — зубы, Кира — садик. Потом начинаются мои дела: умыться, рояль, текст, попеть, поиграть. У меня все записано.

— А план глобальный есть?

— Внутри ежедневного плана есть пункты, которые ведут к плану глобальному. Он не написан на бумаге, но он есть в телефоне, поэтому я никому не даю свой телефон.

— На какой срок этот план?

— Там несколько глобальных целей, которые ведут к еще более глобальным. Самая глобальная – с открытой датой. Маленькие цели потихонечку достигаются, потому что есть система.

Ксения Коган: «Глобальный план записан в телефоне, поэтому я никому не даю его в руки».
Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Вам трудно или легко писать песни?

— Если я что-то пишу, то обычно это происходит очень быстро. Пришло в голову – я бегу к инструменту и записываю. Я пока не могу проанализировать, как это происходит. Одно я знаю точно: нельзя пропускать момент, когда ты ложишься спать. Есть момент, когда ты почти уснул, но еще не спишь и мозг еще работает. Иногда в этот момент в голову приходят очень интересные вещи. У меня много раз такое было. Нужно заставить себя проснуться, встать и записать.

— Музыка не снится вам?

— Мне практически не снятся сны. Я вижу во сне черный экран, и мне хорошо. Я вообще очень хорошо сплю. Это моя особенность. Надо мной на курсе все время смеялись, потому что я могу заснуть в любом положении. Если был перерыв 20 минут, я уходила в комнату и засыпала на 20 минут.

Ксения Коган: «Я вижу во сне черный экран, и мне хорошо». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Вы в чудеса верите?

— Мне бы хотелось думать, что мы сами готовим себя к чуду. Может, я себя так настроила, убедила в том, что многое могу сама? Но я все равно верю в чудо. Если не верить, то совсем уже как-то грустно. И я очень люблю помечтать.

— Есть у вас мечта?

— Я очень хочу попасть в Диснейленд. Я очень люблю аттракционы и я – фанат мультфильмов. У меня, кстати, есть замечательная история про аттракционы. Мы поехали в Петербург на фестиваль «Арлекин» с «Попом» (спектаклем «Сказка о попе и работнике его Балде», — прим. авт.). У нас было время, и мы все пошли в парк аттракционов «Диво-остров». Я все это очень люблю, но меня никуда не пустили, потому что я была беременна, а беременным нельзя испытывать стресс. В итоге единственным местом, куда меня пустили, оказалось Колесо обозрения. И мы едем на Колесе всей этой компанией, все такие счастливые, рассказывают, как они на горках катались. А я стою и плачу от обиды.

Ксения Коган: «Мне нравятся новогодние сказки, я люблю дурить». Фото: «Республика»/Михаил Никитин

— Скоро Новый год. Для артистов – это тяжелое время «ёлок». Как вы к нему относитесь?

— Мне нравятся новогодние сказки, я люблю дурить. Это выход моих хулиганских тем. Я дала себе слово, что больше не буду в Новый год «снегурить». Сыграла в театре — и свободна.

— Снегурочкой быть не интересно?

— Уже нет. У меня был этот опыт, когда мне были нужны деньги. Сейчас не так, возможно, нужны. Мне себя жалко. Мне есть, на что потратить это время. Очень много хороших Снегурочек, зачем еще одна?

— Какие-то истории происходили во время походов к детям в образе Снегурочки?

— Был один год, когда я работала со своим мужем, который не артист вообще. Это было забавно. Он был очень молчаливым Дедом Морозом, а я говорила безостановочно. Еще был случай, когда меня узнал ребенок. И вот тут я подумала, что, может, больше не надо этим заниматься.