«Я был владыкой неоткрытых стран…»
Наконец-то издана книга стихов Николая Бруни, входившего в «Первый цех поэтов». Известное литературное объединение, как мы знаем, было организовано в 1911 году Николаем Гумилевым и Сергеем Городецким. Позже «Первый цех поэтов» трансформировался в акмеизм – знаменитое течение поэзии Серебряного века. В «цех» входили Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Михаил Зенкевич, Владимир Нарбут... Мало кому известно, что Николай Бруни (1891-1938 гг.) – один из его основателей. Литературные встречи часто проходили в здании Академии художеств в известной «квартире №5», где проживали братья Николай и Лев Бруни. Константин Бальмонт дорожил дружбой с Николаем Бруни. Известны отзывы Осипа Мандельштама и Анны Ахматовой о стихах начинающего поэта. Исследователи творчества Бруни отмечают его публикации во влиятельных тогда литературных журналах «Гиперборей», «Аполлон», «Новый журнал для всех» и др.
Но первый сборник стихов Николая Бруни стараниями просветителей из Малоярославца вышел лишь в прошлом году. Название самое простое: «Стихи». Тираж – всего 200 экземпляров. Сборник отпечатан в типографии «Наша полиграфия» (Калуга). Составитель – Ольга Голованова. Издание осуществлено культурно-просветительским центром «Единство». Малоярославецкие краеведы Галина Гришина и Зоя Старыгина много лет посвятили изучению творческого наследия рода Бруни.
Именно в этот город в годы сталинских репрессий за 101 километр выселяли семьи «врагов народа». После ареста Николая Бруни выслали из Москвы и его семью: супругу Анну Александровну с шестью детьми. Сегодня в Малоярославце в музее культурно-просветительского центра «Единство» создана постоянно действующая экспозиция, посвященная роду Бруни.
В 1935 году Николай Александрович был осужден по доносу на пять лет общего режима и стал заключенным Ухтпечлага (58 статья). Из лагеря он не вернулся. В 1938 году за так называемую «контрреволюционную агитацию» его расстреляли. Реабилитирован поэт посмертно в 1956 году. Судьба супруги оказалась не менее трагичной. Но поэт ушел раньше музы…
Стихи Николая Бруни, которые посвящены супруге, не предназначались для печати. Это личные послания, точнее, любовные письма в стихотворной форме. Но время делает свое дело. Сейчас интимная лирика поэта воспринимается как поклонение Данте Беатриче.
Жене
Дорогая, прости мне, прости!
Я срываюсь в нечаянной злобе.
Кто не станет браниться в пути,
Коль не вспятишь из ямы оглобель?
Не кляну я злую судьбу,
Лишь сгораю в лихой лихорадке.
Оттого залегают на лбу,
Как железом прожженные складки.
Эта жизнь мне пришлась не с руки:
Штурмовал я картонные замки.
Проиграл я себя в поддавки,
Торопясь в никчемушние дамки.
Близок час: застучат молотком.
Загрохочет под сводами эхо,
И придавят меня потолком –
Скорлупой гробового ореха.
О подруга моей души!
В этот час мы покончим с игрою...
На могиле моей напиши:
«Другу сердца, но не герою!»
Химки, 1928
Писатель Игорь Губерман в романе «Штрихи к портрету» попытался исследовать судьбу Бруни. Сегодня в Интернете много различных материалов, посвященных трагической судьбе этого многосторонне одаренного человека. Но здесь хочется больше сказать о Николае Бруни как о поэте. Необходимо подчеркнуть, его поэтическое сознание не ограничивалось лишь стихотворной формой. Он владел прозаическим пером, самостоятельно освоил резец скульптора, увлекался графикой, виртуозно владел фортепиано. Также он и музыкант, и авиаконструктор, и летчик, и даже священник…
Интересна судьба рукописи стихов Николая Бруни. К 100-летнему юбилею Александра Сергеевича Пушкина начальство Ухтпечлага решило в городе поставить памятник великому поэту. Николай Бруни не имел специального образования скульптора, но именно ему поручили решить эту непростую задачу. По всей видимости, лагерные начальники знали: за что бы ни взялся Бруни, он сделает все талантливо и безупречно. Николай Александрович из примитивных подручных средств изваял памятник. Кстати, к 200-летию Пушкина энтузиасты Ухты отреставрировали этот самый памятник. Теперь творение Бруни отлито в бронзе. В награду за работу лагерное руководство позволило ему свидание с женой. Анна Александровна приезжала на несколько дней к мужу в Ухтпечлаг и привезла оттуда рукопись его стихов и карандашный автопортрет, который сегодня хранится в Тамбове в семейном архиве внучки поэта Наталии Желтовой-Бруни.
Свидание
Идем по берегу Ухты.
В безмолвье северной пустыни
Шуршат зардевшие листы,
И первый серебрится иней.
Так время серебрит виски…
Ты улыбаешься, вздыхая…
Что значит эта тишь глухая
На берегу чужой реки?
Не властны мы замедлить шаг
Ни дней последних, ни столетий.
И ты вернешься в наш очаг,
Где ждут покинутые дети.
Лелеять в сердце образ твой
Я буду вновь один в изгнаньи.
И вновь молиться о свиданьи,
Единоборствуя с тоской.
Побудь со мною! Нам пространство
Отведено, чтобы дышать
Вдвоем и молча созерцать
Широкой осени убранство.
Часы проходят, как века.
Тайга сияет, полыхая,
И эта чуждая река
Течет – холодная, глухая...
Не властны мы замедлить шаг
Ни дней последних, ни столетий.
Но если мы уроним стяг –
Его поднимут наши дети.
1937
Изданный поэтический сборник Николая Бруни – это, по сути, духовный дневник, который он вел с 1913 по 1937 годы. Стихи расположены в хронологическом порядке. Поэтому легко просматриваются не только важные события жизни поэта, но и становление его личности. Вне всякого сомнения, для Николая Бруни поэзия не увлечение или занятие, а способ существования, миропознания. Он не писал стихов от случая к случаю. Каждая его строка, как говорят, выстрадана, пережита, стала духовным фактом его биографии.
Николай Бруни принадлежит к тем поэтам, которые в своем творчестве ставят правду жизни выше художественной, возвышая важнейшие события своей биографии до поэтических высот. Это как летать на самолете. Думаешь, эта тяжелая, как сама жизнь, крылатая машина не должна взлететь, но по каким-то трудно объяснимым законам она отрывается от земли. Когда читаешь стихи Бруни, переполненные, «перегруженные» горем, страданием, безысходностью, кажется, что весь этот груз может только придавить, точнее, раздавить, но Бруни, как-то умудрялся поднять в небо свою поэзию.
Поэтому Николай Бруни прежде всего поэт духа, а не формы. Его стихи не изобилуют яркими оригинальными метафорами, необычными сравнениями, эпитетами и другими «поэтическими виньетками». Это противоречит его эстетике. Его поэтическое мировоззрение, на мой взгляд, тяготело к пушкинской ясности, стройности, обобщенности, музыкальности стихотворной строки.
Обратите внимание на сильнейшие эмоции поэзии Николая Бруни. Отчасти это объясняется его темпераментом. Предки стихотворца – итальянцы. Но все же для романтического сознания присуща формула «Я чувствую, значит, существую». Именно чувство доминирует в творчестве композиторов, художников и поэтов-романтиков. Преобладающая нота поэзии Николая Бруни – «Буря и натиск». «Эпоха гениев» в России, к сожалению, была мгновенной вспышкой. Тема рыцарства в поэзии Николая Бруни уже отчетливо звучит в 1913 году.
Смерть сестры
Скончалась утром. Рыцари кругом.
На верность медленно склонили шпаги...
Тогда я был веселым королем
И вырезал короны из бумаги.
А в детской по обоям голубым
Скакали клоуны на свиньях и верблюды.
Но дом затих молчанием глухим,
Лишь изредка я слышал стук посуды.
Ее на пасхе будут хоронить –
Мне няня, как волшебница, сказала.
Но больше не хотела говорить,
И тишина по воздуху шагала.
Пускай заложат «Зорьку» и «Орла»,
Привесят бубен, колокольчик звонкий.
Ах! Если б в Петербурге умерла,
Наверно, повезли б ее на конке.
Но няня вдруг заплакала навзрыд,
Об ручку кресла билась головою!
И я увидел – смерть на нас бежит
С огромной, настоящею косою.
И были мы у страшного костра!
И комната, и няня – все пылало...
И надо мной крылатая сестра
Воздушными одеждами сияла!
Петербург, 1913
По духу он близок, с одной стороны, акмеисту Николаю Гумилеву, с другой, – его литературному антагонисту – символисту Александру Блоку. Но этих совершенно разных поэтов роднит именно рыцарство. Не в смысле борьбы с «ветряными мельницами», но как ежечасное служение Богу и музе, кресту и розе. Возможно, сегодня эта фраза звучит как-то неестественно и высокопарно. Но Серебряный век русской культуры создавал особый тип личности романтического сознания.
Хотя существует устойчивое мнение, что многие поэты, художники, композиторы Серебряного века – декаденты. Подразумевая под этим словом некий упадок, отстраненность от жизни. Но это штамп. Николай Бруни, как и многие другие представители удивительного творческого века, верил, что рожден для чего-то высокого, у него есть свое предназначение, которое он должен осуществить...
Рыцарь осени
Когда вы дрогнете, сгорающие клены,
И тонким золотом застонете; когда
Крутыми крыльями разбужены затоны,
Стальными всплесками встревожена вода,
Когда напевами широкой непогоды,
Тревогами войны, блистаньем строгих лат
Далекие встают немеркнущие годы
Во всеоружьи снов, соборов и сонат!
Тогда с души спадет тяжелая завеса!
Легко шумят шаги по золоту ковров!
Тогда над шелестом яснеющего леса
Высоко прошумит навеки ясный зов.
И золото несут встревоженные цехи,
И на поля летит встревоженная речь.
Как крылья, на плечах тяжелые доспехи,
И славою креста блистает ясный меч!
1923
Николай Бруни в стихотворной форме вел непрерывную беседу с близкими ему поэтами и философами. В сборнике представлены посвящения Александру Блоку, Анне Ахматовой, Константину Бальмонту, Иннокентию Анненскому, Владиславу Ходасевичу, Павлу Флоренскому…
Памяти Николая Гумилева
Здесь возможно ли нам ошибиться,
Не туда по ошибке свернуть?
Электрическая колесница –
Ей железом начертан путь.
Только вдруг озверевшее время
Выйдет из берегов,
Как Нева из гранита, и выбросит бремя
Вспененной памяти, трепет снов,
И заботы, и дневники! И закружит,
Затопит! Верите ль – этот закат
(Смерть, вы хотите сказать)– кровавая лужа,
Реки вина и проклятый ад!
Но это – клянусь – это правда: величье
Друга жизни дороже! Святая честь –
Золота, звезд и чего бы еще – без различья.
Царств, океанов! Всего не исчесть!
Так и стоял он, как из гранита.
Время, крутясь, пенило кровь и вино.
Это всесветная тень! Тень паразита
В пресловутое лезло окно.
С головою, залитой огнем пожарищ,
(Муза, не плачь!),
Клянусь, он сказал: «Нет, гражданин палач,
Я вам не товарищ,
Я – рыцарь Девы. Воин небесных стран,
Я...»
1925
Удивительно, как схожи трагические судьбы поэтов-рыцарей. Николай Бруни, как Николай Гумилев, в самом начале Первой мировой войны ушел добровольцем на фронт. Бруни сначала работал в санитарном отряде, но уже в 1916 году он окончил Севастопольскую военно-авиационную школу и стал одним из первых русских военных летчиков, сражался на передовой.
Крылатым братьям
(Подражание Омару Хайяму)
О, бедный разум – полымя забот!
Ведь неизбежна казнь, и час придёт.
О, время, время! Медленный палач!
Земля, земля! – веселый эшафот!
О, сколько лет на этом берегу
Я вслушивался в отдаленный гул.
Влюблен, безумен или пьян,
Я ликовал, как Бог, в лазоревом кругу!
Был надо мной вспененный океан,
Как лев ревел, дрожа, аэроплан!
Но я смирял крылатого коня,
Я был владыкой неоткрытых стран.
Сильней крыла казалась мне рука,
Я попирал крылами облака,
И времени, казалось, больше нет...
Но падал я, как камень свысока!
О, вечный берег – каменное дно,
Куда бросает человек зерно.
Как змей взлетел и взвился я – зачем?
Отсюда нам отчалить не дано.
И все ж, пока я жив, друзья, друзья,
Мне тесен свод домашнего жилья.
Меня волнуют крылья в высоте,
И снятся, снятся дальние края!
Нам мил издалека родимый дом,
Жену, детей мы счастием зовем...
Но лишь завижу в синеве орла,
Я раем назову аэродром!
Друзья! Когда настанет смертный час,
Остыну я! Но мой шальной Пегас
Найдет себе другого седока,
И ввысь взовьется кто-нибудь из вас!
Пускай тогда в заоблачной стране
С любовию он вспомнит обо мне.
И буду я беречь его полет,
Как верный брат, в незримой вышине.
Клин, 1926
29 сентября 1917 года на 138-м боевом вылете самолет был подбит, а Николай Бруни – смертельно ранен... Придя в сознание, он дал обет: если выживет, примет сан священника. Став им, исповедовал принципы бессребреников, отказывался брать с прихожан деньги за требы. Служение кресту должно быть чистым. Но обновленческая церковь не разделяла эти взгляды. Бруни лишился прихода и, в 1926 году простившись с паствой, «ушел за штат».
Знание четырех иностранных языков позволило ему устроиться в Московский авиационный институт техническим переводчиком. Вскоре он, используя личный опыт летчика, с интересом занялся конструированием самолетов. Одно из его изобретений до сегодняшнего дня актуально.
А поэтом он был до конца жизни. Последние стихотворения им написаны в лагере, когда, казалось, уже не должно было остаться сил для творческого переосмысления жизни. Но высота духа Бруни удивительна.
Декабристы
Звенит серебряный мороз,
Бегут ленивые олени.
Суровый тянется обоз
И длинные ложатся тени.
Сомкните мудрые уста,
Отдайтесь радости в страданье.
Пускай упрямая мечта
Созреет в северном сиянье.
Забудем счастье и уют,
И призрак мимолетной славы.
Пускай нас братья предают,
Но с нами Данте величавый.
Сильней симфоний и стихов
Греметь мы будем кандалами.
И мученики всех веков,
Как братья старшие, за нами.
Пусть нам свободы не вернуть!
Пусть мы бессильны и бесправны!
Но наш далекий трудный путь
Постигнет прозорливый правнук.
О, не оглядывайтесь вспять,
О, не заламывайте руки –
Для тех, кто любит, нет разлуки,
Так солнце может мир обнять!
1937
Олег АЛЁШИН, Тамбов
_______________
Николай Александрович Бруни (1891-1938) – потомок аристократического рода художников, родился в Петербурге. По окончании Тенишевского училища и консерватории по классу фортепиано был солистом Петербургской филармонии. Полиглот и эсперантист, входил в «Первый цех поэтов». В годы Первой мировой войны – санитар-доброволец, затем – военный летчик, кавалер трех Георгиевских крестов, затем – священнослужитель (в церкви Николы-на-Песках на Арбате служил панихиду по Блоку), затем – авиаконструктор и профессор Московского авиационного института. В 1934 году обвинен по 58-ой статье и сослан в Ухтпечлаг. В лагере к 100-летию смерти Пушкина создал скульптурный памятник великому поэту. Расстрелян в начале 1938 года. Посмертно реабилитирован в 1956 году.