«Тула, Калуга, Рязань, Тверь, Владимир могут войти в агломерацию Москвы»: что будет со столицей к 2050 году

С марта по май в столице проходили сессии форсайта «Москва 2050». Этот проект Институт Генплана Москвы осуществил при поддержке Москомархитектуры, чтобы сформулировать прогноз развития и перечень трендов, актуальных для города на ближайшие 30 лет. МОСЛЕНТА публикует самые содержательные фрагменты из выступлений архитекторов, урбанистов и футурологов, рассказавших на сессиях форсайта о своем видении будущего. «Научный способ прогнозировать тренды» Татьяна Гук, директор Института Генплана Москвы: Исследований о будущем городов много, но сегодня мы говорим конкретно о Москве. Метод форсайта — это научный способ прогнозировать тренды и изменения. Но гораздо важнее то, что в результате мы получим алгоритм действий для достижения желаемого результата — современного и комфортного для каждого жителя города. Сергей Капков, директор Центра урбанистики: Есть основания предполагать, что тенденция к гиперцентрализации России сохранится. Москва продолжит оставаться городом, куда съезжаются все. Только по официальным данным Росстата, в Москву и Московскую область каждый год переезжает около 200 тысяч человек. Москва продолжит увеличиваться в размерах и поглощать территории Московской области. «Тула, Калуга, Рязань, Тверь, Владимир смогут войти в новую агломерацию Москвы» Развитие транспортной инфраструктуры — внедрение скоростных поездов между городами — приведет к тому, что города в радиусе 200 километров окажутся в зоне 30-минутной доступности от Москвы. Тула, Калуга, Рязань, Тверь, Владимир могут войти в новую агломерацию Москвы. Эти города, сохранившие человеческий масштаб застройки (два-пять этажей), благоприятную экологическую обстановку по сравнению со старой территорией Москвы, станут наиболее престижными для жизни. Качество жизни спальных районов массовой застройки будет стремиться к такому же разнообразию, как в центральных районах исторической застройки (общественные пространства, сервисы). Будет внедрена концепция 15-минутного города. Жители все меньше будут стремиться выехать за пределы своего района, «анклава». Игорь Бахирев, заместитель директора Института Генплана Москвы: Будущее базируется на наших размышлениях, представлениях о нем в настоящем. Если не думать о будущем столицы сейчас, за нас домыслят другие, и стихийное развитие города приведет к очень плачевным результатам. Нам очень повезло — мы можем не просто угадать будущее, а смоделировать его. Я уверен, что за полтора месяца работы форсайта мы, специалисты, сделаем это качественно и профессионально. Екатерина Шульман, политолог, кандидат политических наук: Как только москвич в наши дни переходит на удаленную работу, у него сразу повышаются требования к месту жительства. Ему хочется иметь поблизости и кафе, и парк, и развлекательно-досуговый центр, и другую инфраструктуру. Раньше он за всем этим ехал в центр, в котором теперь уже не хочет бывать так часто. «Процент населения старшего возраста будет расти» В Москве, где продолжительность жизни чуть выше, чем в целом по стране, процент населения старшего возраста будет расти. Это необходимо помнить, когда мы говорим о динамичном, современном горожанине будущего. Сейчас многие, конечно, удивляются, столкнувшись с реальностью, в которой и активные горожане, и участники общественных слушаний, и избиратели — это женщины старше 50 лет. Андрей Шаронов, президент московской школы управления «Сколково»: У меня нет ответов на вопрос, какой будет Москва будущего, но у меня есть ожидания, касающиеся Москвы 2050 года. Я хочу, чтобы это был процветающий город, сбалансированный город, конкурентоспособный город. Москва давно конкурирует с 20-30 другими мегаполисами мира. Наши граждане выбирают, где им удобно жить, воспитывать детей, и мне бы хотелось, чтобы Москва была для них лучшим выбором. Для меня форсайт — интересное интеллектуальное упражнение. Сказать, что кто-то знает, как мы будем жить в 2050 году, было бы сильным преувеличением. Но набросать вариантов, подумать, какой из них ближе к истине, что нужно делать, чтобы его приближать, — это полезное занятие и для городских сообществ, и для городских властей. Сейчас без обдумывания разных вариантов будущего не обходятся ни отдельные компании, ни города, ни страны. Альберт Ефимов, вице-президент, директор управления исследований и инноваций Группы Сбер: В 2050 году 100 процентов инноваций будут исходить из городов. При этом трудности будут заключаться не в их внедрении, а в освобождении от старых привычек. Уже через пару десятилетий атавизмом будут ключи для замков, исчезнут привычные нам выключатели, которых мы касаемся. Повсеместным станет управление голосом, нейроинтерфейсы и другие альтернативные способы управления техникой. Не будет зарядок по двум возможным технологическим причинам. Первая — изготовление изделий с вечными источниками энергии, вторая — то, что нанотехнологии, в том числе повсеместное внедрение графена, позволит сделать так, что все технологические поверхности, такие как столешницы, например, сами станут беспроводными зарядками. «Это будет город, совмещающий виртуальную и физическую реальности» Смешанный город будет предлагать расширенную реальность, индивидуализированную для каждого из нас. В XIX или ХХ веке можно будет оказаться передвижением слайда. Это будет город, совмещающий две реальности — виртуальную и физическую. Лечить нас будут нановрачи, повсеместным станет видеонаблюдение. Широчайшее распространение получат цифровые маски, или «цифровая вуаль», которая значительно преобразит формат общения в онлайне. Причем наверняка где-то в «Сколково» уже сидят стартапы, которые сделают это возможным. И, конечно же, все изменит когнитивная сеть. Сейчас Алиса, Афина, Джой, ОК Гугл не понимают друг друга. В будущем все эти интеллектуальные помощники научатся общаться на своих уникальных языках и находить решения, позволяющие сделать нашу жизнь более комфортной. Данила Медведев, футуролог: В последние 20 лет мы столкнулись с тем, что экспоненциальный рост науки и технологий может замедлиться. Ни для кого не секрет, что вместо 60 процентов инновационных предприятий, о необходимости которых говорил президент, у нас в России шесть процентов таких предприятий. И если мы не придумаем, как перестроить города, в том числе Москву, то вместо инноваций и роботов у нас будет что-то другое. Планирование надо применить для развития как информационных систем, так и социума. Чтобы объединить материальный базис города со знаниями самих москвичей, необходимо объединить известные современным строителям и планировщикам системы управления зданиями с системами управления знаниями. То, что сегодня мы воспринимаем как понятное, — например, солнечная энергетика, электрические автомобили, — это только тонкий срез того, что может быть сделано. Технологический потенциал гораздо шире, чем тренды, которые мы видим в новостях. «Соревнование с роботами может повлечь за собой безработицу и снижение оплаты труда» Если посмотреть на историю с нанотехнологиями, которая разворачивается в течение последних 30 лет и трагически закончилась в 2010 году, когда производители отошли от создания наномашин и нанопроизводства, то мы увидим, что процессом появления технологий можно управлять — по крайней мере в плохом смысле. То есть можно сделать так, чтобы новые технологии не возникали. С другой стороны, сложившаяся ситуация дает нам второй шанс, и, возможно, к 2050 году кто-то попытается широко внедрить нанотехнологии. Тогда это даст возможность радикальной перестройки города, превосходящей то, что мы сегодня можем сделать с обычными роботами. Одна из глобальных задач, ответа на которые у нас пока нет, — это задача усиления человеческого интеллекта. Мы много слышим об искусственном интеллекте, который уже побеждает шахматных гроссмейстеров и мастеров игры в го. Надо понимать, что это соревнование, пока безобидное для нас, может повлечь за собой безработицу и снижение оплаты труда. «Поляризация нарастает» Максим Чаховский, советник генерального директора АО «Росатом Инфраструктурные решения», генеральный директор АО «Цифровые платформы и решения умного города»: В ближайшем будущем электроэнергия и многие городские сервисы станут для нас бесплатными, а та инфраструктура, которая создается уже сейчас, будет обобществляться. Каршеринг в Москве — это уже стандарт, и такой подход будет развиваться и углубляться. Например, зачем носить с собой компьютер, если он будет доступен в любом кафе: подсоединился к облаку со своими файлами и работаешь из любой точки в городе. Вполне вероятно, гаджеты станут частью общественной инфраструктуры города, и само пользование ею будет дешеветь или станет бесплатным. Сейчас в общественных местах есть розетки для подзарядки, и ни у кого нет желания выставлять счета за электроэнергию тем, кто их использует. Вероятно, таким же будет и каршеринг, и самокаты — берите, пользуйтесь. Я убежден, что в ближайшие десятилетия термоядерная проблема будет решена, и для человечества это будет новая революция. К сожалению, более 70 лет о ней говорят, а она все никак не наступит. Но с появлением вычислительных мощностей и встраиваемого искусственного интеллекта управление термоядерным реактором даст реальный эффект. Так что при планировании будущего надо учитывать, что энергия может стать бесплатной. «Любую функцию можно будет выполнить в любом помещении» Алексей Муратов, архитектор, партнер КБ «Стрелка»: Уже сейчас можно видеть, что Москва неоднородна. Я недавно побывал в Выхино — конечно, это совсем другой город по сравнению с Кутузовским проспектом. Когда мы в 2013 году делали исследование «Археология периферии», то констатировали, что поляризация умеренная. Мне кажется, тенденция идет к тому, что эта поляризация нарастает. И по типу жилья, которое строится в этих районах, и по трудоустройству, и по тому, какие там магазины, сразу можно все понять. Мне кажется, странно в контексте Москвы-2050 обсуждать вопрос арендного жилья и вопрос многофункциональности. Думаю, тогда они не будут существенными. Многофункциональность к этому времени заменится гибридностью: любую функцию можно будет выполнить в любом помещении. В связи с роботизацией под любой процесс нужно будет не так уж много места. А если надо будет поиграть в гольф, то сделать это виртуально можно будет в соседней комнате. Это уже реализуется на станциях полярников, в суперкомфортных вахтовых городках. В любом помещении можно будет иметь любую функцию. «Поиск нового вида исторического наследия для периферии» Нина Яныкина, ректор Университета Национальной технологической инициативы 2035: Очевидно, что в Москве есть запрос на восстановление экологического каркаса. Есть запрос на его приспособление к жизни людей и на поиск нового вида исторического наследия. Потому что в центре все хорошо: там есть история, и все этому радуются. Но на периферии такого нет. Поиск того, что там может быть ценным, позволит сформировать этот исторический контекст для тех, кто живет в спальных районах. Природный и исторический каркас должны работать на потребление человеком. Вряд ли у нас есть запрос на природу в первозданном виде. Хотя восстановление водного каркаса города — очень интересный вектор развития Москвы, о котором не раз говорили на сессиях форсайта. «От шизоидного фантазирования к параноидному» Виктор Вахштайн, социолог, декан факультета социальных наук МВШСиЭН: Форсайт — это одна из самых забавных форм коллективного фантазирования, устроенная по принципу прикладного утопического мышления. Всегда очень интересно наблюдать за тем, как это происходит. Сначала просто встречается куча незнакомых друг с другом людей из разных сфер, имеющих свое представление о том, что должно произойти в будущем. Например, обсуждается, что к 2050 году мы все покинем большие города, станем жить на природе и ходить на работу в Zoom. Хотя, может, и не будет в нем никакой необходимости, потому что тогда у нас всех уже будут чипы в головах. Или обсуждается, что в 2025-м случится первая большая кибервойна. В какой-то момент участники этого коллективного фантазирования осознают, что все эти разрозненные, накиданные сюжеты в действительности связаны: у нас будут чипы, и мы не будем выходить из дома именно потому, что случится большая кибервойна. И уже после этого начинается движение от шизоидного фантазирования, где все разрозненно, к параноидному, где все связано со всем. Психиатры это называют систематизацией бреда. Тем не менее когда мы говорим о городах, то как раз для истории урбанистики коллективное фантазирование всегда играло особую роль, потому что именно оно создало такие города, как Москва и Нью-Йорк. Тем, кто только начинает знакомиться с историей урбанистики, вначале рассказывают, каким образом Роберт Мозес при помощи форсайта создал в свое время то, что называется «архитектурной утопией Нью-Йорка». Он заявил, что горожанину будущего не потребуется останавливаться, пролетая сквозь мегаполис. Времени на это он будет тратить ничуть не больше, чем пилот, который пролетает над ним на аэроплане. (…) Обрушиваясь на форсайт Мозеса-Геддеса, их критики писали: «Мечтали о скорости, а получили пробки; мечтали о стремительной карьере, но получили одиночество в маленьких квартирках; мечтали о парках и добрососедских отношениях, а вместо этого получили парк-way и хай-way. Нет, теперь мы будем строить, поставив именно социальные отношения во главу угла». «Все устроено с точностью до наоборот: социальные отношения первичны» Анализ таких форсайтов позволяет увидеть важную вещь: когда мы говорим о людях, технологиях и архитектуре, мы зачастую думаем, что отношения между людьми являются производными того, как выстроено пространство вокруг них, или того, какие технологии были применены. Что такие понятия, как доверие, солидарность, готовность действовать сообща и связанное с этим удовлетворение от жизни являются производными от техники, архитектуры, градостроительных или технологических решений. Что если мы создадим правильные общественные пространства, люди будут туда ходить, самореализовываться, и все у них будет хорошо. Что если мы создадим правильные технологические платформы, то люди будут ими пользоваться, у них будут завязываться социальные отношения. Но выясняется, что все устроено с точностью до наоборот: социальные отношения первичны и по отношению к градостроительству, и по отношению к технике. Технологические инновации, которые будут приняты, будут приняты потому, что так в данный момент устроены социальные отношения. Простой пример: по данным нашего исследования («Евробарометр в России»), Россия сегодня является одной из самых технооптимистичных стран. Более половины населения полагают, что в ближайшем будущем благодаря научно-техническому прогрессу будут решены все основные проблемы человечества. При этом такой декларативно-технологический оптимизм довольно слабо связан с поддержкой конкретных технологических инноваций. Поддерживаются только те инновации, которые снижают наше взаимодействие с государством и повышают взаимодействие со знакомыми людьми. (...) Нас приучают к цепочке технологических посредников. Взаимодействие через смартфон между вами и крупной финансовой институцией повышает доверие к ней, а непосредственный контакт с ней — снижает. То же самое касается и медицинских учреждений: в 2018 году опрос «Евробарометра в России» показал, что 52 процента населения Российской Федерации предпочтут умереть в процессе самолечения, но не пойдут в больницу, если там нет знакомого врача. Поэтому соотношение сильных и слабых связей, доверие к друзьям и минимально необходимое признание знакомыми оказываются первичным в стране, где 74 процента жителей по знакомству устроились на ту позицию, на которой работают в данный момент. Это, к слову, о восприимчивости к технологиям: сегодня в России около четверти населения работает там, где работает, потому что непосредственно знакомы либо с самим работодателем, либо с тем, кто их с ним познакомил. (...) «Один и тот же парк будет встречен на ура или, наоборот, в штыки» То есть что происходит? С 2015 года у каждого среднестатистического россиянина росло количество друзей и знакомых — наш круг общения расширялся. Чем больше мы доверяли своим друзьям и знакомым, тем меньше мы доверяли институциональным системам. Вложение денег в благоустройство городской среды не привело к росту доверия к властям. (…) Получается странная вещь: как раз доверие друг к другу и недоверие к политическим институтам мало связаны с тем, что на самом деле изменяется в городе, очень мало связано с реальными архитектурными и градостроительными решениями. Один и тот же парк будет встречен на ура или, наоборот, в штыки местными жителями. И это в последнюю очередь связано с тем, что это за парк. Куда больше это связано с тем, как в данный конкретный момент устроены социальные отношения между людьми, которые живут в этом городе. Чем больше мы доверяем знакомым, тем меньше мы доверяем государству и незнакомым людям. Но при этом чем больше мы доверяем знакомым, тем больше мы доверяем технике. Потому что, как говорилось выше, технологические инновации пользуются доверием только в том случае, если снижают наше взаимодействие с государством и повышают наше взаимодействие со знакомыми. «Чем ниже уровень доверия к судам, больницам, тем выше — к роботу-хирургу или роботу-судье» Вернемся к вопросу доверия технологиям. Например, роботу-судье в России доверяют вовсе не те люди, которые верят, что техника — это хорошо. Роботу-судье в России доверяют те, кто не доверяет судам. Беспилотный автомобиль пользуется поддержкой не тех, кто считает, что технический прогресс сможет изменить мир к лучшему и решить все проблемы человечества. Беспилотному автомобилю доверяют те, кто считает, что люди в сущности своей идиоты: «Вы только посмотрите, как они водят!». Чем ниже уровень обобщенного доверия, доверия к незнакомым людям, тем больше доверие к беспилотному автомобилю. Чем ниже уровень доверия к институциям, судам, больницам, тем выше уровень доверия к роботу-хирургу или роботу-судье. Соответственно, даже в тот момент, когда мы пытаемся изменить отношения доверия при помощи градостроительных или технологических решений, в действительности эти самые отношения и меняют наши градостроительные или технологические решения. Социальная ткань города оказывается первичной по отношению к пространству и технологиям. Насколько можно в формате форсайта представить себе город 2050 года, спроектировать такого рода социальные отношения в городе будущего? Насколько в принципе возможно выстраивать новые социальные графы? Мы оказываемся в положении тех, кто пытается при помощи архитектуры и техники решить то, что решить при помощи них невозможно: перестроить социальные связи между людьми, заставить их доверять тому, чему или кому они вовсе не доверяют. (...) Кажется, социальные связи и отношения не поддаются какого-либо рода проектированию. Все, что мы можем, — попытаться зафиксировать тенденции, которые уже есть, посмотреть, как они могут развиваться в ближайшем будущем, а потом выстраивать свои технологические и архитектурные фантазии, приняв во внимание эту информацию, используя ее как независимую переменную.