"Диагноз – статья". Как театр помогает наркоманам и бывшим зэкам

Театр –​ это не только премьеры, зрители, рецензии. Калининградский театр "Становление" скорее средство реабилитации, где бывшие заключенные, наркоманы и люди с ВИЧ рассказывают истории из своей жизни. Для актеров постановка – это еще и психотерапия. А для зрителей – возможность понять, что на сцене "такие же люди" и никто от подобных поворотов судьбы не застрахован. "Сначала было так: раз в неделю. Пятница, суббота, воскресенье — выходные. Гуляю. Круто. Эйфория какая-то была. Так клёво было. А проходит месяц, два, и я уже не мог… Двое суток у меня, и я не мог их провести в трезвости… У меня постоянно шумы были в голове. Вообще лёгкий бред какой-то был, и мне надо было срочно. И я, даже сутки не просыхая, полгода употреблял. Каждый день. Я высох полностью… Я жил с друзьями на Московском проспекте. Вот там меня и поймали. Отчасти я даже рад, немного рад, что оперативники меня поймали. Я бы сам не остановился. Сам я не мог остановиться…" Я включил диктофон – и понеслась "Нас семеро было, пацаны во дворе которые выросли. У меня отца не было, 12 лет как оторвался от мамы, от сиськи, начал машины мыть, начали заниматься. Потом 17-й год пошел, наркотики появились, мак. Появился наркоман по дворе, старший, который употреблял. И начал нами рулить. Мы не знали сначала, что он употребляет, и мы под его дудку плясали: у того деньги забрать, того избить за сто долларов. Потом из Польши начали возить, начали зарабатывать нормальные бабки. Мы еще не знали, что это – мы в этом видели только деньги. Ну нет-нет, да по кусочку отламывали… Как-то он заходит: – Пацаны, вы че, употребляете? – Да мы просто попробовать хотели. – Ну только с моих рук. И потом пошло, с одного шприца. Все семеро. И это 16 лет". Небольшой офис в центре Калининграда. За круглым столом несколько человек пьют чай с пирогом и рассказывают друг другу такие вот истории. Так рождается документальный спектакль Театра СТ "Диагноз – статья". Сценаграфия самая простая: пять человек сидят за столом, читают текст с листов. Иногда включают стоящие перед ними настольные лампы, задают друг другу вопросы, вместе обсуждают ответы. Спектакль поставил московский актер Матвей Матвеев. В столице он работает с Театром.doc, участвует в независимых проектах. Говорит, что в этой пьесе не написал сам ни слова, автор здесь – сама жизнь. – Я родился в Калининграде, но уже десять лет работаю в Москве. Мой товарищ и сокурсник Женя Ипатов пригласил меня в организацию "ЮЛА" (общественная организация, которая помогает людям, "попавшим в беду, в связи с нарушением прав, ВИЧ и наркоманией" – СР). Когда я сюда пришел, я не предполагал, что возникнет спектакль. Я включил диктофон – и понеслась, – вспоминает он. – Потом я стал переслушивать и понял: какая интересная тема – одна, вторая, третья. Стал думать, как это все скомпоновать. Оно рождалось. Спектакль возник в процессе. Ежедневно в офис "ЮЛА" приходят десятки человек: наркоманы, люди с ВИЧ, недавно освободившиеся. Многие хотят просто выговориться. И их рассказы становятся частью спектакля. В этих историях обычно есть две части: биографическая, когда участники проекта просто вспоминают свое прошлое, и тексты, которые рождаются "в режиме реального времени", буквально на глазах. Приходит парень после суда, рассказывает о себе и вдруг говорит, что все, я покончу с собой, если меня посадят – Мы собирались здесь в течение месяца три раза в неделю и сначала рассказывали истории из детства, что-то вспоминали, а потом вдруг происходит что-то совершенно неожиданное. Приходит, например, парень после суда, рассказывает о себе и вдруг говорит, что все, я покончу с собой, если меня посадят. И мы сразу включаемся, начинаем с ним говорить о смерти, о том, какая хрупкая жизнь, – рассказывает руководитель организации "ЮЛА" Виктория Осипенко. Цветы на проволоке Каждый монолог – отдельная история конкретного человека. Не все, кто  делились своими историями на репетициях, отважились говорить в спектакле. Какие-то истории рассказывали волонтеры "Юлы". Какие-то озвучивали подопечные этой организации. Мы не раскрываем анонимность, свои личные тайны. Но многие из нас прошли подобный путь – Я выступала перед зрителями, – говорит Осипенко. – И я помню этот вопрос: а это вы все о себе рассказываете? Мы в спектакле рассказывали в своих монологах и свои и не свои истории, перемешивали их. Потому что есть все-таки общество со сложившимся мнением о зависимости, тюрьме, болезни. И мы в спектакле, все-таки, актеры. Мы не раскрываем анонимность, свои личные тайны. Но многие из нас прошли подобный путь. И поэтому я, работая над спектаклем, получила неимоверное облегчение – большее, чем когда я посещала психолога. В спектакле была моя детская история. И я поняла, насколько сильно я скучаю по отцу, по семейному теплу. Я настолько очерствела за годы, скажем так, неформатной жизни, не очень благостной, что все это стерлось из памяти. И сейчас, спустя много времени у меня немного поменялись отношения с мамой. Это громадный психологический эффект. Ты привыкла быть согнутой проволокой, не помнишь ничего хорошего – но это хорошее, детское, какими-то цветочками эту проволоку обросло, и проволока выпрямилась. Это интересно, страшно, что-то новое. Еще один участник спектакля – Александр. Из своих 37 лет в колонии он провел 15, в основном, за кражи. Крал, чтобы покупать наркотики. Сейчас "завязал", но недавно, говорит, так случилось, что опять украл, по привычке. Его историю тоже рассказали со сцены. – Я поехал на море, зашел в помещение, похитил кошелек, меня зафиксировала видеокамера. Это было машинально, на автомате. У меня не было потребности. Приехала полиция, я во всем сознался, объяснил полиции, что да, это я, не могу объяснить, как это произошло, – говорит Александр. – У меня тогда ушла гражданская жена, все это навалилось. Жизнь, кажется, рушилась тогда. И вот я пришел сюда – и увидел, что люди меня приняли, кто-то что-то посоветовал, никто не обвинил. Я смог посмотреть на свою ситуацию со стороны. Такой театр – возможность увидеть случившееся другими глазами и в чем-то простить самого себя. Сейчас у Александра, кажется, все как-то налаживается – уголовное дело закрыли, вернулась жена, недавно в семье родилась дочь. Появились планы на будущее. Это большая ответственность – работа с живыми существами, это помогает выкарабкаться из прошлого – В нормальную жизнь очень сложно влиться, тем более, с таким послужным списком. Но однажды знакомый привел меня сюда, в "ЮЛУ". Сейчас я даже кино документальное снял про свою жизнь. И у меня есть проект – помогать другим. Чтобы люди проходили реабилитацию с животными, например, в приютах для бездомных животных. Я, когда вышел, тоже работал с собаками, и это большая ответственность – работа с живыми существами, и это помогает выкарабкаться из прошлого – рассказывает Александр. "Такие же люди" Авторы историй, которые звучат со сцены – осужденные за мошенничество, сбыт наркотиков, кражи, разбой. Но когда-то кто-то из них мечтал стать певицей, а кто-то любит печь пирожные или любит собак. Сами себя авторы в этих историях описывают так: "Женщина, соцработник, 160 см, 50 кг, глаза серые, погладит каждую собаку проходящую. Очень обаятельная. ВИЧ-инфицированная. Осуждена за мошенничество с привлечением группы лиц". "Блондинка, рост 170 см. Была осуждена за мошенничество в особо крупных размерах. Удачно избежала реального наказания. Никогда ничего не просит, боится стать бабушкой, которая кормит во дворе кошек. Живет с диагнозом ВИЧ более 20 лет. Мечтает устроить личную жизнь". "За исключением людей любит все живое, даже тараканов". Мы даем зрителю понять, что все мы люди, у всех было детство В спектакле они вспоминают, как в детстве пели в хоре "за честь школы", занимались спортом, мечтали о "косухе". В общем, как  "были обычными людьми". С которыми "что-то случилось". – Мы даем зрителю понять, что все мы люди, у всех было детство. И у всех был какой-то перелом, – говорит Герман Урыков. – Да, это была важная мысль, и некоторые зрители ее подтверждали – что оказывается, это просто люди, а не какие-то особые люди. Что мы все люди! И что с нами может произойти все, что угодно, – подчеркивает Матвей Матвеев. А вот еще воспоминания из детства: "Мне было пять, родители выполняли все мои желания. Папа мне ни в чем не отказывал, мне все можно было и все прощалось. Когда была моя первая двойка, я была такая счастливая – по поведению, правда, но наконец-то двойка. Родители тоже смеялись…". "То ли они мне в чем-то отказали, у меня жуткая обида была на родителей. Мне же надо было показать, что капец, мир рухнул. И вот представь: нахмурившись, согнувшись, я чешу перед ними. И помнишь, раньше такие мусорки были, серебристые "тюльпаны", советские. И стоял этот "тюльпан" перед столбом. А я чешу в комбинезоне так неуклюже. И лобешником в этот "тюльпан". И головой в этот "тюльпан". Оттуда торчали фактически ноги". ​– После спектакля подруга со мной поделилась, что, мол, вспомнила своих одноклассников и друзей, парней, с которыми когда-то целовалась. "И знаю, что они связаны с наркотиками, я их уже вычеркнула из жизни – а тут снова впустила". Одна женщина-полицейская сказала: "Я своим знакомым рассказываю после спектакля – что они же люди". А ей другие полицейские говорят: "Да какие они люди", – говорит Виктория Осипенко. – А кому-то наоборот, не хватило "трэша" в этой теме. – Зритель понимает: эта история очень сильно его касается. Это все происходит здесь и сейчас, либо у моих знакомых, либо у кого-то еще. И это может произойти и со мной. Для меня главным в этих историях был вот этот момент перелома: я живу обычной жизнью, и вот сейчас должна произойти катастрофа. И вспоминая прошлое, подходя к этой черте, ты осознаешь как и что к этой катастрофе привело. И вот это ощущение, что такая катастрофа, такой перелом может случиться с каждым – это очень важное понимание и для зрителя тоже, – говорит психолог "ЮЛА" Евгений Ипатов.  Он старался, когда играл, донести страх, как он боится тюрьмы Спектакль показывали несколько раз на небольших площадках в Калининграде, а также возили в Воронеж на фестиваль "Город прав". Поехать на те гастроли смогли не все – четверо участников проекта тогда находились под следствием. В итоге один из них получил шесть лет строгого режима за сбыт наркотиков. – Его история очень тронула зрителей, это самый молодой наш участник. Он старался, когда играл, донести страх, как он боится тюрьмы, – рассказывает Виктория. – В Воронеже мы сделали акцию внутри спектакля: мы обратились к зрителю, что такой-то сейчас находится в СИЗО и просит ему писать. И ему зрители написали семь писем, мы ему переслали эти письма поддержки – поддержки от совсем незнакомых людей. Театр для актеров с такой судьбой – возможность переосмысления случившегося, уверен Матвеев: – Человек начинает для себя прежде всего формулировать: я – такой-то и со мной произошло то-то и потому-то. Как большинство из нас живет: чаще всего – безмозгло. Решаем свои маленькие бытовые задачи, планируем что-то, не рефлексируем о прошлом. А тут человек в работе над спектаклем сталкивается с обратной связью, видит себя со стороны – и вдруг сам понимает, что и почему с ним случилось и какой может быть выход. Мне кажется, это очень мощный психологический эффект.