Поезд милосердия. 2
( Продолжение. )
ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ
Не успели мы приблизиться к медицине и рецептуре, как грянула всамделишная война, да еще какая! Оформив поначалу свои первые заработанные отпуска, мы ринулись готовиться к встрече первых раненых.
Добрый наш шеф Петров, схватившись за голову обеими руками, произнес сокрушенно:
-Что вы наделали со мной, с кем же работать буду?
Шутка ли, из коллектива сразу уходило пять или шесть человек. Шура Замятина, Зина Шарова и я попали в эвакогоспиталь № 2560, который оборудовали своими руками. Расположен он был в громадном многоэтажном здании какого-то института.
* * *
Девушки усталые,
Девушки-погодки,
Беленькие тапочки,
Легкие походки.
Вы входите, милые,
И побудьте с нами,
Горем человеческим
Раненные сами.
Девушки серьезные,
Чистые халаты,
С вами входит солнышко
В теплые палаты.
И бойцу усталому
Ночью дочка снится
С волосами светлыми,
Как твои, сестрица.
(Из военного фольклора)
И стала я палатной медицинской сестрой без медицинского образования. Ни о каких лекарствах, кроме аспирина, которым лечился когда-то отец, и слыхом не слыхивала.
Врач Софья Петровна при обходе назначала:
- Иванову - красный стрептоцид, Петрову - хлористый кальций, Сидорову - белладонна...
Передавая лекарства мне, старшая медсестра опять называла их. Я тут же на слух записывала слова на флаконах и пакетиках.
Раздаточная пищи - в конце коридора у окон. Отсюда на подносах мы разносили завтраки, обеды и ужины по палатам. Однажды пожилой раненый после обеда неожиданно спрашивает:
- Девочки, а вы сами где едите?
Вопрос застал нас явно врасплох.
- Мы...мы...нигде не едим.
Доброжелатель наш, видимо, утряс этот вопрос, и нас тоже поставили на довольствие.
Кто-то из пациентов, ознакомившись с графиком купания, заявил начальнику госпиталя протест:
- Негоже девчонок заставлять мыть мужиков, пусть этим занимаются пожилые няни. Нас из графика исключили. И все-таки довелось выполнять здесь очень стыдную процедуру. В одну из палат на моем посту поступили тяжелые с ранением в таз. Пришлось выводить мочу.
Когда зашла в палату с лотком в руках, где лежали катетер, бинтик и вазелин, вид имела смущенный до слез. Ходячие по своей инициативе мигом оказались в коридоре, лежачие отвернулись к стене.
Несмело прикасаюсь к тому, что не видывала еще никогда, и внушаю себе: я спасу тебя, солдат, помогу, я должна, я обязана... И через резиновую трубочку хлынула в банку моча.
Пожилой мужчина со светлыми ресницами и такого же цвета волосами, имевший еще какие-то ранения внутренних органов, вскоре скончался, но не в мою смену. Лицо второго тяжелого сплошь покрыто черной пышной растительностью, даже глаз не сразу увидишь. Оно и лучше: старого не так стыдно. К тому же он был молчалив. Я назвала его про себя почему-то Хаджи-Муратом. Катетеризацию приходилось делать не раз за смену.
Но в один распрекрасный день остановилась в изумлении. На меня смотрели с этой кровати веселые черные глаза молодого красивого парня. Он одарил меня белозубой улыбкой, сказав:
- А теперь, сестричка, ты мне больше не нужна. Спасибо.
До меня едва-едва дошло, что это и есть тот «Хаджи-Мурат». А когда дошло, радости не было предела: значит, выходили. Спасли, значит! Это был Женя Овчинников, бывший комсомольский работник из города Ижевска.
Вскоре я получила по линии РОКК направление в военно-санитарный поезд, а Евгений в статусе инвалида войны уехал в родной город. Мы долго переписывались с ним. Эрудированный, склонный к тонкому юмору, он посылал мне забавные весточки.
И еще запомнился мне в нашем отделении эвакогоспиталя № 2560 совсем юный контуженный кавказец. Не слышал, не говорил, не принимал пищу. Его палата не на моем посту, но заведующая отделением Софья Петровна попросила:
-Аня, попробуй покорми контуженного в 25-й палате, может, от тебя примет пищу. Мы все пытались, но безуспешно.
Наклонилась я над больным. Глазищи его - целое «черное море» в длинных ресницах-стрелках на худом изможденном лице.
Говорю ласковые слова, глажу по вихрастой голове, по тонкой руке, на которой просвечиваются вены. Несмело улыбаюсь. А он совершенно не реагирует, только смотрит в мои глаза, возможно, вспоминает мать и сестренку родную. Взяла ложку с манной кашей, поднесла к его губам. О, чудо - контуженный начал есть! Взял ложку из моих рук. Разве не радость для сестринского сердца? Поймет лишь тот, кто сам пережил нечто подобное.
Потом в санпоезд шли мне весточки от обитателей этой палаты. Кстати сказать, письма военной поры я сохранила до сегодняшних дней, то есть до 1997 года, как будто знала, что они понадобятся мне в старости.
И еще как пригодились! На них запеклась кровь событий, это - само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное. Они помогли восстановить душевный пафос тех далеких дней, вспомнить забытые времена и даты.
Цитирую одно из них:
«25 декабря 1941г., город Молотов
Здравствуйте, уважаемая сестра Анечка!
Мы очень рады узнать весточку о сестре, которая душой и сердцем разделяла с нами нашу боль, радость и печаль. Нам тоже было жаль расставаться с Вами, и мы сейчас часто вспоминаем о Вас как о лучшей сестре нашего отделения.
О себе. Самое тяжелое минуло. Сейчас уже все ходим, хотя на костылях. Песенка (автор) уже не прославляет святых. Княжевский и Запруднов также топают на костылях по коридору. Глухонемой Истрайлов чувствует себя хорошо, и очень обрадовался, когда Вы написали ему привет. Он тоже шлет Вам привет. Привет Вам от Гали, ( Софьи Петровны и няни. С приветом - вся 25-я палата.
Пишите на мое имя, ибо я здесь еще постоялец долгий. Желаю всех благ. Жму крепко руку. С приветом - Песня”.
Красивая фамилия. Лишь однажды она промелькнула по телевизору и подумалось: жив, значит, тот Песня.
* * *
Годы, вы - как тонкие струны,
Только тронь - и зазвенит струна...
Драматичные, очень тревожные сводки Совинформбюро 1941 года. Огромная наша страна сдвинулась с места, напряглась в едином порыве на смертельный бой. На Западе сразу же на огромных территориях шли кровопролитные сражения с гитлеровскими извергами за каждый клочок родной земли. Враг упорно рвется к Москве. Один на один бьемся мы с бедой, грозящей всему свету.
Нескончаемым гигантским потоком день и ночь по железным магистралям мчались длинные воинские составы с танками, самолетами, пушками и другой военной техникой и, конечно, с мобилизованными и добровольцами.
Солдатские эшелоны останавливались редко, только на узловых станциях, и тогда из вагонов-теплушек выплескивались шинели и военные гимнастерки, топали ботинки с обмотками и кирзачи. В котелки набирался кипяток. Было шумно от мужских голосов, у вагонов играли гармоники, а в плясунах недостатка не было - шутки, смех, гомон. Ведь страхи ждали впереди, и Василии Теркины не хотели об этом думать заранее.
А на Восток, в тылы, составы везли эвакуированных, детей и стариков, оборудование военных предприятий. Туда и обратно курсировали поезда с красными крестами на вагонах и крышах.
Удивляюсь памяти своей о тех далеких-предалеких днях. Дымовая завеса времени не затмила их событий. Картины мысленно, словно в калейдоскопе, меняют друг друга, прокручиваются в голове так же быстро, как движение по бесконечным железнодорожным магистралям войны.
Квартирная хозяйка, седая симпатичная женщина, ласковая, как мать, Анна Петровна Пылаева, провожает меня под руку пешком через весь областной центр с улицы Ким, 8 из Мотовилихи до станции Пермь. А по дороге туда же шагает колонна мотовилихинских рабочих, чтобы отправиться на фронт.
Впереди духовой оркестр играет и играет щемящие мелодии тех дней, которые неимоверно будоражат каждое сердце:
«Вставай, ограна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!»
А затем - марш “Прощание славянки”:
«...Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай.
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад...»
А потом - опять, с каким-то новым напором:
«...Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война.»
...Да, таковы были песни нашей молодости, они не смолкали на многих перронах аж четыре года. Именно под эту музыку миллионы и миллионы защитников Родины в дымных вагонах поезда уносили на фронт.
Поступь новобранцев твердая, в лад с музыкой. А по бокам колонны и в хвосте ее, еле успевая, бегут жены и дети, матери и отцы. Провожающие. Ноябрь 1941 года. 11а фронтах - кровопролитные бои с превосходящими силами противника, особенно под Москвой. И совсем немного шансов было у тех новобранцев живыми вернуться домой.
( продолжение следует.)
Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.