Чем занимаются в Иркутском «Театре Пилигримов»: приписками или творчеством?

Память об основателе театра Владимире Соколове пытаются порубить на дрова В начале 1990-х композитор Владимир Соколов создал авторский «Театр Пилигримов». При нем слава о театре вышла далеко за пределы Иркутска. «Театр Пилигримов», который, появившись как альтернативный, умудрился стать государственным, занимал особое место в культурной жизни Иркутской области. Так было при Соколове. Но случилась беда. Основатель театра, композитор Владимир Соколов, умер в декабре 2018 года, и последний год его жизни был омрачен не только тяжелой болезнью, но и доносами, а также вниманием правоохранительных органов к театру – при молчаливом невмешательстве регионального министерства культуры и архивов. Сегодня сама идея театра разрушается, началось его превращение в жалкое подобие то ли традиционной драмы, то ли традиционного музыкального театра. Вдова и многолетний сподвижник Римма Соколова говорит о том, что наследие композитора может погибнуть. Уже гибнет. Да и не только вдова уникального композитора и создателя театра Владимира Соколова говорит об этом, но и другие люди. «У меня есть определенная теория: любой творческий коллектив переживает взлеты и падения», – начинает обстоятельный разговор музыкант, композитор и аранжировщик Владимир Антипов. С 1989 года он работал в Театре пилигримов, в 2002-м ушёл в Иркутский областной музыкальный театр имени Н.М. Загурского, сегодня трудится фрилансером. В общем, человек, знающий ситуацию изнутри и одновременно способный судить о ней со стороны. «Для Театра пилигримов период с 1989-го по 2016-й или даже 2017 год был периодом взлетов и падений, которые пережил и [его основатель] Владимир Соколов, – продолжает он. – К его работе при жизни Владимира Игоревича можно относиться по-разному, но есть одна важная ремарка: это был процесс создания, процесс экспериментов, процесс проб и ошибок, процесс рождения, не быстрый по определению». Затяжной спад начался в 2018 году. Копившиеся дрязги выплеснулись в многостраничную анонимку о финансовых махинациях, якобы имевших место в Театре пилигримов. Ни одна проверка изложенное в ней не подтвердила, но перипетии этой неприятной истории изрядно потрепали нервы всем её участникам. После смерти Соколова в самом конце 2018 года театр погрузился в анабиоз. Министерство культуры и архивов Иркутской области назначило его директором Людмилу Ваховскую – человека, скажем так, старой закалки, не слишком подходящего театру музыкального образа, экспериментальному по своей натуре. Чуть позже художественным руководителем стал Константин Артамонов – студент Санкт-Петербургской консерватории, который до того несколько лет был гитаристом, клавишником и вокалистом в Театре пилигримов, а также играл в группе EXTROVERT. Главным режиссёром стала его жена Анна Агапитова, которая в тот момент училась в Санкт-Петербургском государственном институте культуры. Первые заявления нового руководства могли внушить оптимизм человеку со стороны. «Прежде всего сохранить уникальные традиции Театра пилигримов и одновременно синтезировать эти традиции с современными веяниями в искусстве, с современными тенденциями европейского театра, – формулировал стоящие перед ним задачи Артамонов на творческой встрече с коллективом в марте 2019 года. – В России мы не найдём такого государственного профессионального театра, который совмещает в себе одновременно и рок-музыку, и народную музыку, и академическое искусство. Такого попросту нет, на такой смелый эксперимент решился Владимир Игоревич, и мы будем продолжать это дело». «Установочное» интервью, данное на пару с Агапитовой одному иркутскому интернет-порталу через несколько месяцев, было полно тех же обещаний: сохранять в неизменном виде, ни в коем случае не забывать о преемственности. В общем, придерживаться того же подхода к делу, который Соколов сформулировал ещё на заре существования Театра пилигримов. «Имя ведь можно приобрести с помощью двух-трёх поделок, вовремя показанных по центральному телевидению, – говорил он журналисту «Советской молодёжи» Александру Сёмкину в 1989 году. – Нам это претит. Такой успех с помощью телевизионного допинга полновесным может считать разве что юный дилетант, опьяневший от юпитеров. Но гаснут софиты, и оказывается, что музыки-то в этой поделке нет, на одном антураже и держалась. Нет, имя, завоёванное таким путём, нам не нужно». Старые газеты в полной мере раскрывают творческое кредо Владимира Игоревича даже тем, кто, к сожалению, не был с ним близко знаком. «Ценен момент открытия, момент неизвестности, важен поиск – в этом жизнь, – замечал он в интервью, в 1993 году опубликованном в «Восточно-Сибирской правде». – И здесь театр – это прекрасно. Потому что каждая новая идея, реализованная в театре, – это всегда новое дело. И неизвестно до последнего момента, как ты с этим совладаешь. Я люблю брать эту тему и воевать с ней, думать, идти вместе с ней». В какой-то из статей начала девяностых Соколов подчеркивал, что готов до конца биться за достойные условия работы в Театре пилигримов. О том, как продолжает эту традицию новое руководство, красноречиво свидетельствует один факт, который в ходе недавней проверки выявила Контрольно-счетная палата Иркутской области: заработная плата артистического персонала на 34% меньше, чем в среднем по областным учреждениям культуры, – 25,3 тысячи рублей. В акте проверки, надо сказать, немало нареканий по финансовой части. Например, стимулирующие выплаты сотрудникам театра – в общей сложности 2,5 млн рублей – выдавали безо всяких служебных записок. Одновременно был завышен оклад художественного руководителя театра. Артамонову, который окончил консерваторию только в июне нынешнего года, оплачивали перелёты в Санкт-Петербург и обратно, а в те месяцы, когда он отсутствовал в Иркутске, выплачивали и районный коэффициент 30%. Худрук при этом работал на полставки заведующим художественно-постановочной частью и концертным исполнителем, хотя совместительство не было предусмотрено трудовым договором. А договоры с авторами были оформлены ненадлежащим образом. В довершение всего театр полностью оплатил новую технику, часть которой так и не пришла даже через полгода (поставщик объяснил это пандемией коронавируса). И это лишь часть нарушений, которые обнаружили аудиторы КСП. Кто-то может задать резонный вопрос: а так ли важно материальное в искусстве, если сам Соколов, цитируя великих, когда-то говорил, что театр всё же должен быть духовным, как храм, пусть и зрелищным, как хоккей? Оставив за скобками рассуждения о том, что одно не исключает другое, констатируем: новому руководству Театра пилигримов нечем похвастать и в области искусства. Из 133 спектаклей, показанных за последние полтора года, 130 были за авторством Владимира Соколова, сочинившего музыку, и его вдовы Риммы Соколовой, написавшей либретто. Они и обеспечили практически весь валовый сбор театра за прошедшее время. Новинки – спектакль NoRa по пьесе Генрика Ибсена «Кукольный дом», названный арт-рок-мюзиклом, и документальная драма «Милосердие под запретом», посвящённая узникам концентрационных лагерей. Плюс несложная онлайн-постановка «Спасти камер-юнкера Пушкина» и четыре видеоролика, тоже записанные во время пандемии и выложенные на «Ютьюб»: перепевка композиции «Ланфрен-ланфра» из «Гардемаринов» и кавер-версии песен «Алисы», Лорен Кристи и Roxette. «Соколов в таких случаях потрясающе говорил: «Ребята, вы это все решили крупным помолом», – комментирует Антипов. – Добавлю еще цитату из Жванецкого: «Общим видом овладели, теперь подробности не надо пропускать». Так вот, тема, которую они затронули, настолько всеобъемлющая, что в ней нельзя пропустить ни одной детали. Только представьте себе количество умерших людей, от имени которых ты должен говорить. Просто так поиграться в эту тему нельзя. А они поигрались и создали скучнейший материал». Полвека назад подобное говорили про пьесу Рольфа Хоххута «Наместник», по которой режиссер Эрвин Пискатор снял потрясающий спектакль. Идея с неодушевленными куклами, заменяющими часть действующих лиц, в «Милосердии под запретом», кажется, позаимствовали из его постановки. И сдобрили другими, не менее очевидными находками, обыгрывая беспроигрышную тему в преддверии 75-летия Победы в Великой Отечественной войне. Метод психологически грубый, но безотказный. Получилось не так, как того требует ответственность перед реальной историей. «Создание любой творческой единицы – высказывания, стихотворения, картины – требует неимоверного труда, – подчёркивает наш собеседник. – Деятельность того же композитора предполагает большую внутреннюю, душевную работу. Ты не можешь взяться за неё в определённом моральном состоянии, тебе нужно, я не знаю, выйти в какое-то другое информационное поле. Нельзя создать такое произведение, акцентируя образы на конкретных людях и сопровождая это музыкальными моментами на слиянии двух каких-то недожанров: поставили трёх скрипачей – это типа классика, а гитарист и барабанщик – это типа прогрессив-рок». Подобные несостыковки и недоработки дали общий, не лучший результат. Театральный критик Сергей Захарян, к примеру, прокомментировал его ультракороткой рецензией. «Недавно позвонил и говорит всего три слова: «Бери бумажку и записывай», – рассказывает Римма Соколова, вдова Владимира Игоревича. – Я записала так, как он продиктовал: «Искренне – потно, неталантливо. Подпись: профессор Захарян, театральный критик». При всех отдельных находках спектакль NoRa тоже не дотянул ни до планки, заданной когда-то создателем Театра пилигримов, ни до оригинальной пьесы Ибсена. Его музыкальную составляющую тоже сложно назвать арт-роком, если ориентироваться на корифеев жанра вроде Genesis, JethroTull или Electric Light Orchestra. «Если брать отдельные моменты, то там, наверное, была и композиторская, и режиссёрская работа, – отмечает Антипов. – Но в целом и режиссерская, и композиторская работа не имела никакого отношения ни к Ибсену, ни к тем актерам, которые выходили на сцену. Самое удивительное в том, что они прошли мимо идеи, которая была заложена в пьесе. И мне уже через 25 минут просмотра было неуютно от созерцания актеров, пытавшихся вытянуть роли из пустоты, без внутреннего фундамента, который должен был заложить режиссер». Конечно, творческие неудачи случались и во времена Владимира Соколова. Но успехов истории Театра пилигримов было больше. Казалось бы, в чем проблема: используй уже наработанный удачный материал, обеспечивая преемственность, и постепенно добавляй что-то новое. Особенно в свете заявления о том, что театр будет авторским, которое прозвучало из уст Артамонова. Тем более когда в числе «пилигримов» по-прежнему Римма Соколова – автор либретто ко многим спектаклям из классического репертуара. Новому художественному руководителю она передала не только часть нот, но и пароль от компьютера Владимира Соколова, на котором хранился накопленный им материал. «Пожалуйста: бери и работай, – говорит Римма. – Они взяли своё и сразу же поставили на мне крест. Начали рубить то, что у нас было, менять сценографию. Пишу служебки по этому поводу – никакой реакции». Оставшееся от прежнего Театра пилигримов рубили и в прямом смысле слова. Здание в усадьбе Волконских, которое студия получила в 1999 году, несколько лет назад закрыли на ремонт. Под «реновацию» списали и старое фортепиано, стоявшее в одном из помещений. Завхоз театра попросту взял топор и начал его рубить. Мощный драматический образ: дядька, методично уничтожающий плотницким инструментом корпус и клавиатуру пианино, а затем отрывающий клавиши голыми руками. И неплохая аллегория того, как обходятся с наследием Соколова. Например, с рок-оперой «Страсти по Марии», которая выросла из спектакля-мистерии, созданного в 2000 году перед открытием католического кафедрального собора Непорочного Сердца Божией Матери. Либретто, которое написал Анатолий Кобенков, оставили нетронутым. Но музыку, сочинённую Соколовым, аранжировали практически до неузнаваемости, несмотря на то что разрешение на это не дала наследница авторских прав. «В случае с музыкальным материалом, права на который принадлежат Римме Соколовой и Театру пилигримов, есть один момент – элементарное уважение, – подчёркивает Антипов. – Из него столько всего проистекает…» Но Римму Соколову, вдову и наследницу основателя, из Театра пилигримов попросту выживают. В ход идут и административные средства, и методы за гранью фола. Однажды в её кабинете взломали дверь, перерезали провода от компьютера и украли флешку, на которой была видеозапись похорон Владимира Игоревича. Потом ломали ещё несколько раз. Невыносимую атмосферу создают и с помощью других мелких каверз. Как следствие, с неразобранными архивами Соколова, с его не до конца оформленными произведениями работают не в Театре пилигримов. Антипов, к примеру, разбирает ноты трех произведений Владимира Игоревича и готовится, если это будет необходимо, дописать аранжировки к ним. Над музыкой к постановке «Доктор Живаго», либретто к которой ещё при жизни Соколова начала писать его жена, работает композитор из Америки. Оркестровку – будущий спектакль рассчитан на симфонический оркестр полной величины, до 110 инструментов – готовит специалист из Канады. Столь масштабное действо украсило бы репертуар любого театра. Но семейный тандем Артамонова и Агапитовой продолжает эксплуатировать малую часть прежнего репертуара, изредка подбрасывая не слишком выдающиеся премьеры. Расчёт простой: план по спектаклям выполняется, учреждение культуры исправно получает из областного бюджета по 13 млн рублей в год. Финал этой истории может быть очень мрачным: самобытный Театр пилигримов, который создал и взрастил Владимир Соколов со товарищи, станет частью истории. А Иркутск продолжит дрейф в сторону театральной провинциализации, и без того ускорившийся в те времена, когда регион возглавлял Сергей Левченко, а региональное министерство культуры – Ольга Стасюлевич. Если, конечно, новое руководство области не обратит внимание на оставшихся «пилигримов», которые когда-то прославили Иркутск на международной арене.