(18+) Насилие длиной в жизнь: почему в России все еще делают «женское обрезание»
Подобные практики уходят корнями к первобытным обрядам, распространенным по всему миру. За пределы больниц и бараков, в которых проводят такие операции, эта тема вышла в российское общественное пространство в 2016 году.
Тогда «Правовая инициатива» опубликовала первый доклад «Производство калечащих операций на половых органах у девочек». Через два года представили второй доклад — «Практики калечащих операций в республиках Северного Кавказа: стратегии преодоления». В нем появилась цифра — около 1 240 девочкам в возрасте до трех лет каждый год проводят операции на половых органах.
В мае 2020 года одно из тысяч таких дел попало в следственный комитет по республике Ингушетия. Им занялась «Правовая инициатива». 29 сентября «Правовая инициатива» и Gender.team при участии Moscow Fem Fest провели онлайн-конференцию, посвященную проблеме калечащих операций.
Маркер богобоязненности
С точки зрения антропологии, калечащие операции на половых органах девочек, как и мужское обрезание, — обряд-инициация, маркирующая переход людей в определенную категорию, рассказывает антрополог, исламовед Ахмет Ярлыкапов.
«Поскольку это обряды перехода, они связаны с калечением и болью: претендент должен был доказать, что он готов терпеть, чтобы перейти на новую ступень. Этот первобытный смысл давно забыт, ему на смену пришли переосмысления, которые подхватывали разные религии», — отмечает Ахмет.
По его словам, эти практики имеют именно религиозные обоснования. «Женское обрезание» становится маркером богобоязненности, элитарности семьи и привлекательности рода. Порой калечащие операции проводят в «брачных стратегиях», а сам брак начинает быть похожим на отношения купли-продажи — это не всегда понимают сами семьи, но замечают антропологи.
Еще одна причина подобных действий — демонстрация власти рода над женщинами и их телами.
Саида Сиражудинова, кандидат политических наук, президент Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем, отмечает, что по результатам их социологических исследований, над всеми этими причинами стоит именно контроль сексуальности женщин.
Как замечает Ахмет Ярлыкапов, «женское обрезание» — это не проблема ислама, оно встречается в разных религиях и культурах: страдают и девочки-иудейки, и девочки-христианки. В Египте, например, калечащие операции запрещены с 1997 года, с одним «но»: если есть медицинские показания к подобным вмешательствам, запрет снимают. По словам Ярлыкапова, этого «но» достаточно, чтобы операции все равно проводили повсеместно. А если и бороться с этой практикой, то неодобрением со стороны всех религий.
Калечащие практики и порезанный палец
У «женского обрезания» есть несколько типов: от пореза на клиторе до полного его удаления, а также сшивания больших половых губ. Так или иначе, на половых органах остаются шрамы, с которыми женщина может утратить всякую чувствительность и возможность испытывать оргазм. Детородные функции при этом сохраняются.
В российском законодательстве такое можно рассматривать и как преступление против здоровья, и как преступление против половой неприкосновенности, говорит Ольга Гнездилова, адвокат проекта «Правовая инициатива». Точного определения этому нарушению по российским законам дать нельзя, и в этом вся проблема.
С точки зрения теории права, по словам Гнездиловой, калечащие операции — тяжкие преступления. Применять статьи о среднем вреде здоровья, отмечает Ольга, неэффективно, потому что такие дела возбуждаются, если потерпевший пролежал на больничном больше 21 дня.
«Конечно, бывают такие калечащие операции, при которых ребенок сильно пострадал и попал в больницу, в которой пролежал больше трех недель, но это скорее исключение. Чаще всего последствие операции — это рана, которая заживает через какое-то время», — говорит Гнездилова.
Порез на половых органах могут рассматривать как порез на пальце или на ухе. Разницы, по мнению законодателей и медицинских экспертиз, будто не существует. К тому же у преступлений небольшой тяжести есть срок давности возбуждения уголовного дела: два года с момента события.
«Почему это плохо? Сам ребенок в силу возраста обратиться с заявлением не может, его родители часто причинители вреда. И когда ребенок вырастает и осознает все последствия, то сроки давности, естественно, выходят», — объясняет адвокат «Правовой инициативы».
Говорить о тяжком вреде здоровью можно по одному из списка разных критериев, среди них — утрата органа и утрата функции организма. Однако и здесь все не так просто. По словам Гнездиловой, способность организма к возбуждению и оргазму признается только у мужчин.
Закон может оградить девочек от калечащих операций, считает Флавия Мванговия, лидер глобальной инициативы Equality Now по искоренению калечащих практик. Однако законодательство, запрещающее «женское обрезание», есть только в 51 стране мира. В Кении в 2011 году ввели акт, по которому за такое можно привлечь к ответственности. Уголовная ответственность за калечащие операции предусмотрена и в Судане. В России ее нет. Здесь с лета 2019 года тянется дело девятилетней девочки из Ингушетии, которой сделали обрезание в местной клинике «Айболит».
Не добрый доктор Айболит
В июне 2019 года в столице Ингушетии, городе Магас, девятилетнюю девочку привели в клинику «Айболит». С ней был ее отец и его вторая жена, которые не считались ее законными представителями. Ее привели на «женское обрезание», которое в прейскуранте клиники стоило две тысячи рублей (в распоряжении АСИ есть скриншот прейскуранта клиники за 2016 год). По словам Татьяны Саввиной, старшего юриста «Правовой инициативы», которая ведет это дело, местный врач не проверил документы и не оценил состояние ребенка, а просто начал операцию — в это время девочку насильно удерживали на операционном столе трое человек: ее отец, мачеха и медсестра.
Врач говорил, что девочка умрет, если операцию на половых органах не сделать сейчас. После операции началось кровотечение, пациентку госпитализировали. У нее появились признаки посттравматического расстройства.
В том же месяце мать девочки и ее тетя подали заявление о преступлении. Через месяц доследственной проверки, в ходе которой толком не провели экспертиз, возбудили уголовное дело о легком вреде здоровью и только в отношении врача, проводившего операцию. Тем не менее это первое в России дело о калечащих операциях на половых органах девочек. «Правовая инициатива» не согласна только с одним обвинением: к ответственности, по их мнению, надо привлекать и все руководство клиники, и отца с мачехой.
С ноября 2019 года это дело рассматривается у мирового судьи. С мая 2020 года подвижек в деле добиваются адвокаты «Правовой инициативы». Однако, по их словам, решать его придется в ЕСПЧ.
«Очевидно, что это ужасная травма, которая будет преследовать ее всю жизнь. Я бы многое сказала женщинам, которые собираются подвергнуть своих дочек, племянниц и родственниц этой операции. Я бы сказала им о том, как это вредно, какое это нарушение элементарных человеческих прав, что это насилие, что это никогда не пройдет для девочки бесследно как в физическом, так и в психологическом планах. Я бы очень много чего сказала, но мне кажется, что женщина, которая осознанно ведет свою дочь на обрезание, это человек такого мышления. Это женщины, которые всю жизнь росли в патриархальных обществах, которые привыкли к тому, что это норма, женщины, чья сексуальность всегда подавлялась, — говорит Седа, тетя девочки, пострадавшей от калечащей операции в Ингушетии. — Я бы много чего сказала, но я не верю, что это заставит их прислушаться».
30 сентября в социальных сетях проекта ROMB выйдет документальный фильм Светланы Анохиной и Владимира Севриновского о проблеме калечащих операций и жизни современной женщины в Дагестане.
Сообщение (18+) Насилие длиной в жизнь: почему в России все еще делают «женское обрезание» появились сначала на Агентство социальной информации.