Ратное дело отца продолжил сын
18 сентября 1931 года Квантунская японская армия вторглась на территорию китайской Маньчжурии. Историки относят эту дату к предпосылкам начала Второй мировой войны. 94-летний житель Мещанского района Валентин Иванович Тимонин увлекается историей с детства и тоже придерживается этой версии. Его родные, он сам лично были свидетелями многих исторических событий.
Квартиру ветерана, обладателя ордена Красного Трудового Знамени и ордена «Знак Почета», украшают книжные шкафы. Среди многочисленных томов расставлены фотографии. Одна из них обращает на себя внимание: в военной форме царских времен позирует солдат.
— Это мой отец Иван Михайлович в 1917 году на Первой мировой войне. Их полк хотели бросить на японцев. А снаряды и патроны были на исходе, командир отказался вести практически безоружных людей. Командира арестовали, а полк разбежался, — начинает свой необычный рассказ ветеран.
И надо же, как распорядилась судьба — в бой с японскими оккупантами все же пришлось вступить, но уже сыну Тимонина, Валентину Ивановичу, десятки лет спустя.
Обхитрил медкомиссию
Фотоальбомы сохранили уникальные снимки, сделанные уже на освобожденных территориях в Корее. 1945, 1946 годы… Среди товарищей узнать чернобрового воронежского парня Валю Тимонина нетрудно. Бравый старшина строг, сосредоточен.
— Считаю, Вторая мировая началась все-таки в 1931 году, когда Маньчжурию японцы переименовали в Маньчжоуго и ее императором стал Пуи. Мы его, кстати, в 1945 году в плен взяли, — вспоминает Валентин Иванович.
Привычка к организованному тяжелому труду у Валентина Ивановича сызмальства формировалась в колхозе. С началом Великой Отечественной войны, едва достигнув 16 лет, он удостоился важной должности — заведующего нефтебазы. Взрослых специалистов на фронт отправили. На толкового мальчишку одна надежда и была.
— Я всегда очень много читал, самообразованием занимался, справился. Вот и на фронте мою образованность командиры отметили, — улыбается Валентин Иванович.
До декабря 1943 года вместе с другими подростками Валентин проходил военную подготовку в тылу. В 17 лет его уже мобилизовали.
— Чтобы попасть на фронт, пришлось обмануть медицинскую комиссию. Один глаз из-за детской болезни у меня почти не видел. Так я другим сквозь пальцы буквы в таблице подглядывал, — усмехается ветеран. — Помню наш бесконечно длинный эшелон, холодные вагоны-теплушки, долгий путь в полтора месяца на Восток: Омск, Красноярск, Улан-Удэ… Лишь в Хабаровске от поезда стали отцеплять постепенно вагоны. Ну, а Тимонина с товарищами довезли до самой советско- японской границы, до станции Краскино Хасанского района.
Спартанские условия
В отличие от западного фронта на востоке бытовые условия для военнослужащих были прямо- таки спартанскими. Так, в помещении, оборудованном под баню, на полу толстым слоем лежал лед. По два тазика с горячей водой выдали каждому новобранцу по прибытии, и то без мыла. И этому-то они обрадовались. Завшивевшую их одежду обменяли на подобие военной формы: американские ботинки, буденовки, уже ношеные кем-то портки и все же новые солдатские
гимнастерки.
— В таком странном виде нас выстроили на плацу, и началось распределение по частям. Я попал во взвод пешей разведки 4-й роты 2-го отдельного стрелкового батальона стрелковой бригады, — с гордостью рассказывает ветеран. — Ребят покрепче отбирали в минометчики и пулеметчики. А я шустрый, верткий был. За последующий год совсем вес потерял, до 53 килограммов при росте 170 сантиметров.
С продовольствием на Дальневосточном фронте была тоже большая проблема. 600 граммов хлеба, горстка сахарного песка, поварешка водянистой каши с каким-нибудь рыбьим «обмылком» … С такого прокорма ноги с трудом лишь получалось переставлять, но службу никто не отменял. Ежедневно по 10 часов бойцы проходили и огневую, и строевую подготовку. Готовились к войне с Японией.
— Нам так и сказали: «Пламя войны будете здесь гасить». 42 дивизии держали в постоянном ожидании. Меня назначили первым номером ручного пулемета, заместителем командира отделения, — вспоминает ветеран. — Прямых стычек до 1945 года с японцами у нас не было. Так их напугали наши на Хасане и Халхин-Голе.
Однако провокации со стороны японцев случались. Как-то взвод разведчиков подняли по тревоге ночью, чтобы вступить с врагом в бой. Тимонин вспоминает, что бежать пришлось несколько километров до границы, протянувшейся между высотами: Сахарной головкой, Тигровой, Безымянной. Оказалось, японцы перенесли пограничный столб вместе с ограждением на несколько километров вглубь нашей территории и таким образом заняли ее. Разобраться удалось без стрельбы силами пограничников. Бойцам разведчикам разрешили отдохнуть.
— Я упал на койку и только через пять часов очнулся, — смеется Валентин Тимонин.
Внезапность надения
Удивительно, но об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки Тимонин узнал лишь после окончания Второй мировой войны. Даже зарева от смертоносных пожаров не было видно. Радио в части не было. Из сухих сводок «Информбюро» солдатики узнавали о по- бедах Советской армии над фашистами. И начало войны с Японией для них стало почти неожиданностью. Догадки о ее приближении возникли, когда началось прокладывание дорог в Уссурийской тайге, по которым должна была пойти наша боевая техника.
— Из инструментов у меня был всего лишь маленький топорик. И я как-то умудрялся с ним оборачиваться. Настилы у нас получились крепкие, в 20 метров шириной, — рассказывает Валентин Иванович.
А потом 6 августа под видом открытия памятника на Хасане стрелковый батальон вернули опять в Краскино. Тимонин вспоминает, как встречали их странно — торжественно, с оркестром, всех построили в расположении полка. На следующий день уже поступил приказ сдать все личные вещи. И только 8 августа у самой границы с Маньчжоуго был организован митинг, на котором прозвучало объявление об официальном начале войны с Японией.
— В ноль часов пошли пульбатовцы — бойцы пулеметно-артиллерийских батальонов, пограничники, саперы. А наш разведвзвод в наступление выдвинулся на рассвете в низко опустившемся тумане. Всем была дана команда пройти бесшумно, чтобы обеспечить полную внезапность нападения на японские заставы и посты. Согласно спланированной операции, остальные войска последовали уже за нами, — рассказывает Валентин Иванович.
В воспоминаниях у Тимонина остались в основном бесконечные преследования убегавших японцев. Настоящих затяжных боев ему пережить не пришлось, хотя потери были и в его бригаде. Гибли в основном по неопытности молоденькие, необстрелянные солдаты. Своим самым страшным эпизодом войны Валентин Иванович считает случай, когда от его руки чуть ли не погибли товарищи.
— Мы с напарником прочесывали здание японской школы контрразведки. Вначале на нас выскочила огромная овчарка, пришлось ее пристрелить. А потом под крышкой люка тоннеля, уходящего куда-то в темноту, раздались человеческие голоса. Когда я практически дернул зубами чеку гранаты, готовясь забросить ее в люк, показалась голова однополчанина. Семь потов с меня в один миг сошло, — и сегодня вздрагивает от переживаний ветеран.
Медаль «За отвагу» Тимонин получил за правильно организованную переправу через быстроходную китайскую речку.
Несколько бойцов безвозвратно утянуло течением. И только ефрейтор Тимонин умудрился в паре с лошадью пересечь непокорный водоем по диагонали, нашел отмель и перевел по ней еще более сотни своих товарищей.
С удовольствием рассказывает Валентин Иванович, как встречали своих освободителей китайцы и корейцы. Угощать особенно им было нечем, разве что хорошим, настоящим табаком, которого у них росло в избытке. То-то радости было у солдат. Бумагу, настоящую, красивую, белую, для писем родным о долгожданной полной Победе, красноармейцы тоже позаимствовали у китайцев. В двадцатых числах августа японцы целыми дивизиями стали сдаваться в плен. Тимонин помнит, как мимо расположения его роты целые сутки шли и шли пленные.
— По окончании войны на территории Кореи мне пришлось целую зиму охранять пленных японцев. Меня удивила их военная дисциплина — и в тех условиях рядовые беспрекословно подчинялись офицерам. Как-то на моих глазах один из офицеров за что-то хлестал по щекам своего солдата. Мы им пригрозили тогда с вышки, что пристрелим, — точно в прошлое грозит пальцем Валентин Тимонин.
— На лесозаготовки их пленные офицеры выезжали на конях, рядом наши сержанты, а рядовые их, по сто человек, с тележками на огромных колесах везли дрова следом. На каждую сотню пленных выделялся в провожатые еще один наш солдат с автоматом. И все всегда получалось организованно, в сроки.
Уже заканчивая нашу беседу, интересуюсь у Валентина Ивановича, не привез ли он каких-нибудь трофеев с войны. Улыбаясь, он указывает на фото.
— Многие мои сослуживцы набрали там ручных часов. Мне этих «штамповок» не нужно было, — улыбается ветеран.
СПРАВКА
Военную службу Валентин Тимонин закончил в 1950 году в звании старшего сержанта. Среди его боевых наград — Орден «Отечественной войны II степени», медали «За отвагу» и «За победу над Японией». Послевоенный трудовой путь начал в должности начальника Центрального материального склада в Москве, куда переехал на постоянное место жительства. Параллельно с работой Тимонин получал образование: закончил десятилетку в вечерней школе, Высшую партийную школу (1961 год), повысил свою квалификацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС (1971 год), защитил кандидатскую диссертацию. По партийной линии сделал блестящую карьеру. Ушел на пенсию в 1993 году в возрасте 67 лет с должности заведующего секретариатом Центрисполкома по выборам народных депутатов РСФСР.
КСТАТИ
Есть свидетельства об упорном сопротивлении японцев. Гарнизон опорного пункта на высоте «Острая» сражался до последнего патрона. В критичный момент подземные сооружения взорвались вместе с его защитниками. Подступы к Муданьцзяну советским танкам пытались преградить 200 японцев, обвязавшихся минами.