Остзейские немцы: от хозяев Прибалтики до политических беженцев

Вплоть до XX века Центральную и Восточную Европу можно было смело назвать Pax Germanica — немцы активно проникали в эти края, неся с собой культуру, религию и другие прогрессивные достижения Средних Веков. В результате практически во всех странах региона, от Венгрии и Румынии до Чехии и Польши, проживало немногочисленное, но активное немецкое меньшинство. Прибалтика в этом отношении была особым местом — здесь немцы, значительно уступавшие в численном соотношении местным жителям, сосредоточили в своих руках всю полноту экономической и политической власти. О том, как немцы попали в Эстонию, Латвию и Литву, что представлял из себя Остзейский край и какие невзгоды выпали на долю этой этнической группы в XX веке, рассказывает Никита Николаев.

Верные слуги Христа

Так описывал средневековый хронист Генрих Латвийский одно из сражений крестоносцев с балтийскими племенами в самом начале XIII века. В это время взоры служителей Христа, потерпевших ряд поражений на Святой Земле, обратились в другие регионы в поисках тех, кто еще не был знаком с христианством. Одним из таких «темных пятен» были территории современных стран Балтии, населенных самыми разнообразными племенами: от литовцев до латгальцев, ливов и эстов. Уже в конце XII века миссионеры пытались распространить слово божье среди балтийских язычников, однако довольно скоро выяснилось, что этот процесс обречен на провал без достаточного военного прикрытия. Европейские рыцари откликались на призывы епископов помочь им в праведном деле неохотно — гораздо престижнее было завоевать будущее спасение на Святой Земле. Да и римские понтифики прямо говорили о том, что противостоять неверным в Палестине дело более богоугодное, нежели сражаться с язычниками на задворках Европы.

Несмотря на это, желающие отправиться на юго-восточное побережье Балтийского моря и помочь распространить слово Христа среди местных варваров нашлись. В основном это были представители северогерманского мелкого и среднего дворянства.

«Пилигримы», как называл их хронист Генрих Латвийский, отзывались на призывы миссионеров помочь им в богоугодном мероприятии. В результате крестоносцы в начале XIII века смогли закрепиться в устье Северной Двины (Даугавы), где в 1201 году был основан центр нового епископства, город Рига.

Спустя год здесь начал свою деятельность и новый военно-монашеский орден, в обязанности которого входила защита миссионеров на территориях современных Латвии и Эстонии — Орден меченосцев.

Спустя некоторое время организация крестоносцев превратилась в ливонский отдел Тевтонского ордена. Немецкие рыцари активно колонизировали Прибалтику, получая от епископа земли в ленное владение. Местное население превратилось в данников пришлых немцев. Исключение составляли некоторые вожди балтских племен, согласившиеся сотрудничать с новыми хозяевами. Они влились в политическую элиту новой Ливонии (так спустя некоторое время стала именоваться в документах территория Латвии и Литвы) и постепенно онемечивались.

Вплоть до XVI века Ливония жила в условиях относительной внешнеполитической стабильности. Конечно, клубок противоречий между ее соседями (особенно русскими княжествами и Речью Посполитой) часто выливался в вооруженные конфликты, но размер территории оставался неизменным. Внутренняя политика развивалась под эгидой противостояния рыцарей и епископов, что один раз привело к долгой и тяжелой гражданской войне на рубеже XIII–XIV веков. Местное население, обращенное в католичество, а позднее перешедшее вместе со своими «хозяевами» в протестантизм, также периодически восставало против господствовавшего немецкого меньшинства, однако улучшения своего положения не добилось. В результате сложилась достаточно прочная система, при которой вся политическая и экономическая власть принадлежала немецкому меньшинству, при этом оно не ассимилировалось среди местных балтийских племен. Это меньшинство впоследствии и превратилось в остзейских (прибалтийских) немцев, вошедших в историю России.

Шведская эпоха

Прибалтика стала ареной масштабного военного противостояния в годы Ливонской войны (1558–1583), которую вел русский царь Иван Грозный. Несмотря на желание самодержца присоединить Ливонию, он потерпел поражение. По итогам войны регион оказался поделен между тремя державами: Речью Посполитой, Швецией и Данией. Новые хозяева Ливонии не стали ломать сложившиеся столетиями в регионе порядки. К примеру, польский король даровал дворянам своего куска послевоенного пирога жалованную грамоту, подтверждавшую особое положение остзейских немцев. При этом положение подчиненных латышей и эстонцев оставляло желать лучшего. Это замечал и польский государь. Его слова на одном из ландтагов (собрании дворян Ливонии) передавал сандомирский воевода:

Вскоре вся Ливония в результате нескольких польско-шведских войн оказалась в руках стокгольмских монархов.

Именно при скандинавах начал складываться особый порядок в этом регионе, который впоследствии унаследует Российская империя. Фактически речь шла о государстве в государстве. Шведские власти лишь унифицировали сложившееся положение вещей, придав порядку стройный законный вид. В 1740-е годы были изданы положения о ландтагах, фактически включивших их в шведскую систему государственного управления. Земельные наделы в Ливонии стали получать и скандинавские дворяне, которые завязали тесные связи с местными аристократами.

В конце XVII века шведские короли попытались ограничить и без того широкие права остзейских дворян. Это проявилось, в частности, в политике реституции — пересмотре распределения земельных наделов. Делегации аристократов пытались убедить шведское правительство пересмотреть эти акции, но успеха они не добились. Отношения остзейского дворянства и шведской короны постепенно портились. К чему бы привел этот кризис — неизвестно, поскольку на рубеже веков в регионе произошли серьезные политические изменения.

Договор остзейских немцев и Романовых

В 1700 году молодой и амбициозный русский царь Петр I начал войну против Швеции за выход своей страны к Балтийскому морю. Казалось, что у него совершенно нет шансов. Скандинавское королевство в те годы считалось одним из сильнейших в Европе. Туманные для Петра перспективы подтвердились уже в первые годы войны, после Нарвского сражения, в котором без особых проблем верх одержали шведы. Однако спустя несколько лет ситуация изменилась. После победы в Полтавском сражении русские войска относительно быстро смогли установить контроль над всей шведской Лифляндией и Эстляндией (провинции бывшей Ливонии). При этом Петр изначально планировал передать эти земли своему союзнику, саксонскому курфюрсту и польскому королю Фридриху Августу, однако после провала Прутского похода против Османской империи царь предпочел оставить эти земли себе.

Из-за того, что присоединение бывшей Ливонии не входило в планы России, войска обращались с местным населением довольно жестко. Сторонником такой политики был сам царь.

Впрочем, смена планов повлияла на отношение к местному населению. Остзейские дворяне, до этого испортившие отношения с шведской короной, к смене «прописки» отнеслись более чем спокойно. Некоторые из них, наиболее пострадавшие от скандинавов, стремились с помощью новых властей вернуть земли, изъятые во время реституции. Петр I также не хотел что-либо менять в сложившемся устройстве этих земель — в том числе и для того, чтобы не настроить немецких дворян против себя. В 1710 и 1712 годы были изданы жалованные грамоты: лифляндскому и эстляндскому дворянству, а также городам Рига и Ревель (современный Таллин).

Прибалтийское немецкое дворянство смогло закрепить за собой особый статус. Жалованные грамоты вплоть до конца существования Российской империи подтверждались каждым русским царем при его восшествии на престол. Окончательно переход современных территорий Латвии и Эстонии был закреплен в Ништадском мирном договоре между Россией и Швецией, заключенном в 1721 году.

Свои иностранцы

Эпоха Петра I — время, когда в Россию прибыло большое количество иностранцев, в том числе и немцев. Они занимали государственные посты, служили в армии и помогали царю-реформатору в его начинаниях. Прибалтийские немцы, хоть и стали де-юре в 1712, а де-факто в 1721 годы подданными российских императоров, тоже не стали исключением. Одним из первых остзейских дворян, перешедших на службу к Петру I, стал Иоганн фон Паткуль. Аристократ был одним из тех, кто не был доволен шведской политикой в бывшей Ливонии. Уже после начала Северной войны и до того, как русские войска начали захватывать Прибалтику, он перешел на службу к Петру I. Фон Паткуль командовал небольшим русским отрядом, поддерживавшим силы саксонского курфюрста Сигизмунда Августа. Дожить до присоединения своей родины к России ему не довелось — попав в плен, он был казнен за измену шведами в 1707 году.

После обнародования «жалованных грамот» остзейское дворянство пошло на российскую государственную службу охотнее.

Впрочем, и само Российское государство было заинтересовано в услугах своих подданных-европейцев. В частности, более 10% дипломатического корпуса петровской эпохи относилось к остзейским немцам.

Они имели необходимые знания и компетенции для помощи в проведении реформ. Например, Герман фон Бреверн, имевший богатый судебный опыт в эпоху шведского владычества, в 1717 году был переведен Петром I в Санкт-Петербург, возведен до чина действительного статского советника и назначен вице-президентом юстиц-коллегии (аналог современного министерства юстиции). Фактически фон Бреверн и создавал коллегию, параллельно занимаясь юридическими делами, касавшимися родных Эстляндии и Лифляндии. Другим остзейским дворянином, обосновавшимся в новой столице империи в 1721 году, стал Иоганн фон Бенкендорф. Он возглавил столичный магистрат и стал основателем рода, оставившего значительный след в истории России (его правнук, Александр Христофорович фон Бенкендорф, в эпоху Николая I возглавлял Третье Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии). Поместья в Лифлянии и Эстляндии получали и особо выслужившиеся в петровскую эпоху иностранцы — таким, к примеру, стал Генрих фон Фик. Уроженец Гамбурга, нанятый на русскую службу, он был одним из авторов административной петровской реформы, за что получил земельный надел на новоприсоединенных территориях.

На протяжении всего XVIII века число остзейских дворян, проходивших государственную и военную службу в России, неизменно увеличивалось. Сама монархия способствовала этому процессу. В 1729 году было принято два важных постановления. Одно касалось военной службы — теперь она могла проходить в родных для остзейцев провинциях. По второму остзейские немцы на государственной службе приравнивались к иностранцам. Таким образом, их жалование становилось в два раза больше заработной платы русского дворянина на аналогичных должностях. Эпоха Анны Иоанновны, когда фактическим правителем страны на короткий срок стал курляндский герцог Бирон, привел к недовольству русской аристократии. Это стало одной из причин очередного дворцового переворота, по итогам которого на престоле оказалась дочь Петра, Елизавета.

Остзейские немцы временно уходили «в отставку» или «на пенсию», однако к концу XVIII века их положение в армии (дворяне предпочитали проходить именно военную службу) восстановились. Россия не могла позволить себе потерю квалифицированных кадров.

Автономия под угрозой

Что из себя представлял Остзейский край в середине XVIII века? Несмотря на то, что юридически он принадлежал Российской империи, фактически область обладала широчайшей автономией. Внутренние дела почти целиком находились в ведении потомков рыцарей-крестоносцев. Губернаторы, назначавшиеся Санкт-Петербургом, зачастую не знали немецкого языка. Тяжесть административной работы ложилась на их заместителей, которые чаще всего набирались из местного дворянства. В целом внутриполитическая система со времен шведского владычества не претерпела изменений и сильно отличалась от общероссийской. Торговля Остзейского края с остальной Россией облагалась таможенными пошлинами. Это касалось и системы образования — школы были лютеранскими, и образование в них шло на немецком языке.

Проблему «оторванности» края пытались решить на протяжении почти ста лет. Екатерина Великая отменила таможенные пошлины и привела к общероссийскому стандарту административное управление краем. На Остзейский край было распространено действие «Жалованной грамоты городам» и «Жалованной грамоты дворянству». Однако уже в 1796 году германофил Павел I отменил практически все постановления своей матери. На протяжении всего XIX века остзейский вопрос оставался если не главным, то одним из насущных во внутриполитической жизни Российской империи. Сами цари, как уже упоминалось ранее, при восшествии на престол подтверждали договорённости петровской эпохи, а местные юридические нормы вошли в общеимперский Свод местных узаконений.

Попытка наступления на автономию началась в годы правления Александра II. Еще в начале XIX века в крае было отменено крепостное право. Во второй половине XX века имперское правительство начало политику русификации. Полиция была приведена к общероссийскому образцу, документооборот переводился на русский язык.

Санкт-Петербург частично сделал ставку на обретавших национальное самосознание эстонцев и латышей. Конечно, это не могло не вызывать недовольства древних аристократических немецких земель.

Многие из них обвиняли Александра III в том, что тот предал клятву, данную Петром I. В целом прибалтийские дворяне считали, что лично преданы именно Романовым, чем России. Для многих русская культура оставалась далеко чуждой. Немецкий писатель Теодор Понтениус вспоминал:

На военной и гражданской службе находились многие известные династии, чьи представители принимали участие в знаковых для России исторических событиях:

Наступление имперской власти на «особый остзейский порядок», национальное пробуждение эстонцев и латышей, а также ухудшение отношений Российской империи и Германии, к которой прибалтийские немцы испытывали особое отношение, наметили наступление для дворян новых времен.

Остзейская смута: революция, война, потеря родины

Революция, захлестнувшая Российскую империю в 1905–1907 годы, особенно сильно ударила по остзейскому дворянству. Чуть меньше половины имений пострадали от крестьянских погромов. Зародившаяся интеллигенция прежде угнетаемых эстонцев и латышей громогласно заявила о своих правах. О возвращении к прежним пасторальным временам не могло быть и речи. Ответная реакция прибалтийских немцев выразилась в создании политических и культурных обществ, которые стали тяготеть к соседней Германской империи. Хотя прямых переговоров о возможном «предательстве» не было, власти с опаской относились к этим объединениям.

1 августа 1914 года Российская империя вступила в Первую Мировую войну. Остзейское дворянство столкнулось с более серьезными испытаниями. В России развернулась масштабная антинемецкая кампания, в ряде городов начались настоящие погромы. Многие немцы меняли свои фамилии на русские, дабы избежать преследования со стороны патриотической общественности. В правительство отправлялись многочисленные письма неравнодушных, в которых содержались просьбы «изгнать этих шпионов из России <…> всюду позволяющих себе хозяйничать, этих зазнавшихся немцев и остзейских баронов».

Ситуация ухудшилась в 1915 году, когда русская армия отступала под ударами немцев. Линия фронта продвигалась по территории Прибалтики.

Приближение противника приводило к усиленному поиску шпионов. Первыми кандидатами на этот статус становились прибалтийские немцы. Многих из них по ложным доносам насильно выселяли из мест проживания далеко на Восток — в Сибирь.

При этом среди офицеров императорской армии оставалось достаточно представителей остзейского дворянства — несколько генералов принадлежало к роду Сиверсов, Балтийским флотом командовал Николай Эссен (в целом в военно-морских силах России проходило службу большое число остзейских немцев на разных офицерских должностях). Предводитель курляндского дворянства Владимир Рейтерн писал в Совет Министров:

Эти мероприятия окончательно подорвали доверие остзейских немцев к властям Российской империи. Такое отношение со стороны армии, чиновников и патриотической общественности заставило многих задуматься о том, что естественным защитником их интересов может быть лишь Германская империя.

Российская империя пала в феврале 1917 года, а в октябре ко власти в Петрограде пришли большевики. Прибалтика до ноября 1918 года была временно оккупирована германскими войсками по условиям заключенного с Советской Россией Брестского мирного договора. Регион стал ареной противоборства только появившихся национальных республик (Латвии, Эстонии и Литвы) и большевиков, стремившихся установить здесь советскую власть.

Казалось, что для прибалтийских немцев места в этой борьбе не было. Власть в бывших Эстлянлии, Лифляндии и Курляндии перешла к тем, кого потомки рыцарей угнетали на протяжении столетий, и отношения с ними были далеки от идеальных. Большевики же вовсе считали остзейских помещиков идеологическими врагами, с которыми нужно разбираться без раздумий. Еще до Брестского мира сотни немцев Эстляндии было депортировано в Сибирь, некоторые из них — расстреляны на месте. Отличий от политики царского правительство было не очень много.

Очевидным местом возможной эмиграции виделась лишь Германия. Многие действительно предпочли вернуться на историческую родину, не видя перспектив для жизни в независимых странах Балтии (и утем более при большевиках). В апреле 1918 года представители оставшейся аристократии в согласии с оккупационной администрацией объявили о создании марионеточного по отношению к Германии Балтийского герцогства, однако оно просуществовало недолго. Как только закончилась война, и Германия начала вывод своих войск из Прибалтики, в регионе начали формироваться независимые республики Эстония, Латвия и Литва. Кто-то из остзейских немцев ушел вслед за проигравшими, кто-то решил остаться и сопротивляться наступлению большевиков.

Вместе с только зарождавшимися вооруженными силами балтийских республик, поддержанными Антантой, против красноармейцев сражались добровольческие отряды остзейских немцев. В основном они действовали в Латвии. Правительство республики, не способное сдержать продвижение большевиков, пошло на соглашение с германским правительством: немцы пришлют добровольцев и помогут латышам сдержать красных. В обмен эти солдаты могли надеяться на получение латвийского гражданства и сохранение недвижимости в случае отзейцев.

Самыми известными формированиями, сражавшимися с большевиками, стал отряд князя Ливена и прибалтийский ландесвер. Также из Германии прибывали тысячи добровольцев, которые были сведены в армию под командованием генерала Рюдигера фон дер Гольца.

Остзейцы со своими соплеменниками с исторической родины и латышами весной 1919 года смогли освободить Ригу и нанести большевикам ряд чувствительных поражений. Однако у Берлина, несмотря на поражение в Первой мировой войне, были серьезные планы на Прибалтику.

Правые политические круги стремились сохранить свое влияние на регион. Немцы свергли Карлиса Улманиса, первого главу государства, и создали свое марионеточное правительство. Бывшие союзники стали врагами. Анатолий Ливен не поддержал переворот и остался верен латышам. Часть прибалтийского ландесвера примкнула к этому путчу. Улманис при поддержке Антанты смог одержать победу. Тем не менее осенью 1919 года состоялась новая попытка переворота, в которой главную роль играл русский офицер Павел Бермонд-Авалов. Она также провалилась. Немцы помогли республикам отстоять независимость, но не смогли установить над ней контроль. Многие остзейские немцы предпочли эмигрировать в Германию.

Прибалтийские немцы и нацисты

Немцы остались этническим меньшинством в Эстонии и Латвии — однако поместья фактически исчезли из-за проведенной властями земельной реформы в пользу малоземельных крестьян. Те, кто не смог справиться с новыми жизненными обстоятельствами, уезжали в Германию, но и тут было тяжело. После войны и страны Балтии, и проигравшая бывшая империя находились в крайне сложном экономическом положении. Немцы восприняли поражение довольно остро, еще острее свою обездоленность почувствовали остзейцы, оказавшиеся фактически лишенными своей родины. Веймарская республика пыталась поддерживать своих соплеменников за рубежом экономическими субсидиями и поддержкой культурных инициатив (школ, театров и др.), однако прямо вмешиваться в отношения балтийских немцев и правительств опасалась.

Неудивительно, что среди этих эмигрантов стали весьма популярными крайние правые идеи. В 1920 году в Мюнхене появилась группа сторонников пока мало кому известного Адольфа Гитлера, состоявшая из прибалтийских немцев. Ее возглавлял Макс Эрвин фон Шойнбер-Рихтер, а одним из активных участников стал Альфред Розенберг. Впоследствии он стал одним из идеологов нацистов, а его книга, «Миф двадцатого века» (1930), ставилась почти на одну ступень с «Моей борьбой» Адольфа Гитлера.

Одним из пунктов программы нацистов был тезис о воссоединении «рейхсдойче» (тех, кто жил непосредственно в Германии) и «фольксдойче» (меньшинства в странах Восточной Европы). Это касалось и балтийских немцев, находившихся в тяжелом положении в странах Балтии, которые, к тому же, после формирования здесь авторитарных режимов, стали более националистическими. Уже после начала войны, 6 октября 1939 года, в речи перед парламентом Гитлер особо отмечал эту проблему:

В 1939 году в Эстонии проживало около 16 тысяч немцев, в Латвии — 62 тысячи, а в Литве — чуть менее 30 тысяч. После поражения Польши нацистское правительство обратилось к властям стран Балтии с предложением проведения репатриации остзейских немцев. Для мигрантов была приготовлена целая область на завоеванных территориях — рехйсгау Вартеланд, расположенная вокруг города Познань. Прибывшие должны были заселиться дома, освобожденные от местных жителей: поляков и евреев. Для некоторых, наиболее «расово полноценных», были отведены территории вокруг Данцига.

В октябре 1939 года нацисты достигли принципиальной договоренности с правительствами балтийских республик. В конце месяца появились официальные протоколы. Нацистская пропаганда пыталась всеми средствами убедить своих соплеменников за рубежом в необходимости отъезда: их пугали скорой переменой политики стран Балтии по отношению к национальным меньшинствам и опасностью скорого прихода большевиков. На зов из исторической родины откликнулись десятки тысяч остзейских немцев. С небольшим скарбом (остальное подлежало конфискации властями республик) они отбывали в Германию до конца 1939 года — таких было около 50 тысяч человек. Власти Эстонии, Латвии и Литвы отнеслись к этому процессу как к благу: именно так укреплялся местный национализм.

В 1941 году, спустя полгода после присоединения балтийских республик Советским Союзом, состоялась вторая волна репатриации. На сей раз она касалась не только немцев, но и эстонцев и латышей, которых коммунисты подозревали в сотрудничестве с Германией. Вторая волна затронула чуть больше 20 тысяч человек.

Мигранты относились к своей судьбе по-разному. Эмоции варьировались от радости и благодарности родному правительству до замешательства и страха за свою судьбу. После второй мировой войны один из переселенцев вспоминал:

После начала Великой Отечественной войны и оккупации вермахтом стран Балтии многие остзейцы пытались вернуться домой. Они просили у властей разрешения вернуться в свои родные дома, однако согласия выдавались лишь в порядке исключения. Впрочем, те, кто смог уехать в Прибалтику, совсем скоро были вынуждены бежать в Германию — осенью 1944 года Красная армия выбила вермахт с этих территорий.

Новые испытания выпали на долю прибалтийских немцев после окончания Второй мировой войны. Они, как и многие их соплеменники, проживавшие в Восточной Европе, были вынуждены покинуть Польшу. В 1950 году на территории Германии проживало около 60 тысяч балтийских немцев (50 тысяч в ФРГ, 10 тысяч — в ГДР). Здесь они основали свои землячества, а правительство Западной Германии выплатило компенсации за утерю имущества в годы Второй Мировой войны. В странах Балтии после перипетий первой половины XX века осталось лишь несколько тысяч человек.

Иллюстрации взяты с Wikimedia.org