Странники: как был устроен «живой интернет» древней России
Калики перехожие, христарадцы, богомольцы, странники – образ жизни, уникальный для России. А еще с их помощью вели секретную переписку и узнавали последние новости.
Христос сказал своим ученикам «Бросьте все и следуйте за мной». С XI века многие русские люди стали следовать этому призыву буквально. Они отправлялись в Святую Землю поклониться святыням и получить уроки благочестия. А домой приносили ветвь пальмы – простейший знак того, что они действительно были в Иерусалиме. От слова «пальма» и происходит слово «паломник». Пилигримы к святым местам и были первыми русскими странниками.
Странствовали не только по религиозным причинам. На Руси издревле была высокая мобильность населения. А когда царь стал вводить крепостное право и воинскую повинность, появилось много людей, которые в ответ на «закручивание гаек» бросали все и шли буквально куда глаза глядят.
Историк Сергей Пушкарев писал: «В Московском государстве находилось еще много “вольных, гулящих людей”, которые не находились в частной зависимости и не были записаны в государевых тяглых, посадских или волостных общинах». Как объясняет Пушкарев, это были не пошедшие в священники дети духовных лиц, не поступившие на службу дети служащих людей, не наделенные своей землей дети крепостных, наемные рабочие, скоморохи, нищие и бродяги.
Почему на Руси уважали нищих и странников?
На Руси подвиг странничества приближался к подвигу юродства.
Русское издание словаря Брокгауза и Ефрона отмечало «особый тип нищего, резко отличающийся от нищего западноевропейского. Западный нищий в огромном большинстве случаев умственно, нравственно и материально беден; у нас нищий, особенно в прежние времена, был подчас человек бывалый, persona grata в каждом доме, куда он входил, интересный и неистощимый рассказчик про то, где он бывал». «Странствующий нищий проповедник, утверждающий учение Христа не богословскими выкладками, а своим рубищем. Такой образ был близок и понятен простому народу», – пишет философ, исследователь странничества Даниил Дорофеев.
При этом с древних времен странники выполняли роль «живого интернета», эдаких говорящих газет. Именно паломники и богомольцы могли передать неграмотному и не читавшему книг населению известия о новых церковных установлениях, состоявшихся соборах и рукоположениях иерархов. А ещё странников очень часто просили помолиться за кого-либо у святых мест, поставить свечку, заказать поминальную молитву, да и просто передать записочку в дальние края, куда сам никогда не доберешься.
Через странников вели переписку, часто зашифрованную, многие люди – от старцев и церковных иерархов до простых крестьян. Можно было не бояться, что такую переписку перехватят – в серой массе одинаковых странников, в их потертых сумах никто бы не смог найти спрятанное письмецо. Особенно написанное тайным шрифтом – «тарабарской грамотой», очень популярной среди русских священников. Через странников переписывался со своими тайными корреспондентами и загадочный сибирский старец Фёдор Кузьмич – ни одно его личное письмо не было перехвачено полицией.
Какими были разные русские нищие и странники?
«Калики перехожие»
Так изначально на Руси назывались странники. Слово «калика» – из древнерусского языка, оно может быть как женского, так и мужского рода. Владимир Даль поясняет: «Калика – в песнях и сказаниях, паломник, странник; перехожий, странствующий, нищенствующий богатырь во смирении, в убожестве и богоугодных делах». Заметим, что нищий здесь понимается как богатырь (но, конечно, не всякий нищий – богатырь). В XIX в. «каликами» считались нищие, распевающие духовные стихи, песни, псалмы. Сходство с русским «калека» объясняются тем, что оба слова произошли, вероятно, от тюркского «kalak» – «изуродованный».
Калики странствовали группами, «ватагами», «артелями». В них имелась своя организация. В словаре Брокгауза есть описание такой «ватаги» из Минской губернии. Во главе ватаги стоял атаман из слепых: чтобы иметь право носить название настоящего нищего, нужно было 6 лет состоять учеником, внося ежегодно 60 коп. (на нищенскую свечу), и выдержать экзамен в знании молитв, нищенских стихов и песен и особенного нищенского языка.
В ватаге был даже казначей, а также «сотские» и «десятские» (калька с древних русских военных званий). Решения в ватаге принимались на общем собрании, где выбирали всех начальников и наказывали нарушивших правила – «отрезали торбу», то есть нищенскую суму.
Бродячие сказители и музыканты
Среди «калик» выделялись одинокие слепцы-сказители, которых часто сопровождал поводырь. Они собирали подаяние, распевая духовные гимны, читая псалмы, иногда аккомпанируя себе на колесной лире, гуслях, домрах. Слепые старики-сказители бывали и в царских покоях. В Александровой слободе они читали Ивану Грозному перед сном. Странники и странницы, знавшие множество историй и сплетен, всегда были желанными гостями на женской половине царских дворцов XVII века, где для них в первых этажах палат были устроены отдельные столовые и места для сна.
Сказители были очень близки к скоморохам – с той разницей, что скоморохов власть активно запрещала, и к концу XVII века скоморошьих ватаг на Руси почти не осталось. Однако до этих времен без бродячих музыкантов не обходилась ни одна свадьба и похороны, а Иван Грозный в юности, по некоторым сведениям, любил пляски со скоморохами. Ватаги скоморохов были организованы почти так же, как артели профессиональных нищих.
«Прошаки» и сборщики
«Пожертвуйте, православные, на церкву Божию, на каменное строение!» – такой возглас сотнями лет слышался на всех русских улицах и площадях. Это «прошак», сборщик милостыни на церковные нужды. Важно: именно на церковные, а не на свои личные.
Вот как описывал прошака историк странничества Сергей Максимов: «Синий или черный армяк мещанского покроя, круто запахнутый и высоко подпоясанный по-праздничному, с претензией на солидность и торжественность. Прошак всегда почти пожилой, неизменно с книжкой, обернутой в тафтяную черную тряпичку, с нашитым крестообразным позументом. На книжке лежат медные гроши и пятаки. Книга прошнурована. Шнур припечатан казенной сургучной красной печатью и на последней страничке прописано свидетельство какой-нибудь консистории».
«В местах сытых, в городах купеческих и церквах соборных этого люда длинные шеренги из целых десятков», – пишет Максимов. Их называли сборщиками, прошаками, запрощиками, кубраками, лаборями. Среди сборщиков было много монахинь, которые ходили с двумя послушницами, собиравшими для них деньги, и монахов, которые всегда ходили одни.
Одинокие странники
«Я сознал мои беззакония, раскаялся, исповедался, дал свободу всем служившим при мне людям и заклял себя на всю жизнь мучить себя всякими трудами и сокрыться в нищенском образе... И вот уже 15 лет, как я скитаюсь по всей Сибири. Иногда нанимался у мужиков в посильные работы, иногда Христовым именем прокармливал себя. Ах! при всех сих лишениях какое я вкушал блаженство, счастие и спокойствие совести».
Это слова некоего благородного князя, ставшего странником. Их приводит безымянный автор книги «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», очень популярной в России XIX века.
Именно таких странников уважали больше всего на Руси – сознательно оставивших свою жизнь ради странствий. Художник Василий Перов описывал Христофора Барского, одного из таких странников. «Высокого роста, но уже согнувшийся, как верхняя ветвь высокой ели, когда среди теплой зимы ее облепит пушистый снег. Борода его была не такая белая, как у князя, а скорее серая, напоминающая цвет подержанного серебра, но так же подстриженная; глаза грустные, как бы задернутые черным флером или временем долгого страдания... Вместо плаща на нем красовался широкий с заплатами крестьянский кафтан цвета ржаного хлеба, подпоясанный узким ремнем с медной пряжкой… И несмотря на такой неприглядный костюм, во всей фигуре старика, особенно же в его лице, было что-то, несоответствующее его костюму и положению».
Антон Чехов писал об этих людях: «если представить себе всю русскую землю, какое множество таких же перекати-поле, ища где лучше, шагало теперь по большим и проселочным дорогам или в ожидании рассвета дремало в постоялых дворах, корчмах, гостиницах, на траве под небом».
Народ с удовольствием привечал таких странников, так как восхищался их свободой, знаниями о мире и людях. В них, помимо личности, видели архетипический образ Странника. «Странничество на Руси являлось народной религией, а странники – народными святыми; они были свободны от власти – религиозной или государственной, – они были близки народу, так как не отделялись от него, постоянно были у него на глазах… Каждый в принципе оставлял за собой возможность приобщиться к этим идеалам, даже самому стать странником», – пишет Дорофеев.
Странники-бродяги
«…Толпа народа бросилась к нему [священнику], прося благословенья и спрашивая советов и помощи. Тут были странницы, всегда ходящие от святого места к святому месту, от старца к старцу и всегда умиляющиеся перед всякой святыней и всяким старцем. Тут были странники, большей частью из отставных солдат, отбившиеся от оседлой жизни, бедствующие и большей частью запивающие старики, шляющиеся из монастыря в монастырь, только чтобы кормиться».
Так описывает самых типичных странников Лев Толстой в рассказе «Отец Сергий». Не все странники были истинно верующими и вели благочестивую жизнь. Судьба выталкивала на дорогу и совсем простых людей, которые вынужденно избирали милостыню как способ пропитания. Именно они составляли огромную серую массу странничества, которых было сотни и тысячи на всех богомольных местах.
К началу XX века, когда в России уже были железные дороги и за счет этого невиданная ранее мобильность населения, пешее странничество уходит в прошлое. Император Николай II и его семья привечали странников – Василия Босоногого или Параскеву Саровскую, но эти люди, широко известные и имевшие множество поклонников, уже были далеки от идеала странничества, который прежде всего отличался анонимностью странника. Да и интерес императорской четы к ним угас сразу же после рождения желанного наследника.