Юнас Хассен Кемири «Монтикор: молчание тигра». Фрагмент из романа
История о поиске пропавшего отца, рассказанная через переписку молодого писателя и старшего друга семьи. Действие разворачивается в Стокгольме 90-х, а в центре — конфликт поколений и вопрос культурной идентичности в тунисско-шведской семье. Особенность текста — его уникальный язык, «ломаный» шведский иммигранта, который переводчик Наталия Братова виртуозно адаптировала для русского издания. «Сноб» публикует фрагмент книги, вышедшей в издательстве «Городец» в скандинавской серии «НордБук».
Потом БАЦ — она протягивает руку. Твой родитель стоит в потерянности, как пропавшая перчатка, от того, что она так берёт на себя инициативу, а рука у неё мягкая, как белый песок, но силой своей пробирает, как жгучая приправа харисса, глаза её не моргают, она называет свою фамилию, совершенно серьёзная, а он думает, что она, похоже, первая, кого не инфицировала его куртуазная улыбка. И вот он держит в руке её руку, вдыхает её лавандовый аромат, а в голове у него СВИЩЕТ от этого аромата, а земля вибрирует под ногами, а в мыслях туман, облака циркулируют в воздухе, а ночное небо рассыпается молниями, и с него вдруг летят вниз сотни метеоритов, а рыбацкие лодки на горизонте вдруг вспыхивают аварийными огнями, а сошедшие с небес хоры ангелов поют ОСАННЫ, и ГРОМОГЛАСНО разносится органная музыка, и УЛИЧНЫЕ ПСЫ ВОЮТ, и ВОЗДУХ ТЕРЯЕТ КИСЛОРОД, и ВУЛКАНЫ ИСТОРГАЮТСЯ, и КОКТЕЙЛИ С ЗОНТИКАМИ ВДРЕБЕЗГИ ЛЕТЯТ С БАРНЫХ СТОЕК, и КАРАНДАШ АШРАФА ЛОМАЕТСЯ О НЕГАТИВ, и ГДЕ-ТО В ПОДЗЕМНОЙ ЛАБОРАТОРИИ ШКАЛА РИХТЕРА ПОДСКАКИВАЕТ ВСЁ ВЫШЕ, ВЫШЕ, ВЫШЕ, ПОКА РТУТНЫЕ ШАРИКИ НЕ РАЗБИВАЮТ ЕМКОСТЬ И НЕ РАЗЛЕТАЮТСЯ КАК МАЗУТ, ИСПАЧКАВ БЕЛЫЕ ХАЛАТЫ УЧЁНЫХ, ДРЕВНИЕ ФАКСОВЫЕ АППАРАТЫ И КОМПЬЮТЕРНЫЕ ЭКРАНЫ СО СТРОКАМИ СТАРОМОДНО-ЗЕЛЁНОГО ТЕКСТА НА НИХ!!!
(Внимание: Ничего из этого не имело своего места в реальности! Это всё метафорический символ сильных эмоций твоего отца при встрече с твоей матерью.)
С чего начался их разговор? Кто помнит? Кому какое дело? Может, твой отец попытался неуспешно комплиментировать её схожесть с королевой Сильвией? Может, сказал что-то шутливое в сторону шведского климата? Что-то такое про белых медведей с пингвинами, Бьёрна Борга и Аббу?
Мне про это неизвестно. Знаю только, что ей понадобилась четверть часа, чтобы снизить свой к нему скепсис. Потихоньку её ответы начинают складываться не из одного слова, а из нескольких сразу. Потихоньку твоя будущая мать начала в первый раз улыбаться своей улыбкой. Потихоньку твой отец восстановил свою способность к куртуазным ритуалам. Он рассказывает свои юмористичные истории. Демонстрирует свой коронный щелчок пальцами. И тайком дует на полученный ожог. Все это время в моей голове шепчет мысль:
«Происходит что-то особенное, сейчас, кажется, впервые Аббаса подкосила невидавшая виды инфекция, которую мы зовем любовью!»
Я не ошибся. Поздно ночью твой отец вломился в пайот, в его карих глазах полыхала страсть.
— Ее зовут Бергман! Ее зовут Пернилла БЕРГМАН!
Его язык снова и снова повторял мантру этого странного имени: «Бергман… Пернилла Бергман! Она стюардесса из Швеции! Бергман! Как Ингрид! Твои уши хоть раз слышали имя нежнее этого?.
Как будто он всю жизнь ждал именно эту шведскую стюардессу с таким диковинным именем. Как будто память обо всех остальных европейских женщинах, которые обидели его сердце, вдруг выветрилась насовсем.
Я принес ему свои поздравления и добавил:
— Они с Ингрид родственницы?
— Нет, конечно, нет. Я её тоже спросил. Фамилия Бергман встречается в Швеции за каждым углом. Хочешь узнать её символический смысл? Знаешь, что такое Бергман на шведском?
— Объясни уж, пожалуйста.
— Человек с горы!
— Вот как!
— А теперь сравни с моей фамилией… Кемири!!! Почти то же самое! Человек с Крумири!
Столкнувшись нос в нос с наивной эйфорией твоего отца, я наполнился странным чувством, похожим на ревность. Вместо того чтобы поздравить его или поправить выдуманную им символику, я сказал:
— Так тебе сегодня захотелось немного кофе с молоком?
Твой отец резко замолчал и уставил на меня сузившиеся зрачки.
— Что? — вскричал он. — Что ты сейчас произнес? Хочешь грязнить мой новообретенный роман с Перниллой «кофем с молоком»? Повтори-ка, если посмеешь!
— Прости, прости! Прими моё прощение!
Твой отец опустил правую руку, помедлил с рукой у талии, а потом протянул её с дружественным рукопожатием.
— Прости, Кадир… Не знаю… Просто это… Просто сейчас оно по-особенному… Таких эмоций я раньше не имел ни с кем.
Когда мы уже легли, твой отец шепотом спросил:
— Кадир… А кстати… Знаешь, в какой стране производят те самые фотоаппараты «Хассельблад»?
— Давай угадаю…
— Вот именно… В Швеции. Это она мне объяснила, когда я рассказал ей про свои фотографические мечты.
Прошло несколько минут тишины.
— Эй… Кадир… Ты спишь?
— Нет ещё.
— Ты видел её сандалии?
— Нет…
— Они были такие прекрасные. Светло-голубые.
— Угу…
Тишина. Шелест волн. Пение сверчков. Клонит в сон.
И снова:
— Эй… Знаешь, что она ещё рассказывала?
— Что устала и ей надо поспать перед работой?
— Ха-ха, очень смешно. Нет… Она рассказала, что по-шведски люди выражают невероятную силу страсти фотографической фразой.
Тишина.
— Не хочешь узнать, какой?
— Что?
— Не хочешь узнать, какая фраза на шведском иллюстрирует внезапность любви?
— Хочу.
— Они говорят «щелк — и случилось». Это она мне рассказала. По-шведски получается что-то вроде «Деса боро кликь». Согласись, что красиво! Какой знак от судьбы, а?
И вот так продолжалось всю ночь. Пока моё бодрствование чередовали дремание и сон, я слышал, как твой отец эквилибрирует бредовыми рассказами о комической встрече Перниллы с каким-то актёром по пути в Тунис. Он рассказывал о том, что она планирует пойти учиться на медсестру, и прославлял её политическую солидарность. Он рассказывал о её ироническом чувстве юмора, мочках ушей с мягким пушком, о запахе её нагретой солнцем кожи, запахе её лавандового мыла. Её шея, прорисованная тонким узором просвечивающих вен, её голубые сандалии, её неровный шведско-французский прононс, её бескомпромиссная ярость, когда он угораздил привлечь к себе взгляд другой женщины…
Ну и, конечно, это его попугайное копирование…
— Вот честно. Ты когда-нибудь видел женщину с хоть немного похожей улыбкой? Ну честно? Пернилла будет моей Ингрид, а я буду её Капой.
Я не отвечал. Мне было сложно уяснить, как твой отец мог увлечься этой худой и долговязой туристочкой с негламурным макияжем, неприметной грудью и видной любому глазу курносостью.
Итак, та ночь стала их первым рандеву, и события последующих дней не слишком мне известны. Я работал в дурном настроении в отеле, а новообретенная любовная парочка проводила все часы бодрствования в аккомпанементе друг друга. Иногда я видел их в баре какого-нибудь отеля, взвинченный голос твоей матери при обсуждении каких-нибудь политических несправедливостей, а твой отец сидел как прикованный к блеску её глаз. Иногда я издалека замечал их сияющие любовью силуэты, когда они бродили по пляжу, твой отец, вытянутый по швам, как майор, в тщетной попытке равняться на сто восемьдесят сантиметров роста твоей матери. На пляжных вечеринках они держались близко друг к другу, всё время рука в руке. А в один такой вечер я услышал, как твой отец называет своими родителями Файсала и Шарифу, проживающих в Джендубе. Я ничего на это не комментировал.
Ночь за ночью твой отец вступал в пайот с одним и тем же имбецильным предрассветным выкриком:
— Её зовут Бергман! Пернилла Бергман!
Далеко ли они зашли в сексуальной сфере, остается мне неизвестным. Но перед её отъездом они обменялись адресами и поклялись друг другу продолжить роман.
В общем, с этого всё и начинается. Всё, что потом вырастет в перелеты и переезды, и любовь, и брак, и конфликты, в троих растерянных сыновей-полукровок, и вечные непонимания, и окончательную трагедийную тишину между сыном и отцом.