Герой с «Бодрого». Как сто тысяч шагов спасли советского моряка
Мой дед был настоящим мужчиной. Митрофан Петрович Есаулов – фронтовик, мастер на все руки, человек невероятной доброты и несгибаемой воли. Честный, справедливый, радостный, он беззаветно любил свою семью, жил скромно, всегда трудился и никогда не унывал. Даже в самых тяжёлых условиях шутил и с улыбкой шёл вперёд. О своем деде-ветеране рассказывает корреспондент «АиФ-Красноярск».
Лучший друг
Знойное лето, кубанская станица. Мне пять лет. Я гуляю у подъезда, высматриваю деда. Вот он идёт, в своей штопаной белой кепочке, прихрамывает, опираясь на трость, которую гордо зовёт «мой конь», смеётся: «Э-гей-ге-гей, внуча!» Я бегу, хватаю его широкую ладонь и семеню рядом.
К деду всегда бегут дворовые собаки и кошки. Ковыляет за ними и Тимка – умственно отсталый мальчик, который не говорит, только улыбается и пускает слюни. Дед бережно гладит его по голове, приговаривая: «Эх, малой-малой... »
Дед – мой самый лучший друг. Он учит меня петь про кочегара: «Товарищ, не в силах я вахту стоять», – делает чай без заварки под названием «Белая роза» и качает на ноге. Нога его никогда не сгибается в колене, туда попал осколок фашисткой бомбы. А ещё из-за этих осколков у деда один глаз вставной, а на переносице глубокая ямка. Но всё равно его лицо кажется мне самым красивым на свете.
Я стараюсь, рисую деду картину: нелепые чёрные фигурки прострелены пунктиром. Из них капает красная кровь, вверху самолёт, внизу корабль и надпись: «Немцы-трусы – ха-ха-ха!!!». Дед хмурится и качает головой: «Нет, трусами они не были!» Я не понимаю: он что, сердится? Нет. Он просто не любит вспоминать о войне.
Зенитку не бросил
Митя Есаулов родился в 1921 году в Воронежской области. Его отец, Пётр, был милиционером, мать, Наталья Карпенко – домохозяйкой, украинкой по национальности, по-русски почти не говорила. В семье росли ещё две дочери, младшие сёстры деда – Маша и Шура. Они тоже участвовали в Великой Отечественной войне.
Окончив восьмилетку, Митя пошёл учиться в ростовский техникум, оттуда, в мае 1940-го – в армию, на Черноморский флот. Дед попал на эскадренный миноносец «Бодрый», служил зенитчиком.
Эсминец активно участвовал в обороне Одессы и Севастополя, доставлял боеприпасы, конвоировал суда, обстреливал позиции гитлеровцев на суше, отражал многочисленные воздушные атаки.
31 октября 1941 года, возвращаясь после обстрела немецких береговых позиций в районе Евпатории в Севастополь, миноносец вступил в схватку с атаковавшими его девятью «юнкерсами» и шестью мессершмиттами. Корабль открыл огонь по самолётам. Пилоты Люфтваффе сбросили на судно 36 бомб! Прямых попаданий не было, но осколки оставили в корабле около двух тысяч пробоин! Четыре члена экипажа погибли, 49 – получили ранения, в их числе и двадцатилетний Митя Есаулов. Будучи тяжело ранен, истекая кровью, почти теряя сознание, дед всё равно продолжал стрелять по фашистам из орудия. За этот подвиг он и получил орден Красной Звезды. После чего был списан на берег по ранению.
Забег на костылях
Именно в военном госпитале впервые проявился дедов характер. В силу тяжести осколочных ранений, из-за потери глаза и подвижности колена, из-за болей доктора велели моряку беречься, больше лежать. Врачи просто не знали, с кем имеют дело.
«Лежу неделю, другую – скучно, – со смехом вспоминал дед. – С койки сполз, поковылял по коридору. А рядом с нашим госпиталем стадион. Решил я по нему «побегать». Взял свои костылики, выбрался наружу. Начал делать по сто шагов. Потом двести. Потом круг, другой. Десять кабельтовых (около 2 км) накрутил! Да, болело всё очень. Но я это дело бросить уже не мог. Медсестрички же смотрят. Вместе со мной в палате лежали двое – лётчик и пехотинец, тоже тяжко ранены. Лётчик глядел-глядел, да и увязался за мной. Он тоже на костылях. Стали мы с ним вместе делать моционы. И заметили, что выздоравливаем быстрее! Тут уж молодой доктор стал за нами наблюдать и записывать, сколько кругов мы прошли, что да как. Говорят, потом на наших данных свою методу запатентовал. Ну а что? Пусть пользуются. А пехотинец, который не ходил, помер. Жаль его.
Этот способ борьбы с болезнями и проблемами – «тысяча шагов» – дед потом применял ещё не раз, когда старые раны укладывали в больницу, когда ушла в иной мир бабушка. И каждый раз его жизнелюбие и упорство вознаграждались свыше.
Газировка, булка, свадьба...
Вернувшись в родное село, Митя задумал жениться. Выбрал невесту – дочь председателя колхоза. В один вечер, когда провожал девушку до дома, встречные, не очень умные люди посмеялись: «С калекой гуляет, здорового не могла найти».
Девица застеснялась, покраснела и отшатнулась от моряка. Гордый дед воспринял это как предательство. Свадьба не состоялась. А потом он «оригинально» познакомился с соседкой – приезжей из Москвы учительницей Риммой Богачёвой. Той самой, что была партизанской связной во время войны. Спросил, не может ли она сделать ему стрижку. Римма согласилась.
«Так позорно искромсала, пришлось потом брить голову, – веселился дед. – Но подружились, а потом и поженились. Вся родня была против. А мы никого не слушали, расписались. По пути «пышно» отметили свадьбу: покушали булку и запили её газировкой.
Много испытаний выпало молодой семье. В поисках работы переезжали, снимали углы. Однажды хозяйка только что арендованной комнаты, одинокая женщина, проявила к деду слишком горячее внимание. Молча выслушав намёки, дед решительно прошёл в комнату, где бабушка раскладывала вещи, ничего не объясняя, велел собираться. Взяв жену и маленького сына, ушёл ночевать на вокзал. Для него существовала только жена.
... По комсомольской путёвке семья приехала в Красноярский край. Казалось, жизнь потихоньку налаживалась. Дед работал в детдоме, бабушка учительствовала, подрастали сын и дочь. Но Римма неожиданно заболела: во время лечения инфекции врачи перепутали препараты, сделали ей не тот укол. Дед едва не убил медиков! Бабушка чахла, ничего не помогало. И тогда дед, спасая жену, перевёз её в Краснодарский край, в комфортный климат.
На мотоколяске-«инвалидке», выделенной ему как ветерану, он вывозил бабушку в сады, сажал на раскладной стульчик, набирал фруктов и заставлял есть. То ли природа, то ли климат, а скорее всего, большая любовь супруга дала бабушке сил жить ещё долго, до старости, хотя здоровье полностью так и не восстановилось. Они прожили более 50 лет, вырастили детей и внуков.
А когда бабушки не стало, дед слёг. Но снова проявил волю, победил и встал, делая свои сотни и тысячи шагов от уныния и смерти, пытаясь найти ответ на главный вопрос – про Бога. «Я в него не верю, – говорил он мне. – Потому что матросиков наших на войне убило. Как он это допустил? Я в него не верю, но если он есть, прошу у него три года, чтобы поверить». Ровно три года после ухода жены он и прожил. И я уверена, этот не святой святой, который никогда не ходил в церковь, заслужил светлый рай.
Неожиданная находка
В поисках фотографий эсминца, на котором служил дед Митя, я обнаружила интересную информацию о его сослуживцах. В тот же день, когда дед совершил свой подвиг, проявил героизм его товарищ – сигнальщик Давид Пурцеладзе, впоследствии служивший в авиации воздушным стрелком. Он был младше деда на год, ему было всего 19 лет.
«В момент, когда был тяжело ранен пулемётчик Поляков, который не мог стрелять, тов. Пурцеладзе, находясь на сигнальном мостике, подбежал к пулемёту и начал вести интенсивный огонь по самолётам противника из пулемёта тов. Полякова, отбивая новые атаки врага до конца боя», – гласит приказ о награждении моряка медалью «За отвагу». Мне удалось списаться с родными этого воина, представителями старинного дворянского рода Данилевских. Они по крупицам собирают данные о Давиде Георгиевиче, пропавшем без вести.
Ещё один моряк «Бодрого» – радист Аршак Осепян, после войны стал офицером, был бортрадистом первых флотских вертолётов, участвовал в разведывательных полётах над бортами американских боевых кораблей. И даже изобрёл радиоантенну для пассажирских вагонов железной дороги.