«Объявил войну всему христианству»: за что Лев Толстой был отлучен от церкви
Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой православным человеком не был, хотя русские монастыри, их тишина и покой ему нравились – он с удовольствием их посещал и беседовал с монахами, однако поверить в догматы церкви не мог, так как их постичь невозможно, а чувствам своим писатель не доверял.
Его неверие, по сути, и довело его до гибели – так и не решившись войти в ворота Оптиной пустыни, сбежавший из дома престарелый писатель отправился на поезде куда-то на юг, словно убегая от чего-то или кого-то, но в дороге простыл, подхватил воспаление легких и умер на станции Астапово, окруженный плотным кольцом учеников, от которых и пытался сбежать. Они даже не пустили к нему монаха из Оптиной обители, приехавшего принять последнюю исповедь писателя.
На смертном одре граф упорствовал в своем отречении от православия и диктовал ученикам собственное определение Творца: «Бог есть неограниченное все, которого человек является ограниченной частью».
Поэтому немудрено, что за девять лет до смерти Толстого в 1901 году появился акт Русской православной церкви, который констатировал отпадение от нее писателя. Теперь за графа нельзя было молиться ни в храмах, ни в монастырях.
Учение Толстого
Доверяя только разуму, Толстой попытался создать стройную доктрину, в которой смешалось христианское «Бог есть Любовь» и восточные течения религиозной философии – буддизм, даосизм, брахманизм и идеи Махатмы Ганди, с которым писатель состоял в переписке. Этим он на сто лет вперед дал основу различным сектам, начиная от толстовцев и заканчивая рерихами и блавацкими и современными сектантами.
Он призывал к «непротивлению злу насилием», жалел букашку и протестовал против казней террористов, убивших императора Александра II, но тут же говорил о необходимости освобождения от любого принуждения, от любого государства или другого института власти, в том числе и церковного. Когда от рук террористов погиб министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве, Толстой написал, что «это целесообразно».
Власти и царя, как помазанника Божия, он не принимал и всячески их критиковал, настраивая против них неокрепшие умы студентов и гимназисток.
Обратившись к православию, он перетряс его, оставив только рациональное и лишив веру всех Таинств и чудес, как того, что непостижимо разумом. Он создал свой собственный «христианский» анархизм, чье христианство выражалось только в том, что человек «должен быть добрым и не противодействовать злу насилием». По сути, отклики толстовства можно уловить в романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором герой романа мастера Иешуа предстает странным чудаком, добреньким юродивым.
От отрицания церкви до отрицания Христа
Русский историк, белоэмигрант Василий Васильевич Зиньковский указывал, что Толстой не верил в Божественность Христа, но почему-то верил Его словам, главным в Новом Завете считая «Нагорную проповедь». Он считал, что добро и красота несовместимы, а целью любого искусства должно стать воспитание морали.
В конце концов Толстой дошел до того, что открыто не признавал Христа за Бога, отрицал Его Воскресение и не принимал догматы РПЦ, считая их выдумкой и «инструментом принуждения».
Сам Иоанн Кронштадтский молился за вразумление писателя и указывал в записях, что Толстой «объявил войну Церкви Православной и всему христианству, и как сатана отторг третью часть ангелов… так и Лев… отторг третью часть русской интеллигенции, особенно из юношества, вслед… своего безверия».
Другой святой, современник писателя, о. Иоанн Шанхайский считал, что писатель «недостойно причастился Святых Даров» и отпал от Бога, сделавшись отступником.
Российский историк и богослов Георгий Леонидович Ореханов указывает, что Толстой сравнил разные религии и вычленил из них одну только мораль, отбросив остальное, и в этом смысле многие люди ничем не отличаются от графа.
То ли плюнуть, то ли «поджарить»
Если бы Толстой заперся в имении и вел бы там тихую жизнь, которую сам себе придумал, то никому не было бы до него дела, но он вел активную критику властей и церкви, писал религиозные и политические статьи; его последователи активно, огромными тиражами распространяли среди молодежи антихристианскую литературу. Толстой писал: «Учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же – собрание самых грубых суеверий и колдовства…»
Деятельность писателя не могла не найти отклик у искренне верующих людей.
Еще в 1883 году в храме деревеньки Тазово неподалеку от Коренной пустыни (Курская губерния) появилась роспись стены со сценами Страшного суда, на которой Толстой был изображен горящим в аду в лапах дьявола. На фреске на графа стояли и смотрели православные батюшки и миряне, а женщины оплакивали его участь. Сейчас фреска находится в музее истории религии Санкт-Петербурга.
Но если здесь еще можно обвинить в пропаганде церковное начальство, которое могло указать иконописцам, что именно изображать на фреске, то почин верейских мастеров, изготавливавших в конце XIX – в начале XX века утюги, был неоспорим.
Очевидно, что среди мастеров города Вереи были люди не только верующие, но и грамотные, и они, понимая, какая опасность заключена в учениях Толстого, изобразили его портрет на заслонке вместительного утюга, на его задней части. Портрет был схематическим, но тем не менее, узнаваемым. Мастера приделывали графу длинный нос, который служил «ручкой» для заслонки.
Отныне и навсегда любая домохозяйка могла «поджарить» графа в аду, насыпав в утюг раскаленных углей, могла потрепать его за нос и могла даже плюнуть еретику в лицо, проверяя, хорошо ли разогрет утюг.
Известно, что несколько утюгов сохранись и до наших дней – один из них хранится в Верейском историко-краеведческом музее, где его посетителям с удовольствием демонстрирует директор Юрий Владимирович Комаровский.
Еще один подобный утюг с портретом графа хранится в частной коллекции Андрея Карева в городе Енисейске Красноярского края (сюжет телекомпании «Енисей-ТВ» от 11.01.2019 года), что говорит о большом географическом распространении подобных утюгов в начале XX века, когда изделия служили в качестве пропаганды антитолстовства и осуждали графа-еретика.