На заборе тоже написано

Грядущие изменения в Конституции и создание специального общественно-экспертного органа («рабочей группы»), призванного обдумать возможные дополнительные поправки, вызвало немалый резонанс и ажиотаж. Свои предложения, включая те, что давно «наболели» и столь же давно обсуждались в тех или иных кругах, принялись выдвигать политологи, публицисты, ученые, даже церковные иерархи. В первую очередь это поправки, скажем так, национально-консервативного толка. Например, святейший патриарх Кирилл высказался за то, чтобы в главном законе стране упоминался Бог. Не совсем понятно, имеется в виду христианско-православное понимание Бога или некое компромиссное, надконфессиональное, расплывчато-экуменическое. Понятно, что даже второй вариант все равно вызовет неприятие у атеистов и сторонников подчеркнуто светского государства. Лично я, человек в социально-экономическом плане левых взглядов, но в культурно-ценностном скорее правых, против упоминания Всевышнего возразить не могу. В конце концов, он у нас уже почти двадцать лет есть в национальном гимне, и неодобрение это вызывает лишь у совсем уж идейных атеистов. Остальные граждане, что верующие, что неверующие, его, кажется, просто не замечают. Для них «хранимая Богом родная земля» это просто фигура речи типа «слава Богу» и «не дай Бог». Опять же, очень во многих странах, включая образцовые по части прогрессивности и демократии, в конституциях упоминаются Бог и ведущая национальная религия и церковь. Где-то глава государства приносит присягу на Библии. И ничего. Да вот только в том и проблема, что «ничего», и данная величественная символика слабо влияет на повседневную жизнь. Примерно в той же степени, что на нашу – слова о Боге в гимне. В большинстве из этих стран разрешены однополые браки, более того, где-то гомосексуалистов даже венчают в храмах, причем порой священники, сами являющиеся открытыми геями (или лесбиянками). В Англии, где есть официальная государственная церковь, англиканская, и монарх выступает в роли ее почетного главы, - фактический глава, архиепископ Кентерберийский, несколько лет назад официально усомнился в существовании Творца. Не окажется ли у нас предложение Святейшего, буде оно реализовано, ровно таким же «полезным» и «душеспасительным»? Еще одну возможную поправку ваш покорный слуга давно и всецело поддерживает, кроме того, ее тоже поддержал пусть не патриарх, но видные люди РПЦ: викарий патриарха Кирилла епископ Зеленоградский Савва (Тутунов), митрополит Саратовский Лонгин (Корчагин), архиепископ Элистинский Юстиниан (Овчинников) и митрополит Владивостокский Владимир (Самохин). Речь о признании русского народа государствообразующим. В самом деле, русские в РФ в политическом смысле то ли народ-бомж, то ли народ-невидимка. Само слово «русский» упомянуто в Конституции только в контексте государственного языка. Если уж гражданско-политическую нацию мы строим с прилагательным «российский», почему бы не упомянуть, что ведущую роль в ней исторически играли и продолжают играть носители русской этничности и идентичности, обозначающие себя таковыми в ходе переписей? Эту ведущую роль, келейно, а часто и на публике признают в массе своей представители других российских народов. Но мысль юридически оформить фактическое состояние почему-то наталкивается на нервную реакцию. Мне всегда видится в таких ситуациях параллель с парами, много лет сожительствующими, ведущими семейное хозяйство и уверяющими, что «штамп в паспорте ничего не меняет». Так если не меняет, какая разница, есть он или нет? Поставьте ради интереса. Так нет, почему-то как от огня отпрыгивают. Особенно, увы, мужчины. Проблема здесь та же, что и с упоминанием Бога, а именно – гораздо меньшая социально-юридическая сила, чем у штампа в паспорте. Да, русский человек очень законо- и бумагоцентричен, ему очень важна «бумага. Окончательная. Фактическая. Настоящая. Броня». Станет ли словосочетание «русский народ –государствообразующий» в конкретное время и в конкретном месте такой броней? Вот нашумевшее предложение упомянуть в Конституции, что в состав России могут войти регионы Украины и Белоруссии, подразумевало конкретное правовое наполнение. То есть –вопрос территориального воссоединения открытым и закладывается базис такого воссоединения, аналогичный пункт был в конституции ФРГ времен раскола Германии. Или еще одна консервативная поправка – о том, что брак это исключительно союз мужчины и женщины. Здесь конкретно, юридически отсекается возможность введения однополых браков. Русская же поправка даже в крайне маловероятном случае ее принятия рискует остаться просто красивой завитушкой. Да, в теории она и без конкретных из нее выводов может быть знаменем борьбы против чиновников за культурно-политические права. Но – в теории. В конце концов, у нас уже есть прекрасное конституционное положение «Российская Федерация – социальное государство», которое абсолютно не мешает власти проводить самую антисоциальную и людоедскую из всех возможных политику. Теоретически можно предположить, что русскость и/или Бог в Конституции могли бы стать толчком, драйвером для национализации и «укоренения» нашей власти. Но это дважды чудовищно смелое допущение. Двойной не Бог, а «Бог из машины», то есть внезапное иррациональное вмешательство доселе никак не обозначенного фактора. Ни с того ни с сего, приняв греющие нашу душу и относительно символические поправки, власть вдруг из Савла станет Павла, опять же, абсолютно без каких-либо других к тому предпосылок? Такого превращения не произошло и после вполне материального, очень конкретного события – возвращения Крыма – хотя казалось, что иного-то пути теперь просто нет. Вот именно что – «казалось». Стоит признать еще одну, довольно неприятную вещь – основная часть граждан по-настоящему во всех указанных поправках не заинтересована. Этнически русские россияне зачастую денационализованы, их национальное самосознание сводится к георгиевским ленточкам и плакатам на лифтах и уборных «Обаме/Трампу вход воспрещен», при этом, скажем, в Донбассе, как они считают, живут «хохлы», которые что-то непонятное делят с другими «хохлами». Мысль о чрезвычайной важности политической субъектности таким гражданам чужда и непонятна («а сейчас-то что не так?»). Более того, они часто сами готовы яростно, еще яростнее, чем россияне иной этничности, оспаривать эту важность. Мол, «мы обидим остальные сотни народов» и «сегодня русский народ в Конституции – завтра Россия в границах Московского княжества». К великому сожалению, с такими настроениями власть имеет полное право отклонить идеи, милые относительно узкому кругу консерваторов и патриотов, вполне обоснованно ссылаясь на незаинтересованность в них ширнармасс. Тем более основные и по-настоящему важные верхам поправки, те что про «транзит», уже приняты в первом чтении, остальные разрешено внести сугубо для виду. И то – вряд ли рассмотренная нами повестка является предметом абсолютного консенсуса даже в рабочей группе. Так что нам остается ждать (и приближать по мере сил) реальное торжество в нашей стране национальных, консервативных и социальных ценностей и порядков. Которые станут реальным фундаментом Конституции, - а не Конституция будет формальным их упоминанием декорировать полное их фактическое отсутствие. Станислав Смагин