Русский след в мировой культуре: Бродский, Стравинский и другие великие имена
Мир все еще сходит сума от русского авангарда, музыка советских композиторов вдохновляет западных звезд, а в киношколах учат снимать фильмы как у нас. Esquire составил энциклопедию имен и произведений, которые перевернули мировое представление о прекрасном в литературе, искусстве и кино
****
ЛИТЕРАТУРА
Одна тысяча девятьсот десятый год. Из писателей золотого века русской литературы в живых остался только 82-летний Лев Толстой.
11 ноября на передовицах газет сенсация: Лев Николаевич покинул свою усадьбу. Лондонская The Morning Post пишет: «Новость о поразительном странствии по России великого человека возбудила сильнейший интерес в Англии. Все почитатели графа Толстого благодарны ему за то, что он сделал это последнее усилие, чтобы освободить себя от противоречий с самим собой». 18 ноября в 6:05 утра в доме начальника станции Астапово Ивана Озолина останавливается сердце писателя. В 1918 году, еще при жизни Софьи Андреевны, станция переименована в «Лев Толстой», вокзальные часы всегда показывают 6:05.
18 ноября 1910 года ведущие газеты мира вышли с сообщением о смерти писателя, европейские парламенты почтили его память стоя. Президент Нобелевского института в Норвегии посылает Софье Андреевне телеграмму: «Норвежский Институт имени Нобеля выражает свое искреннее сочувствие и разделяет горе в отношении великой утраты, которая поразила не только русский народ, но и весь цивилизованный мир». Так заканчивается золотой век русской литературы.
Евгений Замятин
Евгений Замятин Соседняя железнодорожная станция с Астапово – город Лебедянь. Здесь, на улице Ситникова, 14, в семье православного священника и пианистки родился Евгений Замятин. Глядя на одноэтажный дом с резными наличниками, трудно понять, как в нем вырос щеголь, эстет и англоман, которого легко представить на обложке Esquire. В начале 1920-х Замятин вел в бывшем Елисеевском дворце – Доме искусств – семинар прозы, из которого вышли «Серапионовы братья». Он обучал молодого офицера Зощенко и Константина Федина, будущего главу Союза писателей. Из рецензии 1947 года: «Первое, что бросается в глаза при чтении «Мы», – факт, что роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», видимо, отчасти обязан своим появлением этой книге». Автор рецензии – Джордж Оруэлл, добивавшийся издания «Мы» в Англии и выпустивший два года спустя свой роман «1984». Именно создание жанра антиутопии выводит Замятина в звезды мировой литературы первой величины.
Михаил Булгаков
В 1930-х годах Лебедянь считалась у москвичей дачным местечком – Дон, сады, сирень. Из деревни неподалеку родом крупный военачальник Евгений Шиловский. Вероятно, именно этот факт побудил его бывшую жену, Елену, выбрать это место для летнего отдыха с сыном в 1938-м. Она просит приехать своего третьего мужа: тот сначала отказывается, затем все-таки приезжает и много работает по ночам. Он создает главный роман своей жизни, который будет писать вплоть до самой своей смерти в 1940 году. В Лебедяни Михаил и Елена Булгаковы живут на улице Ситникова, в пяти домах от того, в котором родился Замятин.
Впервые опубликованный в 1966–1967 годах, финальный вариант «Мастера и Маргариты» увидел свет только в 1990-м. На английский роман был переведен незамедлительно – в 1967-м Миррой Гинзбург для Grove Press, но наиболее точный перевод Дианы Бурлин и Катарины О’Коннор выходит в 1993 году, с примечанием исследовательницы творчества Булгакова Эллендеи Проффер Тисли, которая была знакома с Еленой Сергеевной. Большой роман, продолжающий традиции русской классики и порывающий с ними, до сих пор получает полярные оценки.
«Мастера и Маргариту» можно назвать мистически привлекательным – полное описание влияния на мировую культуру заняло бы не один десяток страниц. Мик Джаггер и Sympathy for the Devil, Патти Смит и песня Banga в честь кота Понтия Пилата, картины художника Гигера, еще сотни песен, театральные постановки по всему миру – от Канады до Австралии, оперные и балетные адаптации, фильмы и сценарии, не говоря уже о влиянии на писателей. Булгаков – суперзвезда мировой литературы.
Александр Солженицын
После смерти мужа Елена Булгакова жила в Москве скромно, не привлекая внимания власти и сохраняя наследие Михаила Афанасьевича, зная, что придет время его опубликовать. Так и произошло – наступила оттепель, время надежд русской литературы. В 1965 году по рекомендации Анны Ахматовой к Булгаковой приходит молодой автор, он просит дать ему прочесть все, что сочинил Булгаков. «Я должен знать все, что он написал: что написано им, мне уже писать не нужно». Это был Александр Исаевич Солженицын.
К середине 1950-х в столе писателя лежали рукописи «В круге первом», «Раковый корпус», «Матренин двор». Но и Советский Союз, и весь мир были поражены именно «Одним днем Ивана Денисовича», опубликованным в 1962 году в журнале «Новый мир» и мгновенно переведенным на европейские языки. Это официальный прорыв молчания. Солженицын становится символом гражданского мужества. Ахматова на попытку критики «Одного дня…» заявляет, что эту книгу должны прочесть триста миллионов человек. В России и за рубежом сразу же публикуют другие его романы.
Популярность Солженицына и сила высказывания становятся опасными для власти – и его вынуждают эмигрировать. Он и политическая фигура, и писатель – об этом вспоминают каждый раз, когда говорят о врученной Солженицыну в 1970 году Нобелевской премии. Тогда же в Великобритании снимают фильм «Один день Ивана Денисовича» – первую из множества экранизаций его романов. «Подобно Солженицыну, томившемуся в Вермонте, я буду трудиться в изгнании», – говорит мистер Кавендиш, герой фильма «Облачный атлас», снятого братьями Вачовски по книге Дэвида Митчелла.
Владимир Набоков
Родившись в Петербурге, Владимир Набоков растет в высшем обществе, получает в наследство усадьбу и миллионное состояние. В 1918 году уезжает с семьей из революционного Петрограда – сначала в Крым, а потом в Берлин. В эмиграции учится в Кембридже, где основывает русское общество и курирует коллекцию бабочек в университетском музее. В 1922-м на лекции Милюкова в Берлинской филармонии убивают отца Набокова – и писатель возвращается в Берлин, где три года спустя знакомится с Верой Слоним, которая станет его женой, секретарем, редактором, музой и корреспонденткой «Писем к Вере», которые и сегодня остаются образцом любви и нежности. К 1936 году, когда Набоковы уезжают из Германии, написаны «Машенька», «Защита Лужина» и «Камера обскура». В Европе Набоков успевает дописать «Дар» и в 1940-м отплывает на последнем пассажирском пароходе в США.
В оккупированной Франции остаются многие русские эмигранты первой волны, среди них – Иван Бунин с женой Верой. Они уже знакомы с Набоковым много лет. Их переписка началась в 1930-е: Бунин благосклонно отнесся к первым опытам молодого коллеги и охотно пошел на диалог. Две звезды русской литературы встретились в Берлине в 1933-м – в год, когда к власти приходит Гитлер, а Бунину вручают Нобелевскую премию «за строгое мастерство, с которым писатель развивает традиции русской классической прозы». Перед смертью Бунин скажет о Набокове: «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня». Несмотря на то что Бунину вручили Нобелевку как лицу без гражданства, его жена до конца жизни получала пенсию от СССР – как вдова русского писателя.
В Америке Набоков успешен. Он переходит на английский и укрепляет свою известность и финансовое положение. Мировую славу ему приносит скандальная «Лолита». Роман печатает журнал Playboy, он выходит отдельной книгой в полупорнографическом издательстве, что обеспечивает ему стопроцентную узнаваемость и мировую известность другим произведениям Набокова. И сегодня его сложные тексты, обращающиеся как к мысли, так и к чувству, вдохновляют писателей всего мира. На вопрос «Какая ваша любимая книга?» Донна Тартт ответила: «Лолита». Но спросите меня об этом завтра, и я, скорее всего, назову другую». Очень набоковской ответ. Набокова знают и любят скорее как американского писателя, читатель затруднится назвать город, где родился Vladimir Nabokov. Но вспомним слова самого автора: «Моя голова разговаривает по-английски, мое сердце – по-русски, и мое ухо – по-французски».
Иосиф Бродский
Когда Карл Проффер прислал Набокову «Горбунова и Горчакова» Бродского, тот сказал, что «поэма грешит многословием и неправильно расставленными ударениями», но «эстетическая критика была бы несправедлива ввиду кошмарных обстоятельств и страданий, скрытых в каждой строке». Набоков не понял Бродского – тот хотел именно эстетической критики.
Это была принципиальная позиция: не советский или антисоветский поэт, но «еврей, русский поэт, американский эссеист». Нобелевский лауреат говорит в интервью: «В смысле признания самым большим переживанием для меня была не Нобелевская премия, а тот момент, когда я, еще в России, узнал, что моя книжка выходит в издательстве «Пингвин» с предисловием Одена».
С Серебряным веком Бродский связан через Анну Ахматову, которая приняла его как равного. Она помогала вытаскивать поэта из ссылки, когда его осудили за тунеядство, после прогремевшего на весь мир процесса, запись которого сделала детская писательница, журналистка и правозащитница Фрида Вигдорова. За Бродского вступился нобелевский лауреат Сартр. Лидия Чуковская присылает ему в ссылку «Антологию новой английской поэзии», выпущенную в 1937 году, и Бродский просит прислать хороший словарь и еще книг. Уже оказавшись на свободе и похоронив Ахматову, поэт вынужденно покидает страну.
В 1972 году он уезжает в Америку без всякой надежды, что его когда-нибудь опубликуют в России. Мировая пресса жаждет откровений жертвы тоталитарного режима, но Бродскому не по душе роль диссидента. Он преподает, получает титул поэта-лауреата, дружит с Сьюзен Зонтаг и Дереком Уолкоттом и доживает до распада СССР. Он радуется, когда на телефонный звонок отвечают фразой «Говорит Санкт-Петербург», но отказывается приезжать в Россию: «На место любви возвращаться куда тяжелее, чем на место преступления». В 1996 году он умирает.
специалист по русской культуре, переводчик, автор блога Lizok’s Bookshelf
«В американских университетах читают русскую литературу, и не только классиков: Пелевина, Сорокина, Улицкую, Петрушевскую – сборник рассказов последней стал бестселлером по версии The New York Times. В то же время пьесы Чехова по-прежнему интересны, книги Солженицына знают хорошо, а «Мастера и Маргариту» можно назвать культовым в Америке романом. Мне сложно сказать, как современные русские авторы влияют на западную культуру, но они, безусловно, расширяют мировоззрение читателя и показывают, как много у нас общего».
В отделе продаж издательства АСТ говорят, что за границей пользуется популярностью детская литература, особенно в Китае, и жанровая – в странах бывшего Варшавского договора, где есть редакторы, знающие русский язык, а потому способные прочесть, оценить и рекомендовать к публикации.
Юлия Добровольская перевела на испанский около 20 книг, в том числе Сорокина, Чудакова и «Подстрочник» Олега Дормана. Вместе с Еленой Костюкович она много лет занимается продажей прав русских писателей зарубежным издательствам в агентстве Elkost. «К русским авторам с большим интересом относятся на всех международных выставках. Но часто потом разочаровываются. Ждут нового Толстого или Достоевского, но из-за стереотипов иногда не готовы их разглядеть. За рубежом большими тиражами издают «Жизнь и судьбу» Гроссмана, в Испании, Франции и Германии читают «Зулейха открывает глаза» Яхиной. На многие языки, вплоть до монгольского, переводят Сашу Соколова. За границей ждут большого русского романа, – подытоживает Юлия, – даже не «Анну Каренину», но «Войну и мир». Вырос интерес к книгам, отражающим российскую современность. Посмотрим, как отреагируют на Сальникова – его уже переводят».
ИСКУССТВО
В коллаже сверху вниз: Васлилий Кандинский. Импровизация; Владимир Татлин.Презентация «Летатлин» в Москве; Марк Шагал. Плафон в Опера Гарнье, Париж
Иконы и авангард. Пред-ставление о русском изобразительном искусстве на Западе зачастую ограничивается этими двумя словами. Русскую иконопись любят за ортодоксальность и герметичность, русский авангард же покорил сердца своей революционностью.
«Наш бог бег», – писал Владимир Маяковский. Будущие авангардисты начинали с западных образцов. Стилевые скачки от импрессионизма к кубизму позволили за несколько лет преодолеть путь, на который европейцам потребовались десятилетия. И если в Европе хотели изменить искусство, то в России хотели изменить мир. Ненадолго желания авангардистов совпали с радикальными политическими переменами, которые происходили в стране. Но в начале 1930-х главной доктриной становится социалистический реализм, и работы авангардистов убирают в запасники.
После Второй мировой русский авангард и его герои на Западе забыты. Ситуация меняется в 1962 году после выхода книги Камиллы Грей «Великий эксперимент: Русское искусство 1863–1922». С тех пор Black Square by Malevich – икона.
Василий Кандинский
Первая в мире беспредметная композиция была написана русским художником Василием Кандинским в 1910 году в немецком Мурнау. Это небольшая акварельная работа. С этих пор абстракция – универсальная модель миропорядка.
Из всех русских авангардистов у Кандинского самая благополучная биография и европейская «прописка». Тридцатилетний доцент юридического факультета бросает преподавание и едет учиться живописи в Германию. Он пишет исследования:
«О духовном в искусстве» выходит в 1911 году, к 1914-му оно уже трижды переиздано в Германии. Задача Кандинского – изображать не реальность, а идею, не предмет, а его «тайную душу». В том же 1914-м Кандинский получает первый заказ от промышленника Эдвина Кэмпбелла. Сегодня четыре вертикальных панно – гордость МoМА.
Мечта Кандинского – объединить авангардистов русских и немецких, а там и европейских в одно движение. Чем не мировой Интернационал? Но сначала он пытается помочь новой власти в России. Безуспешно. Вернувшегося в Германию Кандинского народный комиссар просвещения Луначарский назовет художником, который находится «в последнем градусе психического разложения». В Берлине Кандинский – преподаватель и теоретик школы Баухаус, которая во многом определила направление искусства XX века. Годы до начала Второй мировой становятся временем признания. Его теории изучают, он законодатель и трендсеттер. Русский авангард не ограничивается абстракцией. Он соткан из множества идей и концепций. Но именно абстракция стала языком международным.
Казимир Малевич
«Суперзвезда», «космический мессия», «чемпион мира» – так называл себя Малевич. Основатель супрематизма свел все к разноцветным геометрическим фигурам. Он использовал их как универсальные инструменты. Супрематизм – это превосходство цвета и формы в живописи. «В 1913 году, пытаясь избавить искусство от балласта предметно-изобразительного мира, я нашел спасение в форме квадрата». Этот стиль окончательно сложился в 1915 году и был представлен на выставке «0, 10». В красном углу Малевич разместил «Черный квадрат».
При всем своем тщеславии художник вряд ли мог предположить, что эта работа станет иконой искусства ХХ века. Уже более ста лет «Квадрат» держит весь мир в напряжении. Он символ кризиса репрезентации. Начало нового творческого поиска.
Идеи Малевича о чистом искусстве оказались близки западным немцам из группы Zero. Их световые инсталляции напоминают супрематическую геометрию. Американец Джозеф Альберс, выпускник Баухауса, а позднее профессор кафедры дизайна Йельского университета, называет себя последователем Малевича. Серия его знаменитых работ так и называется – «Во славу квадрата».
Результаты самого интересного проекта, вдохновленного «Черным квадратом», мы не увидим. В 2015 году к столетию работы Малевича американская художница Тайрин Саймон создала объект из радиоактивных отходов. Сейчас он хранится на заводе «Радон» и пробудет там до тех пор, пока его радиоактивное излучение опасно – до 3015 года. Затем объект будет передан в музей. Иссякнет ли к тому моменту энергия оригинального «Черного квадрата»? Но что значит тысяча лет для иконы?
Владимир Татлин
Когда-нибудь историю русского авангарда опишут через историю конфликтов. В воспоминаниях Николая Харджиева можно прочитать: «Когда Малевич умер, его тело привезли в Москву. Владимир Татлин подошел и сказал: «Притворяется». Спор двух авангардистов стал основной проблемой искусства ХХ века. «Чистое» искусство Малевича против «Искусства – в жизнь!» Татлина. Татлин, основатель конструктивизма, искал вдохновение в технике. Ее формы, дух, композиция – вот новая эстетика. Воплощением идей стала «башня» – Памятник III Коммунистическому Интернационалу, смелый и утопический. Малевич тут же назвал проект «утилитарным монументом». Но именно желание заставить искусство служить обществу двигало последователями Татлина. Уже в 1920 году дадаисты Георг Гросс и Джон Хартфилд делают знаменитую фотографию с плакатом «Искусство умерло! Да здравствует новое машинное искусство Татлина!» Спустя несколько десятилетий идеи конструктивистов подхватят американские минималисты. Поначалу это направление будут называть «искусством унитарных объектов» и критиковать за использование промышленных материалов. К башне Татлина обращаются не так часто, как к «Черному квадрату» Малевича, но иногда отсылки к ней удивительно точны. В 2007 году китаец Ай Вэйвэй строит «Фонтан света», семиметровую спираль из тысячи стеклянных призм, установленную в бассейне. Художник взял за основу татлинский проект, чтобы показать неоправдавшиеся надежды на создание коммунистического государства. Супрематизм и конструктивизм до сих пор вдохновляют художников. Наследие Татлина кажется более передовым, его второе место в рейтинге авангардистов по большей части несправедливо. Именно Татлина Малевич позвал с собой в Витебск учить молодежь новому искусству. Но тот отказался.
Марк Шагал
Малевич ворвался в Витебск в 1919 году. На то, чтобы подмять под себя все, что было дорого «местному» Марку Шагалу, ему потребовалось несколько месяцев.
Спустя десятки лет те, кто был против приглашения Шагала в парижскую Опера Гарнье для росписи плафона, будут говорить, что невозможно предлагать это художнику, главные герои которого – левитирующие евреи. Шагал любил город, в котором родился. Даже Париж называл вторым Витебском. При новой власти он основал и возглавил Витебское художественное училище, куда позвал преподавателем Казимира.
Малевич не был наставником, он был богом. В его объединение УНОВИС («Утвердители нового искусства») вступили студенты других преподавателей. Весной 2018 года выставка в Центре Помпиду была посвящена этой «арт-группировке». Ничего подобного в мире не было. Сподвижники Малевича монополизировали в Витебске все – расписывали трамваи, оформляли интерьеры госучреждений и фасады зданий.
Что оставалось Шагалу? Покинуть Россию. Сейчас их противостояние с Малевичем, как
и в случае с Татлиным, выглядит конфликтом двух кардинально разных подходов. Фигуративная, поэтическая, субъективная живопись против беспредметной и концептуальной.
В 1973 году Шагал, уже будучи мировой знаменитостью, приехал в СССР. В Третьяковской галерее тогда открылась большая выставка его работ. Шагала принимали в Москве и Ленинграде, а вот в Витебск он не заехал. Может, опасался не узнать родной город. А может, его Витебском окончательно стал Париж. Ради Шагала Лувр нарушил одно из главных правил – не проводить прижизненные выставки художников.
Илья Кабаков. Человек, улетевший в космос из своей комнаты. Центр Помпиду, Париж
Илья Кабаков & Сo
Илья Кабаков & Сo С оттепелью в СССР начинается то, что с легкой руки художника и поэта Михаила Гробмана называют вторым русским авангардом.
На Западе пик интереса к советскому альтернативному искусству приходится на конец 1980-х. Именно в это время Илья Кабаков окончательно уезжает из Союза. Он сумел предложить Западу конкретные идеи – Кабаков работает с тотальной инсталляцией. Кажется, в этом его «изобретении» отразился комплекс бывшего неофициального советского художника с квартирными выставками, куда крупные работы попасть не могли по определению: тотальная инсталляция требует больших залов, а иногда и целых этажей. Новый подход изменил работу со зрителем, от которого теперь нужно полное погружение. Кабаков уже давно перестал быть «художником-эмигрантом из Союза» и сейчас может позволить себе ретроспективу, к примеру, в лондонской галерее Tate.
Относительно успешны на Западе и другие представители советского неофициального искусства. Виталий Комар и Александр Меламид, создатели нового направления соц-арт, уже больше сорока лет живут в Нью-Йорке, их работы находятся в собраниях МоМА, Музея Гуггенхайма, Метрополитен-музея и Лувра.
С 1992 года в Париже живет Эрик Булатов. Как и Кабаков, в Союзе он зарабатывал иллюстрированием детских книг, а в своих работах сочетает предметную живопись с текстом. Булатов стал первым российским художником, выставка которого прошла в Центре Помпиду. Работа «Слава КПСС» была продана за 2 миллиона долларов. Правда, купил ее не западный коллекционер, а Роман Абрамович.
ЛЮЧЧИ-ГУТНИКОВ
Центр Жоржа Помпиду, Париж, Франция
«Великих русских художников всегда отличала энергия, сила веры, идея чего-то большего, чем сама жизнь. Конструктивисты Татлин, Род-ченко, Степанова, Попова, Клуцис и Лисицкий приняли радикальное решение отказаться от традиционного изобразительного искусства – живописи и скульптуры, чтобы изобрести новые формы жизни через искусство. Художники-конструктивисты были не так хорошо известны во Франции в 1920-е и 1930-е годы, хотя представляли свои работы на Международной выставке в Париже в 1925 году. Многие в Париже пришли в советский павильон, чтобы посмотреть, как же выглядят «большевики»: современная Россия тогда глубоко восхищала западный авангард».
КИНО
Советские авторы всегда вносили весомый вклад в развитие кинематографа – дополняли теорию, способствовали развитию этого вида искусства в середине и второй половине XX века, а сейчас формируют повестку настоящего и будущего. Несмотря на то что в России отсутствует традиция экспорта фильмов на Запад, а заслуженных режиссеров принято не любить, наш кинематограф, даже с учетом почти вековой геополитической изоляции, можно считать общемировым достоянием.
Сергей Эйзенштейн и Дзига Вертов
Теоретики и практики кинематографа, постановщики, которые стояли на разных полюсах. Это ярчайшая смысловая и творческая конфронтация начала XX века. В ней выражен один из ключевых теоретических вопросов того времени, борьба правды художественной против правды действительной.
У наших режиссеров, тогда еще очень идейных, стояла задача показать пролетариат в кинематографе. Эйзенштейн для продвижения народной идеологии использовал все возможности тогдашнего игрового кино: костюмы, декорации, театральность, экшен. Фактически любой крупнобюджетный фильм сегодня похож на «Броненосца «Потемкина» (1925), а любой исторический – на «Ивана Грозного» (1944). В свою очередь Дзига Вертов был изобретателем кинодокументалистики, верил в непоставленное кино, именно в нем видел подлинную правду. Его opus magnum – «Человек с киноаппаратом» (1929), состоящий исключительно из сложно смонтированных видов городов, – многократно признавали величайшим из всех документальных фильмов.
Тогда еще не существовало ни фестивального движения, ни общей скоординированной киноиндустрии. Режиссеры продвигали себя сами: Эйзенштейн за свои деньги ездил в Мексику
(об этом в 2015 году вышла картина Питера Гринуэя «Эйзенштейн в Гуанахуато»)
и в США, где писал сценарий для экранизации «Американской трагедии» Теодора Драйзера, но эта работа ушла в стол. После первого показа в Америке «Броненосца «Потемкина» автор журнала Photoplay Кэл Йорк писал: «Вряд ли после просмотра кто-то стал большевиком, но многим фильм открыл революционные идеи в области кинематографа».
В итоге игровое кино надолго, если не навсегда, победило документальное, захватило зрительское внимание. Опыт Вертова вообще оставался не востребован до 1950-х, оказав влияние лишь на Жан-Люка Годара, назвавшего в его честь творческую группу – Groupe Dziga Vertov, в то время как Эйзенштейн пусть и ссорился с советской властью, но продолжал много работать.
Михаил Калатозов
Единственный отечественный фильм, которому удалось выиграть «Золотую пальмовую ветвь», – «Летят журавли» Михаила Калатозова. Фильм порекомендовал для Канн сам Клод Лелуш («Мужчина и женщина»), которому тогда было
19 лет. Он случайно оказался на «Мосфильме», где снималась картина, а затем рассказал о ней генеральному директору фестиваля Роберу Фавру Ле Бре. Удивительно, но власти отнеслись к появлению «Летят журавли» в Каннах более чем благосклонно. Пусть Хрущев и назвал героиню Татьяны Самойловой, которая «не дождалась» парня из армии, «шлюхой», зато картина с грандиозным успехом прошла и в СССР,
и на Западе.
Фильму признавались в любви Стивен Спилберг и Ксавье Долан. Кроме того, в 1943 году Калатозов был командирован как полпред советского кинематографа в США, где встречался и с Чарли Чаплином, и с Орсоном Уэллсом, режиссером «Гражданина Кейна», и с продюсером Луи Майером (студия Metro-Goldwyn-Mayer). В книге «Лицо Голливуда» (1949) он описывал, как пытался договориться о сотрудничестве с голливудскими студиями и о взаимном прокате, но его усилия успехом не увенчались.
После «Летят журавли» Калатозов снимал за границей интернациональное кино – то, что сегодня называют словом «копродукции». Его предпоследний фильм – «Я – Куба» (1964) – о революции Фиделя Кастро. Закончил он «Красной палаткой» (1969), итало-советской драмой об арктической экспедиции Умберто Нобиле, где одну из главных ролей сыграл Шон Коннери.
Кадр из фильма «Красная палатка»
Андрей Тарковский
Великий Ингмар Бергман писал о фильмах Тарковского как об озарении: «Внезапно я оказался перед дверью, и у меня был от нее ключ, который я так долго искал. Я всегда хотел попасть в это место – туда, где бы мог двигаться свободно и легко».
Работы Тарковского оказали такое влияние на кинематограф, что теперь невозможно отделить нарочную отсылку к его картинам от ненарочной: на него очень похожи «Выживший» Алехандро Гонсалеса Иньярриту и «Антихрист» Ларса фон Триера (фильм посвящен Тарковскому).
Главным противником Тарковского было Госкино, орган, с которым он безуспешно боролся за творческое видение вплоть до своей эмиграции из СССР. Известна реакция председателя Госкино на «Зеркало»: «У нас, конечно, свобода творчества. Но не до такой же степени!»
Андрей Звягинцев
Кадр из фильма «Левиафан»
Главный современный режиссер на экспорт. Первый его фильм «Возвращение» (2003) взяли на конкурс Венецианского фестиваля и наградили высшим призом. Потом со Звягинцевым начинает работать продюсер Александр Роднянский, с этого момента фильмы Звягинцева сначала везут на на Каннский фестиваль и там неизменно награждают: «Елена» (2011) – спецприз программы «Особый взгляд», «Левиафан» (2014) – номинация за лучший сценарий, «Нелюбовь» (2017) – приз основного жюри. Звягинцев – наследник и продолжатель дела Тарковского.
Пока Звягинцев оказывает влияние на восприятие российского искусства за рубежом в целом, но не на конкретных авторов. Впрочем, его команду уже начали заимствовать. Михаил Кричман, постоянный оператор Звягинцева, снимает за рубежом фильмы Лив Ульман («Фрекен Юлия», 2014) и Джима Шеридана («Скрижали судьбы», 2016). Тем временем сам Звягинцев уже работает на Западе: анонсирован его сериал для Paramount.
Илья Хржановский
Разговор об авторе всего двух фильмов, один из которых вышел в 2004 году, а другой в России еще не показали, – это разговор о будущем, которого может и не быть. Все слышали о «Дау» (2018), гигантском бессценарном проекте, который три года снимали в Харькове, где непрофессиональные артисты жили в декорациях выдуманного советского института, строили свободные отношения, занимались сексом перед камерой, играли в придуманных тоталитарных обстоятельствах. При этом Хржановский безусловно развивает идеи своих предшественников: он раздвигает границы игрового и документального, как Эйзенштейн с Вертовым, безукоризнен в техническом исполнении, как Калатозов, лиричен и философичен, как Тарковский. «Дау» – сложнейший мультимедийный кинопроект-инсталляция, это путь в будущее, экзерсис Хржановского, возможно, повлияет на всех нас так же, как режиссеры прошлого – на режиссеров настоящего.
ведущий специалист UNIFRANCE,
корреспондент Каннского кинофестиваляс
«Во Франции по телевизору часто показывали фильмы Эйзенштейна и Пудовкина – так я открыл для себя русский кинематограф. Сейчас российское кино никак не влияет на зарубежную культуру. Российские фильмы практически не выходят в международный прокат, несмотря на старания Роскино, которое, к сожалению, ничем не помогает зарубежным дистрибьюторам, покупающим российские картины. А без коммерческого проката нет резонанса ни у одной кинематографии. В прокате бывают только фестивальные картины. Блокбастеры типа «Движения вверх» (2017) чаще всего показывают по платному ТВ. И именно из-за того что резонанс маленький, эти фильмы не влияют на мировую культуру».
МУЗЫКА
Русская, российская, советская академическая музыка в ХХ веке сыграла ключевую роль в формировании этого вида иску
Читайте также
В тренде на этой неделе
Новости последнего часа со всей страны в непрерывном режиме 24/7 — здесь и сейчас с возможностью самостоятельной быстрой публикации интересных "живых" материалов из Вашего города и региона. Все новости, как они есть — честно, оперативно, без купюр.
Симферополь на Russian.city
News-Life — паблик новостей в календарном формате на основе технологичной новостной информационно-поисковой системы с элементами искусственного интеллекта, тематического отбора и возможностью мгновенной публикации авторского контента в режиме Free Public. News-Life — ваши новости сегодня и сейчас. Опубликовать свою новость в любом городе и регионе можно мгновенно — здесь.