Он мог стать военным, но выбрал лесную профессию
Его трудовой стаж 45 лет, а в трудовой книжке всего одна запись, менялись только должности и ведомственная принадлежность. «Грамотный специалист, интеллигентный, мягкий и скромный, любящий отец, муж и дедушка», - так о нем отзываются бывшие коллеги, знакомые и самые близкие люди. Накануне профессионального праздника, Дня работников леса и лесоперерабатывающей промышленности, гость нашей рубрики - Александр Иванович Клевич. - Александр Иванович, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Где Вы учились лесному делу?- На работу в Рылеевский лесопункт Галичского ЛПХ в Красильникове я пришел в 1977 году, после окончания Кунгурского лесотехнического техникума по специальности техник-технолог. После десяти классов дома я год отработал на лесоучастке, потом служил в ракетных войсках, а потом уже у меня началась учеба в техникуме.
- Почему Вы выбрали именно эту профессию? У Вас кто-то из родителей работал в лесу?
- Родом я из Солигаличского района, но вырос в поселке Шиханово Муравьищенского сельсовета. Шиханово – это лесопункт, сейчас его уже не существует, и у нас в то время у всех родители работали в лесу, больше негде было - поселок лесной. Но вообще-то лесника могло из меня и не получиться, потому что в то время все как-то старались своих детей в Ленинград пристроить. Были мысли, что я после армии тоже туда поеду. У меня была реальная возможность устроиться на службу в военизированную охрану научно-исследовательских институтов. Пока ждал вызова (там проверяли досконально: не был ли судим, не был ли отец в плену или кто-то за границей и прочее), подъехал директор леспромхоза: «Слушай, нам надо послать учиться несколько человек в Кунгур, на Урал» - ну и уговорил…Только вступительные экзамены сдал – вызов из Ленинграда приходит, ну, тут уж пацаны отговорили: «Давай поучимся, интересно же». Так я и остался в лесу.
Кунгур - он почти, как Галич, - районный город в Пермской области, две реки там: Сылва и Ирень. Жил в общежитии, наверное, как и все студенты тогда, – впроголодь. Иногда вспоминаю, как парни из соседней комнаты спрашивали: «Сашка, ты чего лежишь? Спать-то рано еще». Я отвечаю: «Так чтобы есть не хотелось». «Пойдем, мы в сковородке картошку жарили, там помакать осталось». Я так обиделся: «Чего вы, меня не могли раньше позвать?»
– Вы помните, как вернулись с Урала обратно в Галич? Сразу устроились на работу?
– Мне тогда было 22 года. После окончания нам давали месяц отпуска, и с первого сентября я приехал в леспромхоз. В техникуме получил специальность «мастер лесозаготовок», то есть мастер в лесу. Есть еще мастера - на нижнем складе, по деревообработке, а мастер леса – это работа в лесу. Так получилось, что директор леспромхоза вызвал меня и сказал: «Слушай, Клевич, мы тебя хотели в Красильниково, в лес мастером определить, но тут у нас женщина есть, ей до пенсии осталось полтора года доработать, жалко ее. Давай ты на нижнем складе пока поработаешь?» Так я пришел на нижний склад старшим мастером. Верхние склады – это лес, там, где заготовка идет. Лесосеки были в Палкинском лесничестве, в Антроповском районе, в Чухломском. А в нижний склад поступала срубленная и обрезанная от сучков древесина. Раньше ее везли не в бревнах, как сейчас, а в длинных хлыстах. Их привозили на эстакаду – площадка такая деревянная – разгружали и разделяли на сортименты, которые необходимо продать. Фанерное сырье, фанерный кряж, пиловочник – все они разделывались на нижнем складе. Потом их грузили в вагоны. Вот и весь процесс: вывозка из леса произошла, ты принимаешь этот лесовоз, разделываешь древесину, укладываешь в штабеля и отгружаешь потребителю, грузишь в вагоны. Там я проработал четыре года, потом мне предложили должность технического руководителя на лесопункте в Красильникове. Предыдущий уехал с семьей в другой район, и в 27 лет я стал техноруком, а в 28 меня назначили начальником лесопункта.- Александр Иванович, много было людей под Вашим руководством?
– В то время да, в лесопункте двести человек работало. Годовой объем был 75 тысяч кубометров. Там у нас полностью все фазы были: заготовка древесины, вывозка, разделка, погрузка в вагоны. Был еще тарный цех, там мелкую тарную дощечку выпиливали, и окорочный узел. Окоренные балансы шли на экспорт в страны Варшавского договора: в ГДР, в Венгрию, потом и в Австрию грузили осиновые балансы. Пиломатериалы из Лопарева – в Иран, в Афганистан.
– Вы были совсем молодым парнем, сложно было работать?
– Пока холостой был, было нормально. Потом жена начала упрекать: «Семью не видишь». Вроде бы ничего такого не было, каких-то развлечений особых – некогда было даже на рыбалку съездить или за грибами, но работа, конечно, интересная была. Не было такого, чтобы «день прошел, и ладно». Все ребята молодые работали, и механик был на лесопункте молодой, а все делали сами, и нам доверяли.
Годовой объем доводился до лесопункта и разбивался по месяцам плановым отделом. Допустим, у нас годовой объем по заготовке и по вывозке был 75 тысяч кубометров, он делился на двенадцать месяцев. В зимнее время побольше – где-то тысяч 8-10 в месяц. Потому что зимой дороги позволяют, мороз работает на нас. С декабря по апрель мы работали в две смены, и половину годового плана делали за пять месяцев.
– Получается, вы зимой лес пилили и вывозили?
– Да, из дальних делянок. А летом то, что привезли зимой, частично перерабатывалось сразу и грузилось в вагоны, здесь же, на нижнем складе, создавался запас. И из этих запасов черпали. А потом, если погода позволяла, опять начинали заготовку в июне-августе.
– Александр Иванович, но ведь Вы окончили еще и Московский вуз?
– Чтобы начальником лесопункта работать, надо было окончить институт как курсы повышения квалификации. Техникума было мало. Я все-таки был уже семейным, но решил поступить на очное трехгодичное обучение, и меня направили в Московский лесотехнический институт, на инженера-технолога. После института попал в Галич, в управление, и долгое время работал в производственном отделе начальником. Контора была на горе Ямской - двухэтажное здание за пожаркой. Оно сейчас пустует, а в то время в управлении работало много народа. У меня в производственном отделе было пять человек вместе со мной. В плановом – трое, в отделе труда и зарплаты – двое, у механиков – трое. В сбыте три человека. В бухгалтерии вообще человек восемь вместе с главным бухгалтером, и еще на Гладышева центральный гараж был, там тоже человек десять.
– В чем заключались основные задачи?
– Если раньше я только свой лесопункт знал и выполнял поставленные там задачи, то теперь приходилось все лесопункты курировать. У нас их пять было: Рылеевский, Первушинский, Лопаревский, Курьяновский, Нольский. Основные задачи – это увеличение объемов производства. Отслеживал объемы по заготовке, составлял технологические карты, отчеты, декларации в департамент области, надо было проследить задекларированный объем нарубленной осины, березы и остальной древесины, вести табель пофамильно и по профессиям, закрывать наряды - сколько и в каких объемах выполнена работа, от этих сведений зависел заработок людей. Еще учет, сколько аншлагов установлено. Опашка леса, сохранение подроста, зимой сбор семян шишек. Работы по охране и защите леса – обустройство пожарных водоемов, наглядная агитация, проведение по просекам и старым дорогам минерализованных полос. Основные лесовосстановительные работы вело лесничество – лесхоз, а мы помогали: так же сажали елочки и все остальное. Сейчас эти работы возложены на арендаторов.– Долго растут новые насаждения?
– Конечно, долго. Двух - трехгодичные елочки посадили, за ними три года ухаживаешь, потом еще три года лесоводственный уход, и только на восьмой год, если они хорошо прижились, их переводят в лесопокрытую площадь. Они как молодняк ели считаются. Десять лет прошло, а им еще семьдесят лет до рубки расти. Осина после сорока лет рубится, береза – после шестидесяти... Лес долго растет.
– Какой состав леса преобладает в наших краях? Есть какая-то закономерность?
– В каждом регионе по-разному, но сложилась такая классическая формула состава насаждений: четыре единицы березы, три единицы осины, две-три единицы хвои. Чисто хвойных лесов у нас вообще нет, в основном лиственные – преобладают береза и осина. Березовых на карте вроде бы больше, но на практике больше осинников. Для каждой лесосеки нужно пробы закладывать и уже конкретно выводить, считать.
– Вы много времени провели в лесу, сколько часов длился Ваш рабочий день? Зверей в лесу встречали?
– Конечно. Лоси, что они сделают? Бывает, кабана увидишь следы. С медведем, конечно, нос к носу не встречался, но был интересный случай однажды. Алексей Бобков повез нас с Серегой Моржухиным в лес, довез до болота, говорит: «Все, ребята, дальше мне никак не проехать. Я тут нынче в сентябре медведя ранил». И зачем ты нам это сказал? Нам три километра еще пешком идти! «Да он вас не тронет, он же знает, что не вы стреляли!».
- У него был практически ненормированный рабочий день. Подъем всегда в пять утра. В шесть тридцать – на рабочий поезд. Возвращался в восемь вечера, быстренько в душ, перекусить, и еще часа на три-четыре за документы, - подключилась к разговору жена Александра Ивановича, Вера Львовна Клевич.
- Кроме волков и медведей, в лесу есть еще и клещи, - добавляет Вера Львовна. - Когда он учился в Кунгуре и был там на практике по своей специальности, его энцефалитный клещ укусил. Он все перенес: боррелёз, энцефалит. Это специфика работы такая.
- Практика была по лесной таксации, по геодезии в полях. Смотрю, клеща подцепил. Вытащил его, рассмотрел. Нам говорили, что, если на нем есть красная подковка, значит он энцефалитный. Утром в техникуме говорю преподавателю: «Лев Семеныч, меня клещ укусил». Он: «Ты что?! Давай в больницу, прививки делать!». Ну а чего прививки, поздно уже. Меня как параличом разбило, я месяц пролежал, пункцию делали. Потом рецидив был…А потом сказали – иммунитет на всю жизнь. Но оказалось, что не на всю, все равно пришлось делать прививки.- А недавно зимой в лесу коленку себе разрубил и не сказал, - жена с укором посматривает на мужа. - Вынимаю белье из стиральной машины, смотрю – что такое? Нормальная рубашка мужа, только почему-то с одним рукавом - второго вообще нет! Оказывается, он сильно порубил ногу в лесу. Был там совершенно один на отводе и сам рукавом перетянул пострадавшую ногу.
- Сучок попался – топор совался… – пожимает плечом муж.
– Александр Иванович, Вы лес хорошо знаете. Теперь понимаю, откуда у Веры Львовны всегда полные корзины грибов...
– А вот как раз этого он совсем не знает, - улыбается жена. - Он хорошо знает лес по-своему, а то, что там под ногами растет, вообще не видит. Ездит, ездит, спрашиваю: «Саш, грибы-то хоть есть?» А он: «Да кто их знает». Он их не видит, у него совсем другое восприятие леса. Это я грибник и места грибные ему показываю.
– Что вспоминаете чаще всего из своей работы?
– Больше воспоминаний – из советского периода. Он для меня как-то ближе, роднее. Было осознание, что трудишься на благо государства. Нормально работали, но потом начались эти смутные годы: перестройка, девяностые... Объемы сбавляли, леспромхоз стал переходить из рук в руки, и в 2011 году его обанкротили.
– Если бы могли вернуться назад – поменяли бы профессию, Александр Иванович?
– Я уже не раз думал об этом, но понимаю, что больше нигде бы так не прижился. А за последние годы я даже как-то особенно полюбил лес отводить, карты составлять, декларации, лесосеки рассчитывать, лесопосадки организовывать. Родным мне все это стало, но годы не позволяют уже выкладываться по полной, как прежде.
Беседовала Ольга АЛИМОВА.