Мегаполисы и пустота: как провинция разрушается на глазах, но этого стараются не замечать

Старинные провинциальные города - настоящая история древней России — катастрофически пустеют и рушатся у нас на глазах. Но этого стараются не замечать.

УЕЗДНАЯ РАЗРУХА

В эти долгие праздники я был в Костромской области.

Я там стараюсь бывать как можно чаще.

Костромская область — это другой мир.

Это в некотором роде Луна, но только русская и заволжская.

Тишина и пустота. Глухие леса и маленькие двухэтажные города на больших озерах. Ампирные храмы и высокие свечи-колокольни. Купеческие особняки и столетние деревенские дома, оставшиеся от местных крестьян-отходников. И — самое главное — ощущение, что ты оказался в каком-то ином измерении, где почти нет ни аляповатой современности, ни советского промышленного гигантизма.

Но у всякой Луны есть своя обратная сторона.

И, в случае с костромскими краями, это самая настоящая трагедия.

Лет тридцать-сорок назад была знаменитая тема: гибель русской деревни.

Заброшенный дом в мертвой деревне Халютино, Тверская область.Фото: ДМИТРИЙ СТЕШИН

Сколько всего прекрасного было написано об этом — хотя бы одно «Прощание с Матерой» может вспомнить каждый, - сколько слез было пролито, и какая огромная часть русской жизни обернулась тогда, в ХХ веке, разрухой и пустотой.

Но теперь это уже неактуально.

Деревня — за вычетом отдельных редких поселений, где плотно обосновались дачники или где за счет прежнего укрупнения все еще действуют школы, бывшие колхозы etc., - давно умерла. Она — это уже история.

А сейчас речь идет уже о смерти малых городов.

И Костромская область — и не только она, разумеется, в Новгородской, Тверской или Кировской области все почти то же самое, - это идеальная иллюстрация умирания русского уездного города.

Деревянный жилой дом в городе Тында.Фото: ЕВГЕНИЯ ГУСЕВА

АУ, «СКРЕПЫ»!

Подавляющее большинство домов в русских уездных городах выглядят так, что сразу понятно: ремонта не было минимум полвека.

В некоторых райцентрах до сих пор - 2020 год! - нет газа. Топят дровами.

Каждый работающий бизнес — будь то гостиница, кафе или пекарня — воспринимается как счастье, как нечто удивительное, что выживает каким-то чудом.

Кто в состоянии поступить в вузы крупных городов — уже не возвращаются.

Памятники, уникальные наши храмы — в плачевном состоянии.

Воскресенский монастырь в Солигаличе — ХVII век, много ли у нас сохранилось от допетровской России? - стоит заброшенным, и по колокольне прошла огромная трещина.

Макарьево-Унженский монастырь — и снова ХVII век! - действует, но собор с фресками «закрыт навсегда» и медленно погибает за полной невозможностью его восстановить. Колокольня рухнула уже в постсоветские годы, на ее месте — груда кирпичей.

Свято-Троицкий Макариево-Унженский мужской монастырь. Фото makaryev.cerkov.ru

Директор музея в том же Макарьеве — замечательная женщина — говорит, что не имеет возможности даже толком отремонтировать крышу в музейном особняке, поскольку своими силами на федеральном памятнике ничего делать нельзя, а получить достаточно денег от центра, чтобы сделать все по правилам — несбыточная мечта.

В изуродованном городском соборе Чухломы — хлебозавод, то же самое — и в Нерехте. А как иначе? Никто ведь не построит новое здание для предприятия, чтобы убрать его из храма. Ау, «русская духовность». Ау, «скрепы» и «культурный код российской цивилизации».

В Галиче, Судиславле — ровно то же самое. Ты едешь по городу и видишь страшные, то руинированные, а то занятые хозяйственными помещениями памятники семнадцатого и восемнадцатого века.

А потом видишь, как все это выглядело сто лет назад — и хоть плачь.

МИЛЛИАРДЫ И НИЩЕТА

Но дело не только в церквях и монастырях, не только в архитектуре.

Дух страшной бедности, да что там бедности — нищеты и безнадежности — чувствуется везде на этой прекрасной земле.

Какие-то жалкие то ли пятнадцать, то ли двадцать километров дороги, которая могла бы напрямую, без огромного объезда, связать север Костромской области с Вологодской, с Тотьмой, - многие годы невозможно построить.

И на дорогах построенных — то и дело попадаются такие участки, что хоть вермахт осени 1941 года туда отправляй. Расчетная скорость хорошего автомобиля там — десять-пятнадцать километров в час.

Разбитая дорога в Свердловской области.Фото: АЛЕКСЕЙ БУЛАТОВ

Ну а как живут люди — даже и спрашивать стыдно.

И вот ведь что самое обидное.

Можно было бы понять, если бы вся эта разруха имела место в каком-нибудь 1991 году. Когда разваливается страна, когда гибнет ее экономика в целом, когда казна пуста и вот-вот начнется то ли война, то ли голод — странно жаловаться.

Но у современной России очень много денег.

Одних только резервов у нас скоро будет 600 миллиардов долларов.

Ну а деньги госбанков и госкорпораций?

А состояния лояльных как будто бы государству олигархов?

А воровские капиталы, которые то и дело конфискуют органы?

Да одних только неизрасходованных остатков нашего профицитного бюджета столько, что на эти деньги несколько самых депрессивных областей можно было бы, кажется, превратить в Германию или Швейцарию.

МЕГАПОЛИСЫ И ПУСТОТА

Деньги есть. Но существует принципиальное решение их не вкладывать.

Чиновники исходят из того, что все население России нужно собрать в десять мегаполисов или этаких сверхцентрализованных зон, где эти люди упакуются — как сельди в банке — в уродливые бетонные многоэтажки.

А вся остальная страна пусть стоит пустая.

Не хочется сколько-нибудь равномерно распределять по ней деньги. Тянуть газопроводы. Давать дешевые кредиты. Помогать цивилизованному, то есть малоэтажному строительству. Восстанавливать храмы. И приводить в порядок маленькие города, которые могли бы быть не хуже европейских.

Зачем? Все это далеко, неудобно, долго и неохота.

Вот есть у нас мегаполисы — и мы там построим огромные башни, парк и центр современного искусства, а все остальное — давайте просто считать, что ничего этого нет.

Но Россия — есть.

И моя любимая Костромская, и Новгородская, и Тверская, и Кировская, и многие другие наши несчастные области — задыхаются от этого несправедливого и смертельного недофинансирования, и очень скоро превратятся в пустыню.

Кто туда придет? Китайцы? Таджики? Может, инопланетяне?

Или никто не придет.

Так и будет снег заметать груды кирпичей.

Здесь был город Солигалич. А здесь был город Макарьев. А здесь был город Судиславль.

Здесь была жизнь.

ЗВОНОК ЭКСПЕРТУ

Глава Фонда развития малых сообществ (поселений) Глеб ТЮРИН: 100 миллионов людей в 10 мегаполисах Россию не сохранят

Корреспондент «КП» Дмитрий СТЕШИН связался с одним из самых компетентных экспертов по русской вымирающей провинции, живущим, кстати в архангельской глубинке и задал ему вопрос:

- Допустим, деревня умерла, все. Как спасти следующие жертвы - малые города России?

- Увы, нужно понять и принять: прошлый уклад жизни в России закончился, он не вернется. Нужен другой уклад, но нет интегратора, который мог бы собрать и запустить большое количество малых производств в этих умирающих малых городах. Уклад который закончился — это совхозы и колхозы - они давали много рабочих мест. Пришедшие им на смену современные агрохолдинги автоматизированы и участие человека в их работе минимально, а интенсивность производства такая, что фермеры не могут с ними конкурировать. Поэтому, провинции нужен возврат именно малых производств — но не одного на городок, а целых кластеров. Нужно объявить новый уклад жизни и, оттолкнувшись от него, запустить программу спасения малых городов. Я знаю, что уездные города пустеют, молодежь там не задерживается. Но и в мегаполисах, сотни тысяч горожан хотят вернутся на землю. Они задыхаются в миллионных бетонных муравейниках, они понимают, что спокойная жизнь в таких городах невозможна.

- Конспирологи намекают, мол, есть негласная программа - собрать всех россиян в десятке мегаполисов. Так проще управлять, не нужно «размазывать» деньги по огромным площадям, все на виду. Так?

- Думаю, здесь нет никакого злого умысла, это всего лишь «управление по факту». Оно понятное, привычное, простое. Другое дело, что оно не отвечает новым вызовам.

- Что может переломить такой подход?

- Осознание неизбежного. Как только от этой мысли станет по-настоящему страшно, все изменится.