Даши Намдаков: «Если твоя деревня умерла — у тебя корни сгнили»

Семейную легенду про знаменитого Даши Намдакова в Укурике знают все и рассказывают взахлёб: в юности началась болезнь, с которой не могли справиться врачи. Его возили по бабкам, по ламам, пока шаманы не сказали - это наш, болезнь шаманская, так тело реагирует на то, что человек не принимает в себе шаманство. Но Даши хотел быть художником. Духи с ним согласились, признав, что творчество — это тоже шаманство. И с тех пор стоят за всем его творчеством, во всём его творчестве, и тут, рядом с Укуриком, тоже: во-о-о-он они, выглядывают из тумана страшными и одновременно милыми рожами. Даши Намдаков давал «Чита.Ру» интервью ещё в декабре, когда здесь, в 2 километрах от Укурика, были только Тужишка (так пространство ласково называют местные), луга, сопки, звёздное небо и идея сделать в родной деревне что-то особенное. Сегодня ленд-парк «Тужи», в концепцию которого положены ветер, дерево и чабрец, оказался проектом мирового уровня. Мы просто ещё не поняли и тем более не привыкли. Сразу познакомили с королевской семьёй - Правда ли, что вы теперь возвращаетесь на родину? Где живёте? - Сейчас в Москве. В основном в Москве. Я сначала ездил в Италию работать вахтовым методом. Там лучшие в мире литейные мастерские, и я специально ездил для того, чтобы там лепить и тут же лить бронзу. Приезжаю из России, две недели поработаю там, две недели в Москве. Таким образом лет пять мы прожили, пока англичане не переманили. Друзья отговаривали - зачем тебе в эту жуткую Англию? А мне было интересно, я рванул. У меня был такой период, когда я был молодой, хотелось открывать миры, себя показать. Ещё 5 лет прожили в Англии, было всё хорошо, меня замечательно встретили, сразу познакомили с королевской семьёй. Можно было любые двери открывать, работать и зарабатывать. У меня была огромная мастерская, дом построили, дети в школах, в садиках, внуки, - вся семья там. А сейчас у меня действительно постепенная тенденция возвращения на родину. В итоге Москва всё равно перетянула. И я в какой-то момент приехал в мастерскую, и вдруг мне в голову стукнуло, что я не хочу уже здесь оставаться. Сначала поговорил с сыном, потом приехал домой на ужин, жене говорю: я хочу вернуться на родину. Я не хочу в Лондоне ходить стариком с тросточкой - Это какой год был? - Это было пару лет назад. Они говорят: как?! У нас новый дом построен, все здесь. А я вдруг осознал, что дело уже к возрасту, за 50 перевалило, и я не хочу в Лондоне ходить стариком с тросточкой. Я буду страшно одинокий. И просто не хочу. Я начал в Москву чаще приезжать, потихоньку сын приехал с семьёй. Старшая дочка с 12 лет училась в Лондоне, там окончила университет, плотно искала работу. И я осознанно, авторитарно вернул в Москву, сейчас она счастлива. Младшей дочери легче на английском говорить, чем на русском. И это тоже начинало пугать: внуки начинают меж собой говорить на английском, один из самых отчётливых знаков, что надо оттуда валить. Неправильно, что они говорят на английском. Так и сложилось. - То есть семья перебралась в Москву? - Да. И мы счастливы. Старшая дочка не хотела, но я заставил как отец, сейчас она просто счастлива, что она в России. Есть пословица «Везде хорошо, где нас нет». Америка, Европа - это всё сказки на самом деле, в гости ехать одно, а когда ты начинаешь там жить - всё по-другому. В Швейцарии безумно красиво, в Европе, в Скандинавии. Но это всё чужое. В лес заходишь, он как будто какой-то синтетический. Я люблю горную речку, тайгу в моём родном Укурике. Приезжаешь в Сибирь и понимаешь, что это родное, всё твоё. А там нет ощущения, что это твоё - это всё чужое. Я не знаю, как они реагируют на это, но для меня это всё пластмассовое. Сейчас я знаю, что я люблю Москву. Я жил в Укурике, я знал, что я люблю Укурик. В других городах, в которых мне удалось пожить, - Улан-Удэ, Чита, Красноярск, Новосибирск, Москва, Иркутск, - никогда не было ощущения, что эти места я люблю. А уже когда вернулся из Лондона в Москву, чётко осознал, что это одна из самых лучших столиц в мире. Всё познаётся в сравнении. Во-первых, это мой город, где говорят на моём языке. Говорить на иностранных языках очень сложно. Мы можем их выучить, но всё равно это ментальность, когда ты с детства рос с языком - это одно, когда ты взрослый, состоявшийся человек - это такие ломки идут, просто безумные. Эйфория от первого времени прошла и всё. Сначала было интересно, потому что я захватывал мир, знакомился, общался, проводил выставки, монументы ставил. А когда уже всё устаканилось, я понял, что всё, у меня получилось доказать прежде всего себе, что я смог в чужой стране, в чужой культуре состояться, смог заработать себе уважение, в этот момент я понял, что надо уже уезжать. - В Москве комфортнее жить или работать? - Жить и работать. Но основное – общение. Я просто наслаждаюсь Москвой. Очень хорошая. Мэр прекрасный. Как его ни ругают, я считаю, мэр прекрасный, мы знакомы. Когда я уезжал из Иркутска в Москву, я думал, что смогу и в Иркутске работать, и в Москве работать. Но не получается. Даже в одной стране в разных городах не получается, не то что в разных странах. Нет уже этой иллюзии, что можно работать в разных странах. Тем более работа требует концентрации. Всё-таки это работа мозга, прежде всего, это нужно углубиться процесс, тем более если работа касается маленьких ювелирных вещей или современных технологий. Огромное поле, которое требует достаточно большого внимания на все нюансы. Архитектурой плотно занимаемся, это тоже требует большого внимания. И разбрасываться сложно. Лучше сконцентрировать внимание на чём-то одном. Сейчас я занимаюсь тем, что всё собираю в одно место, включая команду - чтобы работать всем вместе. —В Забайкалье часто приезжаете? — Я был здесь в середине ноября 2020 года, а до этого был летом. - Это потому, что хочется приезжать? — В деревне я бываю постоянно. Я порой из Лондона прилетал в Москву, пересаживался, даже не заходил домой в Москве, прилетал в Читу, ребята встречают - и ты уже в деревне. Я не знаю, я нуждаюсь в деревне, без этого не могу. Было интересно, когда мы сейчас с детьми, с внуками за ужином обсуждали, куда поедем на Новый год - в Лондон или в Укурик, все малыши: «В Укурик!» Это здорово, это так порадовало. Это первый раз, когда всей семьёй в Укурике. Все дети приехали. Там сейчас пока только родительский дом. Но при этом мы уже строим культурный центр, сейчас проектируем мастерскую, будем строить, работать здесь, в Укурике. У бурят считается, что если твоя деревня как бы умерла, значит у тебя корни сгнили — Вы на свои деньги всё это возводите? - Я рассказал губернатору Александру Михайловичу (Осипову - ред.) эту идею, ему очень понравилось, он сказал, что будет поддерживать. Только, говорит, надо набраться терпения. В общем, мы параллельно двигаемся. Я сейчас заказал в Иркутске у ребят, которые строят из огромной сосны дома, лес для строительства мастерской - вот такие брёвна! И архитекторы в Москве сейчас рисуют проект. В течение этой зимы будем рубить, и летом привезём, будем ставить. - Каким планируется парк? — Хочу построить несколько таких гостевых домов, построить некую площадку для работ летом, будут приезжать ко мне художники, будем работать вместе летом. Сделаем арт-скульптуры. По большому счёту, движет мной очень такая меркантильная, вещь: у бурят считается, что если твоя деревня как бы умерла, значит у тебя корни сгнили. А когда корни гниют, соответственно, нет будущего у твоих потомков. И я смотрю, в последнее время любая деревня страдает, и у нас тоже не обошлось. Хотя я думал, что в Укурике всегда всё будет хорошо, настолько крепкая была была деревня. А сейчас все разъехались, молодёжь разъехалась, детей не осталось, школу закрыли. Хочу какое-то движение создать там. Чтобы люди работали, оставались или приезжали обратно. Это основная причина. И потом, я люблю свою родину, деревню, без этого не могу. Вернуться к дереву - Я понимаю, что это у меня с возрастом нарастает, и сейчас даже эта пандемия показала. Я сейчас новую коллекцию делаю из дерева. Я начинал с дерева и мечтал о том, чтобы попробовать камень, бронзу, металл - это вообще была даже невозможная мечта. И когда я в лучших литейных мастерских отливал, у меня столько было там моих вещей, они разлетались по миру, они живут своей жизнью. Но художник должен двигаться всегда, и я задумался над новой, лондонской, коллекцией. Я понимал, что надо двигаться дальше. Если я опять буду заниматься бронзой, я буду делать то, что делал всегда - надо вернуться к дереву, с чего я и начинал. Только теперь с моим уже таким серьёзным бэкграундом, я делаю не те скульптуры, которые делал у печки в Укурике, это совсем другое искусство. И мы с ребятами решили - то, что мы делаем, можно делать в Укурике. Пандемия показала, что мир изменился, и в нём очень много позитивных вещей. Даже относительно этих тенденций возвращения на землю. Можно жить в Укурике или в любой деревне сибирской, дальневосточной. Я хочу больше времени проводить у себя в деревне. Я занимаюсь в Москве тем, что вполне можно делать здесь. Даже высокотехнологичные вещи, ту же архитектуру. Существуют сканеры, принтеры, интернет. Что ты в деревне сидишь, что ты сидишь в космическом корабле – одно и то же. - Фестиваль унтов в Чите тоже как-то связан с Укуриком? - Укурик славится унтами, это правда. Всё это затевали непосредственно мои родители - папа с мамой. У них было восемь детей, их надо было одевать, кормить. А так как у меня отец очень великий мастер, он мог всё что угодно придумать. Он космический корабль может построить, дай ему материалы, инструменты. И они сами придумали историю унтов, начали шить сначала для себя, потом мама однажды съездила на рынок и продала за 40 рублей пару унтов. Приехала домой удивлённая. Причём мы это делали из подручных материалов. Всё, что было в доме, взяли - и сшили. И потихоньку начали это развивать. Это было 50 лет назад. И начали ездить, начали покупать на барахолке в Чите. Научили всю деревню, научили родню. Только это были не те унты, которые сейчас из комуса, а лётчицкие, из овчины. Понятно, что шили многие, но в основе стояли мои родители. Понятно, что мы уже не шьём, мои родственники не шьют, а вся деревня известна тем, что все шьют унты. Они могут жить в Чите, в Улан-Удэ, где угодно, но они все занимаются обувью. Поэтому мы придумали этот фестиваль, чтобы просто подержать эту тему. Как можно, живя в Укурике, мечтать о такой жизни? - Берёте ли вы сейчас частные заказы? - Мне повезло. В искусстве очень сложно заработать, невероятно сложно. Таких людей очень мало. Я счастливый человек - мне это удалось. И я могу сейчас выбирать из нескольких предложений: этим я хочу заниматься, а это не моя тема, я не буду этим заниматься. Моё счастье в чём? Я делаю свои коллекции и делаю свои выставки. Слава богу, меня приглашают в музеи, в галереи, я выставляю, и если находится человек, который хочет купить моё искусство, он у меня покупает. В принципе, я на эти деньги и живу. И это даёт свободу. А заказы интересны тем, что это всё-таки какое-то общественное пространство, они организуют вокруг себя огромное пространство, среду, влияют на умы. Могу себе позволить работать исключительно по велению души. Вот метро, например, мне очень интересно, потому что эти знаменитые станции метро, которые делались до Хрущёва - произведения искусства, по большому счёту. Как только пришёл Хрущёв, он стал строить хрущёвки, и всё остальное стало таким же. Ему надо было кукурузой накормить огромное население страны. Теперь власти Москвы поняли, что пришло время сделать станции метро уникальными. Этим я хочу и буду заниматься. Кроме того, сейчас, после жизни в Европе, я стал другим художником. Я, скажем, был достаточно азиатским, эндемичным художником, поехал в сторону Европы, перенося своих кочевников туда, а уже оттуда я возвращаюсь другим. И в Укурик везу уже мировую культуру. Этот микс происходит естественным образом. Ешь спагетти, общаешься с итальянцами, пьёшь итальянское вино, тем более в Италии столько всего! У них маленький город, городишко, деревня, но у них столько артефактов! У нас на всю страну столько не соберёшь, как в этой маленькой деревне. Для меня были удивительны в Лондоне галереи современного искусства, я раньше думал - что это такое? кому это надо? Был удивлён этими тенденциями. Но прошло время, сейчас меня это уже интересует, это отразилось на моём творчестве. Я из дерева, традиционного материала, делаю ультрасовременные вещи. И это происходит естественным образом. И эту культуру я уже сюда везу. Это какая-то моя миссия. Понятно, что я об этом не мечтал. Как можно, живя в Укурике, мечтать о такой жизни? Я даже не знал, что такие миры существуют. - То, что вы делаете по велению души, то, что на выставках представляете, - эти работы Даши Намдакова моментально раскупают? — Нет, конечно. Это невозможно. И слава богу, что так не происходит, потому что это неправильно, этого не должно быть. — А где находятся эти произведения? — По всему миру. — Они стоят в каких-то музейных комплексах? — Я же давно этим занимаюсь, много вещей кочуют по миру и могут появиться в совершенно неожиданных местах. Я был однажды в Америке, в одном доме увидел мои вещи, и хозяева этого дома не знали, что я их автор. Это потрясло меня. Мы делаем ювелирные вещи, и это не та ювелирка, которая в магазинах продаётся, это маленькие арт-объекты единичные. От маленьких до больших. - У меня белая зависть к тем пространствам, где ваши работы есть, и ощущение, что в Забайкальском крае их не хватает. Ведь только в Агинском есть ваша работа? Или где-то ещё? - Наверное, больше нигде. Но скоро будет в моей деревне. Будет парк «Тужи», любой сможет приехать к нам в гости и увидеть в поле наши вещи. Можно будет их посмотреть.