«Эпидемия» — не антиутопия, это про страх
Яна Вагнер, автор романа «Вонгозеро», легшего в основу сериала «Эпидемия», — о непредсказуемости успеха и о том, как трудно оставаться хорошим, когда тебе страшно
— Понимаю, что не автора романа спрашивать про причины успеха сериала, но наверняка вы о них думали. Это же поразительно, что дебютный роман сразу был напечатан в крупнейшем издательстве, сериал по нему был принят на ура российской аудиторией, вошел в основной конкурс фестиваля Canne Series, а теперь еще — в первую десятку вожделенного Netflix. Конечно, можно все списать на коронавирус, но когда вы писали роман в 2011 году, вирусом еще и не пахло. Что тогда вас навело на создание этой мрачной антиутопии?
— «Вонгозеро» все же не антиутопия, это роман о конце света, немного другой жанр. И конечно, эпидемия в книге — всего лишь декорация, на самом деле это история о хрупкости нашего привычного мира и о том, как трудно остаться хорошим, когда тебе очень страшно. Так что, причину катастрофы я могла выбрать любую, вирус просто показался мне самым реалистичным вариантом. Понятно, что я далеко не первая, кому эта идея пришла в голову, — книг и фильмов на эту тему сотни, и поэтому все эти удивительные вещи, которые происходят и происходят с моим дебютным романом (и экранизация, да еще такая громкая, — не в последнюю очередь), не перестают меня удивлять, честно. Ничего из этого я не ожидала и объяснить не могу.
— Но вы же чувствуете причастность к успеху?
— Успех сериала — точно не моя заслуга. Кино — большое, сложное и, главное, коллективное дело. Ну и потом, успех вообще нельзя ни предсказать, ни проанализировать, тут никакие теории не работают ни в кино, ни в литературе.
— Даже если не считать «Вонгозеро» антиутопией, в которой писатель хочет предупредить людей о грядущей опасности, его главным героем все равно остается страх. Что тревожило вас тогда и что тревожит сейчас?
— Антиутопии, действительно, в первую очередь — предостережение, они ищут точки разлома, по которым мир рано или поздно развалится на куски. Поэтому «Вонгозеро» не антиутопия, это просто история. И ее главные герои — просто люди. Обычные, несовершенные, испуганные, которые и хотели бы как лучше, а получается через раз.
Мне всегда интересно только это: сколько в человеке, в любом человеке, спрятано возможностей. Одни и те же люди в разные моменты способны и на невероятную жестокость или низость, и на бескорыстное великодушие и эмпатию,
и никогда не знаешь, какая сторона человека покажется, пока не затолкаешь его в какую-нибудь невыносимую ситуацию и не заставишь действовать быстро, чтобы не дать ему времени подумать. Этим я, наверное, в основном и занимаюсь.
— Какие ваши идеи и сюжетные линии остались в «Эпидемии», с чем пришлось попрощаться?
— «Эпидемия» и «Вонгозеро» — очень разные истории, и в сериале многое по-другому. Некоторые герои исчезли (мне особенно жалко Пса), другие повзрослели или здорово поменялись. Какие-то изменения мне понравились: например, интересный штрих — сделать сына главной героини аутистом, и отличные вставки про кафе «Натали» и партизанскую войну под Череповцом. Над венчанием подростков в церкви и китайскими военными на снегоходах я, наоборот, хохотала. А еще по сравнению с книгой «Эпидемия» — очень мужская история. И сценарист, и режиссер, и даже главные герои там — мужчины, так что акценты просто в других местах.
Но самое главное отличие — уровень громкости.
«Вонгозеро» — роман очень тихий, камерный, тогда как «Эпидемия» — настоящий блокбастер, шумный, быстрый и яркий.
— Близко ли вам рассуждение, что нынешние сериалы это новая форма романа?
— Сейчас и правда принято говорить, что сериал — это новый роман, и хотя тут все-таки большая натяжка (одно не заменяет другого и никогда не заменит), доля правды в этом есть. Именно в сериалах появилось достаточно места, чтобы рассказывать истории так, как они того заслуживают — подробно и сложно, не пытаясь запихнуть непростой и долгий разговор в полтора часа. Так что, если выбирать между «большим кино» и сериалами, я точно за сериалы. А вот между хорошим романом и хорошим сериалом выбирать нет смысла, их вполне можно сравнивать, но совершенно незачем противопоставлять. При этом надо помнить, что наборы инструментов в кино и литературе все-таки очень отличаются. Это вовсе не значит, что писатель не может написать отличный сценарий, а сценарист — написать роман: еще как может! Но и тому, и другому придется поначалу смиренно склонить голову и почувствовать себя новичком, это разные ремесла и разные поляны.
— Вы сейчас играете на какой поляне?
— Многие пробуют играть на чужом поле, и я тоже время от времени. Не знаю, как там у сценаристов, но писателям в мире кино сложновато, в том числе и потому, что они, как правило, люди ревнивые, упрямые и не очень любят (сейчас я здорово смягчила), когда в их историю вмешиваются еще примерно двадцать человек и начинают рассказывать, как ее следует изменить. У меня, например, пока ни разу не получилось вытерпеть это испытание до конца, и хотя я работаю над собой, это, правда, скорее вызов, чем радость, как будто ты сам себя взял на «слабо». И главное, это очень надолго сбивает прицел, и чтобы вернуться дописывать книгу, тебе придется подождать, пока ключ на двенадцать опять превратится в ключ на восемь, а до тех пор ты бесполезен и там и там.
— Много ли вы берете из жизни и опыта, или у вас хорошо развита фантазия?
— Придумывать можно только обстоятельства и декорации, это как раз довольно весело и легко. И сюжет целиком тоже можно расписать за день, а вот остальное надо брать из жизни, и тут как раз шутки заканчиваются, и фантазия ни при чем. По-настоящему хороший текст требует от автора неудобного, почти невыносимого уровня откровенности, который в обычной жизни не принят и неприличен. То есть вам сначала придется вытащить самые личные, тайные и неловкие вещи из собственного шкафа, а когда этого не хватит, вы неизбежно начнете забирать у других. У близких, у друзей, у случайных знакомых. Чья-то семейная трагедия, рассказанный на ухо секрет, сцена на чужих похоронах, подслушанный разговор могут вам пригодиться, и вы заберете их, не оглядываясь на чужие чувства, если они понадобятся для истории. Кажется, Дина Рубина как-то сказала: вот, вы дружите с писателем, а он вас ест. Я бы дополнила: он ест вас, себя, вообще всё. Он всеяден и не знает ни жалости, ни стыда. А если он ходит на цыпочках, тогда он хреновый писатель. Человеку, который боится, что скажет мама, подумают друзья, какие параллели увидят посторонние люди с его собственной частной жизнью (а мама скажет, друзья подумают и посторонние обязательно увидят), просто нужно выбрать другую профессию.
— Стивен Кинг высоко отозвался о сериале. Вы относите хотя бы отчасти эту похвалу к роману или уступаете лавры киношникам?
— Ну, он же смотрит, а не читает, так что похвала точно в первую очередь — создателям сериала.
А мне вполне достаточно представлять, как Стивен Кинг сидит у себя дома на диване и смотрит кино, снятое по моей книжке, и, такой, иногда ставит на паузу, чтоб сгонять на кухню за бутербродами и черкнуть про него в твиттер. Ей-богу, даже этого многовато.
— Экранизация — выгодный бизнес для писателя?
— Даже наши скромные кинобюджеты в разы больше книжных, так что, экранизация для писателя — в том числе и вполне приличный гонорар, на который можно жить, например, год. А мне уж тем более грех жаловаться, потому что мое несовершенное дебютное «Вонгозеро» до сих пор, как ни странно, — основная причина, благодаря которой я не год, а почти десять лет могу очень спокойно сидеть в своей деревне и не суетиться, не читать лекций, не писать сценариев на заказ и не давать уроков писательского мастерства на ютубе.
— Вы отдадите новый роман кинематографистам или готовы сами написать сценарий?
— Моя четвертая книга будет называться «Тоннель», и я надеюсь закончить ее в следующем году. Я опять решила попробовать новый жанр, так что в этот раз никаких фантастических допущений, это роман-катастрофа, и все действие укладывается в одни сутки.
Задача сложная, история одновременно и компактная, и полифоническая, со множеством очень разных рассказчиков, и собирать ее непросто, но ужасно интересно. И да, мы уже продали права на экранизацию, так что по ней тоже снимут фильм, но писать сценарий я точно не буду. Мы пока договорились так: я смогу приходить в сценарную комнату и включать писателя. По-моему, идеальный план.
Продюсер сериала «Эпидемия» (To The Lake) Валерий Федорович — о том, почему Netflix берет в свой штат человека со знанием русского языка
— Поздравляю. Следите за ростом просмотров на Netflix, читаете отзывы об «Эпидемии» (To The Lake) на IMDb?
— Конечно, мы с Евгением Никишовым, с которым вместе возглавляем студию «1-2-3 Production», следим за реакцией на сериал во всех доступных источниках. Но не только мы следим — нашим актерам в инстаграме, в соцсетях начали писать зрители из Бразилии, Турции, Америки и других стран, где, по версии Netflix, проект входит в топ-10. Люди начинают стучаться лично, коммуницировать. Пишут: «какой классный сериал», «захватывающая, современная история», «он описывает происходящее сегодня», «лучший сериал двадцатого года», «ребята, мы с вами, когда второй сезон?»
— Так когда второй сезон, Валерий?
— Уже идет работа. Дописываем сценарий в этом году. Снимаем весной–зимой следующего года.
— Известно, что это будет уже не экранизация, а оригинальный сценарий. Снимать будете с теми же творческими силами? И окажется ли в режиссерском кресле Павел Костомаров?
— С теми же творческими силами плюс–минус — да. Костомаров сейчас на Алтае снимает военную драму «Бансу» по повести Ильи Бояшова. Это тоже производство студии «1-2-3 Production». С одной стороны, это он мне первым прислал новость про лестный отзыв Стивена Кинга о нашем сериале в два часа ночи, но с другой — он там практически без связи. С нетерпением ждем его возвращения, будем все обсуждать.
— Какова примерная стоимость сериала и можете ли назвать источники финансирования?
— Эта информация не разглашается в соответствии с контрактом, который мы подписали.
— Как долго шли переговоры с Netflix, что решило судьбу контракта?
— С того момента, как они сказали: «Да, мы хотим взять шоу для Netflix Original, еще полгода шли юридические переговоры.
— Всех интересует, как происходят альянсы с Netflix, кто кого находит?
— Есть у нас два прекрасных человека, Леша Агеев и Надя Зайончовская, которые активно продвигали «Эпидемию» на международный рынок. Переговоры проходили непросто. Вначале им даже пришлось отказать Netflix. Нам предложили просто продать сериал, как это было с «Методом» или «Нюхачом». Но это был не бренд Original и очень скромные деньги. Мы сказали, что нам неинтересна простая покупка. А параллельно крупная американская компания предложила существенную сумму в качестве минимальной̆ гарантии за то, чтобы забрать права на дистрибуцию по всему миру. Мы рассказали об этом предложении представителям Netflix и сказали, что даем им неделю на решение, предварительно оговорив примерную сумму контракта и важное обязательство: размещение сериала на Original, открывающее совсем другие условия и перспективы для дальнейшей жизни проекта в мире. В частности, это значит не только субтитрирование, но и дубляж на нескольких языках. И выход одновременно почти в 60 странах мира.
Netflix ответил согласием. И мы открыли первую бутылку шампанского.
— Откуда они узнали об «Эпидемии»? И сыграли ли роль его показы, например, на фестивале в Каннах (Cannes Series)?
— Конечно же, да. Как вы понимаете, к ним стекается огромное количество проектов со всего мира. И им надо как-то во всем этом ориентироваться. У них есть маячки, показывающие — стоит ли тратить драгоценное время на просмотр пилота, а потом и сезона. Среди этих маячков Cannes Series, разнообразные международные показы. Благодаря этому закупщики Netflix понимают, что кто-то уже отобрал этот сериал, отметил его. Значит, как минимум стоит посмотреть. Поэтому… вы правы — история международной карьеры «Эпидемии» началась в 2019-м, когда мы показали сериал в Каннах. Кстати, мы не получили там никакого приза и очень расстроились.
— Зато сейчас получили компенсацию. Как происходили переговоры: в ЗУМе или офлайн?
— Они начинались еще зимой в офлайне, потом продолжились в ЗУМе. И то, что все сели на карантин, дало им возможность все это посмотреть. Весной значительно вырос интерес к кино про пандемию. К примеру, все повторно пересмотрели «Заражение» Содерберга и другие «эпидемиологические» картины. Люди во всем мире хотели увидеть, как в других странах справляются примерно с теми же труднопреодолимыми обстоятельствами. Эта глобальная катастрофа, конечно, отвратительна, трагична и кошмарна, но для привлечения внимания к «Эпидемии» болезненный интерес к теме сработал. Потому что зрители захотели увидеть что-то новое про «здесь и сейчас». А трагические совпадения экранных событий с тем, что стало происходить в реальности, еще больше подогрели интерес к нашему проекту.
— И это касается не только темы пандемии, но и массовых волнений, народных бунтов, которые каким-то странным образом напоминают вирус.
— Там многое было точно угадано и воспроизведено.
— На Netflix нецензурированная версия?
— А что значит цензурированная?
— Я имею в виду пролог в начале 6-й серии, который возник после снятия сериала с показа на ТНТ Premier.
— Какими серии были на Premier — будут и на Netflix. Это нецензурированный вариант. Наша творческая группа (Паша Костомаров, Женя Никишов и я) сели и приняли решение, что делаем вот такую шестую серию.
