Испытание на зрелость
В августе 2020 года в центре внимания мировых СМИ неожиданно оказалась Белоруссия, в которой начались массовые протесты после очередных президентских выборов, победителем которых, как всегда, оказался Александр Лукашенко. Конечно, белорусского лидера уже давно называли «последним диктатором Европы». И протесты после выборов там возникали регулярно, но таких масштабов они достигли только сейчас. И многие заговорили о возможном закате эпохи Лукашенко.
Апологеты режима Лукашенко ставят ему в заслугу построение уникального на постсоветском пространстве политико-экономического режима, который сохранил все лучшие черты советского строя. В Белоруссии и промышленность работает, и рабочие вовремя зарплату получают, и система социальных гарантий присутствует. Не признавать успехи белорусской модели нельзя.
Однако возникает вопрос: а насколько белорусская модель обусловлена политикой самого Лукашенко? Не было ли это всего лишь сохранением того советского наследства, которое создал не Батька, а совершенно другие люди? Кстати, интересный вопрос: в период правления Лукашенко – при всем внешнем почтении к советскому периоду – практически не вспоминали тех, кто руководил республикой в этот период. Единственное исключение – фигура Петра Машерова. Однако и здесь были вопросы.
Действительно следует признать, что в Белоруссии еще в советские времена была построена уникальная модель. Ранее аграрная республика в послевоенные годы стала «сборочным цехом» всего Советского Союза. Более того, в непростые перестроечные годы Белоруссию прозвали «Вандеей перестройки», так как в республике фактически отсутствовали антисоветские настроения, а уж о национализме вообще говорить было нечего. А ведь Белоруссия – это несмотря на свою внешнюю пасторальность и патриархальность – очень сложная республика. Белоруссия изначально в 20-е годы прошлого века рассматривалась советским руководством как противовес Литве. Белоруссизация и коренизация тех лет – это не попытка «искусственно создать отдельную белорусскую нацию» (как выразился один бывший высокопоставленный силовик, перековавшийся из верного коммуниста в ярые монархисты), а попыткой противостоять стремлению Литвы распространить свое культурное и политическое влияние на эту территорию. Таких интересных моментов в истории Белоруссии много.
Один из таких эпизодов случился как раз 70 лет назад – летом 1950 года. В мае 1950 года было принято решение о смене первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии с Николая Гусарова на Николая Патоличева. И это было не рядовое перемещение.
ТАЙНА ОДНОГО ПЕРЕМЕЩЕНИЯ
Отставка Николая Гусарова с поста белорусского партийного лидера не была «плановым уходом». Его снятие с должности было вызвано тем, что он «…игнорировал коллегиальность руководства, самолично изменял решения Бюро ЦК, неправильно относился к критике недостатков, не работал с партийным активом, не информировал правдиво ЦК ВКП(б) о состоянии дел в республике». После такой критики неизбежно наступал закат карьеры. Но Гусарова перевели не куда-нибудь, а инспектором ЦК ВКП(б). В принципе это было не понижение, а «увод в бок», когда человек уходит на должность, почти равнозначную его предыдущей.
Дальше – еще интересней. Пришедший ему на смену Николай Патоличев был человек не чуждым Гусарова. Начнем с того, что он принадлежал к той когорте, которую Иосиф Сталин в частных разговорах именовал «уральскими секретарями». И к ней относил не только Гусарова и Патоличева (первых секретарей Свердловского и Челябинского обкомов соответственно), но и бывшего первого секретаря Башкирского обкома партии Семёна Игнатьева, бывшего первого секретаря Свердловского горкома Василия Андрианова и ряд других, кто в годы войны руководил уральскими регионами. Все эти люди сразу же после войны оказались в структурах по проверке кадров ЦК. Сталин внимательно присматривался к этой когорте. Видимо, присматривался не просто так.
Стареющий вождь хорошо понимал, что его политическое время уходит и он искал тех, на кого он может опереться в деле послевоенного восстановления, а затем и доверить страну. Однако властных и околовластных команд, которые претендовали на то, чтобы стать опорой, а затем и наследниками Сталина было несколько. Тут и Георгий Маленков с его опорой на часть правительственного аппарата. Тут и Лаврентий Берия с его опорой на спецслужбы и часть промышленности и науки. Тут и ленинградская группа Андрея Жданова и Алексея Кузнецова. Группы начали остро конкурировать между собой, используя к тому же болезненную подозрительность Сталина.
Группа уральских секретарей, в которую входили Патоличев, Гусаров, Игнатьев, сформировалась еще до войны. И ее опекал многолетний секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Андреев, фигура ныне прочно забытая. Однако в свое время Андреев был фигурой крайне влиятельной. Именно он стоял у истоков системы партийного контроля – по сути партийных спецслужб. Напомним, что в свое время у Комиссии партийного контроля (КПК) была даже своя тюрьма.
У подопечных Андреева было несколько особенностей, которые делали их в глазах Сталина более привлекательными, чем представителей других группировок. Во-первых, их покровитель Андреев – в отличие от Маленкова, Берии, Жданова и других – не претендовал на власть. Во-вторых, ни Патоличев, ни Гусаров, ни Игнатьев были дружны между собой, но явного лидера среди них не было. То есть они были готовы признавать авторитет Сталина и Андреева, и не смещать их с политической арены. В-третьих, за их плечами был реальный опыт работы в тяжелых условиях по обеспечению Советской армии и тыла продукцией уральской промышленности.
В 1946 году уральских секретарей направляют на работу в ЦК курировать органы проверки партаппарата. А уже в 1947 году почти всех их снимают с цековской работы и направляют в разные регионы: Гусарова – первым секретарем ЦК в Белоруссию, Игнатьева – просто секретарем ЦК в Белоруссию, Патоличева – секретарем ЦК на Украину.
И тут начинается самое главное: ко всем трем – Гусарову, Игнатьеву, Патоличеву – по месту их новой работы стали предъявлять претензии. Сначала у секретаря ЦК КП(б) Украины Патоличева не сложились отношения с первым секретарем Лазарем Кагановичем, за что и вынужден был уехать первым секретарем обкома в Ростов. А в начале 1949 года съезд белорусской компартии признал политическую линию ЦК правильной, а практическую работу – неудовлетворительной. За Гусарова попытался заступиться знаменитый партизанский командир, а ныне – председатель колхоза «Рассвет» Кирилл Орловский (прототип героя Михаила Ульянова в фильме «Председатель»).
Отметим, что примерно в тот же период времени возник конфликт вокруг фигуры первого секретаря ЦК ЛКСМ Белоруссии Петра Машерова. Его пытались сместить с должности под предлогом неудовлетворительной работы с молодежью.
Создавалось ощущение, что чья-то рука специально перемещала уральских секретарей на такие посты, на которых было легко наделать политических ошибок. Действительно Белоруссия с ее сложным административно-территориальным устройством, приграничными притязаниями Литвы, сложным этническим устройством и, главное, очень специфической элитой.
Элита послевоенной Белоруссии – это была элита с опытом партизанской войны в период гитлеровской оккупации республики. Внутри ее еще со времен войны тлел конфликт. В частности, было известно, что секретарь Минского обкома партии и впоследствии Председатель Президиума Верховного Совета БССР Василий Козлов очень не ладил с влиятельным партизанским командиром времен войны (а после нее – заместителем министра лесного хозяйства) Василием Коржом. Это был не единственный конфликт между бывшими соратниками.
Бывший первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймон Пономаренко (о нем сейчас слагают легенды как о преемнике Сталина) не смог справиться с конфликтом в руководстве республики. Да и как он мог с ним справиться, если его самого бывшие руководители минского подполья пытались обвинять в ошибках. На его место был назначен Гусаров, но и он не справился. Тогда на укрепление прислали Патоличева.
«...В ТИХОМ ОМУТЕ»
Приступив к руководству республикой, Патоличев начал разбираться с проблемами. И довольно быстро установил, что разжиганием конфликтов в республиканском руководстве причастен министр госбезопасности республики Лаврентий Цанава. Этого почти уже забытого персонажа называли Лаврентий Второй, и до определенного момента он пользовался поддержкой Лаврентия Первого – Берии. Влиятельный первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Берия с интересом относился к белорусским делам. Бывшие партизанские командиры, пришедшие к власти, явно были для него чужими людьми. И им крайне не нравилось, что госбезопасность пытается лезть в их дела.
Патоличев хорошо понимал, что один неосторожный шаг и он может оказаться в опале. В этих условиях для него, чужака для белорусской партийной организации, было крайне важно показать, что он готов работать на республику. В частности, именно в секретарство Патоличева не только продолжилось восстановление разрушенного войной хозяйства, но и активно лоббировалось строительство машиностроительной промышленности в Белоруссии. То, что впоследствии республика стала «сборочным цехом СССР», является заслугой именно Патоличева.
Однако значительную часть своего времени он вынужден был посвятить борьбе с Берией и Цанавой. В 1952 году он в ходе обсуждения вопроса о работе органов государственной безопасности предложил перенести работу военных советов при штабах военных округов над взаимодействие ГБ и партии. Как известно, военные советы округов включали в себя обязательно представителей местной партийной власти. Это вызвало сопротивление Берии и Цанавы.
К тому моменту Цанава уже успел несколько раз вступить в открытый конфликт с Патоличевым.
Первый раз конфликт возник вокруг фигуры видного партийного руководителя Степана Притыцкого. Это был не просто работник ЦК КП(б)Б, но и фигура очень популярная среди партийного актива и населения Западной Белоруссии. С учетом того, как тяжело шла интеграция западно-белорусских областей, удар по нему мог оказаться тяжелым для ситуации в республике.
Цанава же начал активно собирать компромат на Притыцкого: просматривались архивно-следственные дела на лиц, которые в прошлом находились на подпольной работе в Западной Белоруссии; были проверены все родственники как Притыцкого, так и его жены; от незаконно арестованного по другим делам вымогались ложные показания для компрометации Притыцкого. В итоге дело составило 400 листов. По итогам сбора компромата 27 ноября 1950 года в ЦК КП(б) Белоруссии Цанава подал докладную записку. Он требовал ареста Притыцкого. Белорусский ЦК снял Притыцкого с работы, дал ему менее престижную работу, но арестовать не дал.
Подобные же операции по компрометации Цанава произвел против академика Василия Купревича и вождя белорусского комсомола Петра Машерова. И их Патоличев сумел отстоять.
Но Патоличев не просто не «сдавал» актив белорусской компартии, но и в конце 1951 года перешел в контрнаступление. К тому моменту министром государственной безопасности СССР стал старый товарищ Патоличева и «уральский секретарь» Семён Игнатьев. С его помощью Патоличев добивается назначения на пост шефа МГБ Белоруссии Михаила Баскакова. Видимо, Баскакова ему рекомендовал старый знакомый по Ярославскому обкому комсомола Юрий Андропов. В свое время Патоличев и Андропов вместе работали в Ярославской области, а потом пути Баскакова и Андропова пересеклись в Карело-Финской ССР.
К моменту назначения в Белоруссию Баскаков уже успел поработать в Узбекистане и Хабаровском крае, где конфликтовал с бериевскими ставленниками Амаяком Кобуловым, Сергеем Гоглидзе и Михаилом Гвишиани.
Однако Патоличев не только сумел противостоять Берии на республиканском уровне, но и сыграл недооцененную роль в разгроме группы Лаврентия Павловича во всесоюзном масштабе. Как известно, Берия после смерти Сталина под видом «проведения ленинской национальной политики» решил провести смену первых секретарей в ряде национальных республик. В первую очередь, на Украине и в Белоруссии. Естественно сделать он это решил, не ставя в известность своих товарищей по «коллективному руководству» – Георгия Маленкова и Никиту Хрущёва.
ЛАВРЕНТИЙ ФОМИЧ ЦАНАВА. ФОТО: YANDEX.RU
Однако произошла утечка, благодаря Патоличеву. Дело в том, что в курсе операций был министр внутренних дел Литвы Пётр Кондаков, который пересекался с Патоличевым по работе в Ярославской области и дружил с Баскаковым. Он-то и сообщил Патоличеву информацию, которую тот тут же доложил Хрущёву. А Хрущёв не поверил и даже пытался обвинить Патоличева в попытке расколоть Президиум ЦК.
В итоге почти день в день с арестом Берии в Минске был проведен Пленум ЦК, на котором по требованию Берии Патоличева попытались заменить на Михаила Зимянина. И Патоличев фактически без помощи Москвы сумел отбить эту атаку.
Николай Патоличев проработал первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии до 1958 года. Хороший государственный и партийный руководитель был неожиданно снят с должности и переведен сначала первым заместителем министра иностранных дел СССР, а затем министром внешней торговли. Фактически это означало удаление от активной политической работы. С должности первого заместителя главы МИД или главы МВТ уже трудно стать секретарем ЦК КПСС с возможностью в перспективе занять первую роль.
Причиной этой опалы стал независимый характер, который мешал удобно пристраиваться к имеющейся политической конъюнктуре. Хрущёв не забыл Патоличеву его попытку заступиться за Георгия Маленкова во время его отставки в 1955 году.
Как вспоминал хорошо знавший Патоличева Валентин Фалин, «из Патоличева получился бы генеральный секретарь, возможно, посолиднее Хрущёва и, конечно, интереснее Брежнева. Потому-то, видимо, Патоличева и осадили в Министерстве внешней торговли».
Фигура Николая Патоличева достойна того, чтобы о ней вспоминали потомки. В том числе – и белорусские политики. Именно ему республика обязана во многом своим послевоенным восстановлением и тем, что ее партийный актив не подвергся жестким послевоенным репрессиям. Однако сегодня о Николае Семёновиче в Белоруссии почти не вспоминают. Если о Петре Машерове еще вспоминают, то на фигуре Патоличева висит своего рода печать забвения. А ведь именно Николай Семёнович и создал во многом тот запас прочности и тот фундамент, которым сумел воспользоваться Александр Лукашенко в постсоветские годы.