Газета в рабочей спецовке
В преддверии юбилея "ММ" продолжает публикацию материалов, посвящённых газете и людям, которые её создавали.
Продолжение. Начало в № 26, 29, 35, 38
Отрывок из воспоминаний главного редактора "Магнитогорского металла" с 1968 по 1971 год Юрия Левицкого:
"Корреспондент сидит в "красном углу" - за столиком с настольной лампой.
- Я по поручению редактора газеты "Магнитогорский металл" Погудина, - торжественно объявил он. - Пётр Васильевич убедительно просит придти к нему на беседу завтра, сразу после смены, то есть где-то около семнадцати ноль-ноль.
Погудин встретил меня весьма уважительно. Он, похоже, знал, что учусь заочно на факультете журналистики МГУ, да ещё, как оказалось, ему звонили по какому-то поводу из редакции городской газеты именно в то время, когда готовили к печати мой фельетон, и мимоходом лестно отозвались о газовырубщике с журналистским уклоном.
Многотиражная газета выходила три раза в неделю на четырёх полосах. Литсотрудников в штате хронически недоставало, профессиональных - тем более.
За два месяца я в полном смысле слова набил руку на информациях, репортажах, зарисовках и других газетных материалах - производил всё, что требовалось, независимо от своего отношения к редакционным заданиям. Зачастую приходилось наступать на горло собственной песне, выходя из кабинета Погудина с его наставлением: прежде чем в цехе разговаривать с трудящимися, зайди за ориентировкой к парторгу, к профоргу, на худой конец…
Когда заканчивал пятый курс, ушёл на пенсию Погудин, редактором стал Володя Шураев, который отрекомендовал меня в парткоме на своё уже бывшее место - ответственным секретарём. Под руководством Шураева газета заметно оживилась, у него была редакторская жилка. Будучи ответсекретарём, Володя редко покидал свой кабинет, но отнюдь не был замкнутым. Таким и остался. Любил и пошутить, и подшутить, относился ко всем дружески и одинаково вежливо: ни ругаться, ни сквернословить, ни грубить по случаю просто не умел. Тихий худощавый молодой человек с университетским значком на груди, он после долгого сидения за кабинетным столом заходил с удовольствием в общий зал, как бы пританцовывая, и щёлкал пальцами, выкручивая поочерёдно суставы - такая была у него привычка. Сам стал писать реже, но его материал всегда был лучшим в номере.
Газета завладела львиной долей моего свободного времени: мало того, что постоянно задерживался на работе, так она не выходила из головы и в выходные. Одно дело просто исполнять свои ответсекретарские обязанности, другое - увлечься макетированием газетных полос, то есть размещением на газетной площади вычитанных мною же корреспонденций, придумыванием вместе с авторами лучших заголовков для "гвоздевых" материалов и выбором наиболее подходящих шрифтов для них. Без ложной скромности скажу: "Магнитогорский металл" менялся в лучшую сторону - в сторону читабельности. И редактор Володя Шураев, и ваш покорный слуга, сделали "руководящий акцент" на тщательной подготовке к печати острых, критических корреспонденций на злобу дня, и прежде всего - с использованием писем, замечаний, жалоб читателей; мы всячески способствовали тому, чтобы читатели запросто приходили в редакцию со своими наболевшими проблемами и предложениями…
А внутри самой редакции тоже назревали изменения. Пришёл в поисках работы свежий выпускник журфака Уральского государственного университета Юрий Чередниченко, оказавшийся в Магнитке по семейным обстоятельствам. Всё это, как говорится, ладно, но ещё не самое главное. Как выяснилось, Шураев не обошёл вниманием номер "Журналиста" с объявлением о вакансии в Узбекистане и в письме по указанному адресу предложил себя на должность замредактора. Короче говоря, Шураев подал заявление на расчёт, а меня вызвали в партком комбината и предложили… занять его место. Юрий Степанович Чередниченко - рыжеватый, маленького роста, был уравновешенным, независимым интеллигентом, умеющим отстаивать своё мнение и соглашаться с мнением других, если чувствовал их правоту. Как-то так получилось, что мы сразу поладили, возникло взаимопонимание в редакционных делах, и я, после того как стал редактором, назначил его своим заместителем. А место литсотрудника пустовало. И не одно. А газету надо было делать получше городской - такая задача была поставлена перед редакцией… самой редакцией.
- Разрешите? - у порога моего кабинета возник высокий стройный молодой человек в потёртом, но элегантном осеннем пальто с модно поднятым коротким воротником и с непокрытой головой. Лицом, как и фигурой, он тянул на супермена - не иначе, с какими-то проникающими, но непроницаемыми глазами. Представился: Валерий Кучер, выпускник педагогического института, хочет попробовать себя в газетном деле.
И уже через два месяца Валера фактически стал спецкором по особо важным делам. Вдумчиво, интересно, образно, хорошим литературным языком он писал и критические корреспонденции, и очерковые зарисовки, и репортажи, а информацию умел находить даже на пустом месте… Впоследствии, лет этак через десять с гаком, будучи редактором городской газеты, Валерий Николаевич Кучер был избран депутатом Верховного Совета РСФСР, переехал в Москву, где вскоре его назначили главным редактором правительственной газеты "Российские вести".
Литсотрудник Саша Юдин, которого я принял в редакцию с месячным испытательным сроком и который в то время не имел специального образования, стал работать спустя годы в одной из республиканских газет. Его коллега Миндихан Котлухужин в нашу редакцию пришёл розовощёким юнцом со школьным аттестатом зрелости - "дослужился" до собкора областной газеты… Целый ряд "металльцев", начинавших с редакторских пробных заданий, пополнили с годами редакции "вышестоящих" газет.
"Производственные отношения" в стенах редакции, базировавшиеся на доверии и взаимопонимании, были весьма демократичными. По имени-отчеству все пишущие называли только секретаря-машинистку Марию Тихоновну, фотокорреспондента Николая Герасимовича, которые были ветеранами своего дела, и молодого, как все остальные, замредактора Юрия Степановича Чередниченко - он был ростом ниже любого из нас, комплексовал невольно из-за этого, и Юрой, а то и Юриком его именовали только избранные, то бишь лучшие друзья, в том числе и я грешил этим, не принародно, конечно. Дисциплинарным было, пожалуй, единственное жесточайшее требование: во время работы - ни капли спиртного! Было, естественно, в редакции и своё исключение из правил - Пётр Хныкин, художник.
- Война план покажет, - неизменно говорил он, когда я спрашивал, сумеет ли он срочно сделать такой-то клишированный заголовок или что-либо иное в том же роде. И всегда в срок исполнял заказ в лучшем виде. В очках с толстенными стёклами, с пухлыми красными губами в бороде, которая росла у Хныкина отовсюду пониже очков - эту экзотическую внешность знали в городе. Особенно милиционеры, которые периодически подкарауливали подвыпившего Петю на его улице для того, чтобы под угрозой вытрезвителя он оформил в "своём" отделении милиции очередную стенгазету, а затем с миром отпускали художника на волю. Петя был, действительно, незаменим в редакции, поскольку иные "фото Н. Нестеренко" требовали хорошей ретуши. Николай Герасимович, обосновавшийся в редакции во времена Погудина, целыми днями не снимал с плеча старенький ФЭД. Добросовестнейший фотокорреспондент, он клал на стол стопку готовых к очередному номеру снимков передовых трудящихся - выбирай, казалось бы, кого хочешь - разные люди в разных позах на разных рабочих местах, но на фотографиях, бывало, одна и та же неживая статичность, один и тот же "производственный стандарт".
- Тебе бы, Герасимыч, с таким однообразием блины печь, - подкалывал его Хныкин.
Николая Герасимовича редко кто видел в редакции. Он либо ходил по цехам, либо закрывался в редакционном фотоотсеке с красным фонарём - проявлял, сушил свою продукцию. Даже редактора впускал к себе с большой неохотой, а об остальных уж и говорить нечего. Худой, высокий, с непроницаемым, бесстрастным, всегда свежевыбритым лицом, всегда в одном и том же костюме, с одним и тем же галстуком, завязанным одним и тем же узлом, редко разговаривающий вообще, он если вдруг оказывался среди разговаривающих, то преимущественно молча слушал и уходил внезапно, не дожидаясь удобного случая. Все знали, что Нестеренко воевал в Великую Отечественную то ли шифровальщиком, то ли другим каким-то засекреченным профессионалом. И - хотите верьте, хотите нет - Нестеренко снимать стал лучше, стал мотать-таки на ус советы молодых, предлагавших ему не по его задуманные сюжеты.
А это было очень важно, потому что комбинатский "Магнитогорский металл" уже и по тиражу соперничал с городским "Магнитогорским рабочим".
Доработался я до того, что мне позвонил заместитель главного редактора областной газеты "Челябинский рабочий" Иван Дмитриевич Диденко и предложил должность собственного корреспондента с переездом в Златоуст. В Златоуст мне, честно сказать, не хотелось уезжать с насиженного места. Я отказался, но выразил горячее желание стать собственным корреспондентом "Челябинского рабочего" по Магнитогорску. Оставаясь редактором многотиражки, я кое-что делал для областной газеты внештатно - выполнял "штабные" задания, откликался на просьбы помочь спецкорам, что-то написать самому. И, наверное, это "кое-что" устраивало областных коллег, если через год я получил-таки желанное приглашение".
Продолжение следует.