Игорь Золотовицкий: в театрах России бум, люди хотят эмоционального совета от Чехова и Шекспира
В канун Нового года ректор школы-студии МХАТ, заслуженный артист России Игорь Золотовицкий рассказал о роли Деда Мороза, новых требованиях к актерам и популярности театра вне зависимости от времени и развития технологий
В интервью «Бизнес FM» заслуженный артист России Игорь Золотовицкий поделился тем, почему считает себя счастливым человеком, историями из театральной жизни, рассказал, как отбирают будущих актеров в московских вузах.
Ректор школы-студии МХАТ, заслуженный артист России, заслуженный деятель искусств Игорь Золотовицкий. Вы не просто руководитель, вы еще и содиректор Центрального дома актера.
Игорь Золотовицкий: Да, я директор, а Александр Жигалкин — прекрасный актер и режиссер, известный по произведениям «Папины дочки» и «6 кадров», — директор-распорядитель.
Все-таки самая массовая актерская работа в канун Нового года — это роль Деда Мороза. Вам приходилось?
Игорь Золотовицкий: Про русских актеров так говорят. Их зовут в Голливуд сниматься, а они говорят: нет, мы не можем, у нас елки. И меня это не минуло, пусть и было один раз в жизни. Я был Дедом Морозом в Московском художественном театре. У народной артистки Ирины Мирошниченко, к сожалению, недавно ушедшей, мама была режиссером елок в Кремле. Меня уговорили быть Дедом Морозом в театре на елке для детей сотрудников, актеров. Потом я поклялся, что больше никогда не буду Дедом Морозом. Во-первых, это очень жарко. Во-вторых, это были дети моих друзей, которые родились и выросли на моих глазах. Я подошел к дочке Ромы Козака, которая сейчас уже взрослая женщина с двумя детьми, она сидела передо мной, была такая серьезная, ей было года четыре-пять, и я говорю: «А ты, Анечка, что прочтешь Деду Морозу, у меня для тебя подарочек есть». Такая пауза, она говорит: «Игорь, я тебя узнала, уйди отсюда». Притом что у меня были борода и другие атрибуты настоящего Деда Мороза.
А текст-то был?
Игорь Золотовицкий: Еще бы. Мама Ирины Петровны была жесткий режиссер, все прибаутки были. У нас есть спектакль «Игра в городки», где мы читаем рассказы Юрия Стоянова. Стас Дужников читает историю «Как я был Дедом Морозом», и это история всех Дедов Морозов. Мои коллеги разъезжали по 19-20 адресов, Снегурочки убегали быстрее домой, чтобы поздравить своих, Деды Морозы оставались одни, говорили: Снегурочка на санках поехала куда-то в другое место. С Дедом Морозом у меня связана история, что мы повезли в Лапландию младшего сына Сашу, там Санта-Клаус, но он наш Дед Мороз. И это было потрясающе, потому что сын зашел, а там актер с настоящей бородой, не приклеенной, седая борода. Для взрослых это удивительно смотреть — мы привыкли, что в лучшем случае клеят, а в худшем случае — борода на резиночках. Санта Клаус сажал на колени деток, что-то им говорил, в том числе на русском. Сын вышел и говорит: «Он настоящий! Я подергал его за бороду». Я говорю: «Ну а как же». А это же прекрасно, когда у детей эта иллюзия настоящего.
Дед Мороз, конечно, есть, но он один и не может прийти ко всем, поэтому нанимают актеров.
Игорь Золотовицкий: Да, да.
В театральных вузах не готовят чуть-чуть к этой роли? Ведь это ремесло, и нужное, и тексты нужны. Студенты уже подрабатывают? Это же важная часть, анекдот-то неспроста.
Игорь Золотовицкий: Да, но роль Деда Мороза передается, как и актерская профессия, из рук в руки.
Вместе с костюмом и текстом.
Игорь Золотовицкий: Да, и мне передавали те, кто уже долгое время играл в театре Дедов Морозов. Нет института, который выпускал бы педагогов по мастерству, все передается из рук в руки. Топорков позвал Табакова, Табаков позвал Гарика Леонтьева, Гарик Леонтьев позвал меня, я зову сейчас своих учеников.
Раз об учениках, значит, сейчас вы снимаетесь или, может, уже отснялись у ученика.
Игорь Золотовицкий: Да.
У уважаемого и любимого просвещенной театральной публикой московского театрального режиссера Данилы Чащина. Даже я один спектакль видел, он мне очень понравился, не буду говорить какой. Вы у него снялись в кино «Улица Шекспира».
Игорь Золотовицкий: Он не в прямом смысле мой ученик, но он пришел сюда еще студентом, будучи студентом ставить спектакли. И хорошие очень спектакли, и востребованный стал в театре. Картина «Улица Шекспира» еще не вышла, сейчас ждем. И я волнуюсь, потому что у меня там такая большая роль, я в кино так не осчастливлен большими ролями, но мне приятно очень, что Даня сначала уговорил, потом настоял, потом мы это сделали, и я так волнуюсь. И он очень трепетно работает так, пока еще не обнаглел в кино. В театре уже чуть-чуть обнаглел, уже может туда пойти и отказаться.
Его зовут.
Игорь Золотовицкий: Зовут везде, везде поставил, его спектакли идут с успехом и в Московском художественном, и в Театре наций, и еще во многих театрах. Даня молодец, и так в хорошем смысле идет по карьерной лестнице. А может, даже на карьерном эскалаторе, потому что быстро двигается. И сниматься было приятно, потому что хорошая компашка. Ранее я посмотрел его фильм «Райцентр», где снимались оба моих сына, притом младший играл старшего в школьном возрасте, и мне очень понравился «Райцентр». И Данька как-то так поднаторел, собрал [команду]. В кино, как и в театре, главное — команда, которая собрана вокруг режиссера.
Знаете, всю жизнь киноактеры в основном жили в театрах, а в кино снимались иногда. Это давало популярность и деньги, но основным местом жительства оставался театр. Из режиссеров только Марк Захаров, так сказать, из театра в кино мигрировал, но в то самое классическое время.
Игорь Золотовицкий: Нет, почему? А Петр Фоменко? Он снимал «На всю оставшуюся жизнь», прекрасный фильм. А Анатолий Эфрос снял «Четверг и больше никогда» и участвовал еще в ранних фильмах по Розову. Но действительно, это исключение из правил. Да, большие режиссеры очень мало ставили в кино. Олег Ефремов снимал фильмы, но по спектаклям. Есть телевизионный фильм «Старый Новый год», где все наши старики играют.
Да-да, прекрасный фильм, все его знают.
Игорь Золотовицкий: А вы знаете мою историю со «Старым Новым годом»? Я молодой артист, и звать меня никак, и мне нужна маленькая роль. Мы едем в Петербург на гастроли со «Старым Новым годом» в том числе, и чего-то на репетиции Ефремов так смотрит на меня и говорит гримеру: чего он такой черный, давай чего-то посветлее. И на меня вылили литра три перекиси водорода. И я стал красный, как флаг. Во-первых, это было не то слово смешно, это было страшно, потому что у меня брови были красные, голова была вся красная. Это было ужасно смотреть.
Перестарались.
Игорь Золотовицкий: Перевыполнили. Знаете, как кричал Рома Козак, когда мы что-то там перерепетировали: вы с перевыполнением плана разрушили нашу экономику. Так кто-то там тоже перевыполнил план, и потом меня опять перекрашивали, но перекрашивали уже просто копиркой, мазали, пока у меня краснота не сошла. Был второй случай — это мой лотерейный билет. В первой роли в «Старом Новом годе» надо было грузчику вынести пианино и уйти. И я в халате грузчика выношу, ставлю. Вдруг он за кулисами меня подзывает. Я думаю, чего-то не то сделал, не туда поставил. А он говорит: у тебя какой рост? Я говорю: метр 96. Он говорит: Сань, ты выходишь метр 96, тебя видит зал. Они раз в программку, пока тебя найдут — грузчик Золотовицкий, а тебя нет уже на сцене. Я говорю: а что делать, я же все сделал, занес. А он говорит: ты поставил пианино, я тебе даю деньги, а ты их не бери сразу, головой помотай, зритель тебя увидит, скажет: он жадный. А я тебе еще дам денег, а ты еще помотай. Они скажут: о, так он хапуга. И так тебя заметят, а потом ты возьмешь. На самом деле вроде бы ироничная история, но в этом заключается вся профессия.
А вы ее воспроизвели, все заработало?
Игорь Золотовицкий: Да, заработало все, отреагировали, конечно. А он говорит: все сложное просто. Да? А в этом и есть профессия актера. Зачем ты сюда пришел и почему ты здесь?
Но как-то надо же, чтобы понятно было, что вы не просто стоите, потому что забыть ушли, как-то должно передаваться, флюиды должны идти.
Игорь Золотовицкий: Конечно. А характер через что? Через поступки. А поступок какой? Через деньги. Понимаете? И как говорил Евгений Евстигнеев, тоже мой учитель и отец моего друга Дениса Евстигнеева: закон должен понимать, почему ты здесь, а не в другом месте.
Я так понимаю, вы вовсе не ждали от своих детей, что они тоже пойдут в этот цех.
Игорь Золотовицкий: Во всяком случае, от старшего, потому что он учился в МГУ на журфаке.
Вполне благородно, хотя не очень престижно.
Игорь Золотовицкий: Ясен Засурский был. Он там разобрался в престижности, что ему интересно, и очень быстро нашел такой алгоритм поведения. Но потом, когда он был на пятом курсе, вдруг раздается мне звонок, и говорят: Игорь Яковлевич, а вы не могли бы Алешу предупредить, что конкурс в училище Щукинском не в 12, а в час. В каком училище? Ой, мы, наверное, ошиблись, мы не поняли, простите, забудьте. Короче говоря, он секретно, я думаю, что Вера, моя жена, участвовала, она не признается до сих пор, но я думаю, там был сговор. Он секретно поступил в Щукинское училище, потом отучился там год или полтора, перешел в ГИТИС на режиссуру к Олегу Львовичу Кудряшеву. Теперь режиссер московских и международных театров.
Вы ему желали этого? И вообще своим детям пойти по этому пути?
Игорь Золотовицкий: Боязно, когда ты идешь смотреть на детей в каких-то проявлениях. А вдруг это не талантливо, а как мне им сказать? Это страшнее, чем самому выпускать и думать о том, что может не получиться роль или не нравится режиссер. И слава Богу, пока мы с Верой только расплываемся в улыбках, когда нам говорят: Алеша поставил спектакль-то хороший, а мы его в кино видели, какой он там прекрасный. А Саша поставил спектакль, он у нас лидер продаж на малой сцене во МХАТе.
Новый год, каникулы — это детское время. И это может быть самое хорошее время, чтобы познакомить детей и подростков с театром. Я театр с детства очень люблю. Но по моим наблюдениям все-таки перед детьми и подростками театр, мне кажется, в долгу. Расскажу про своего ребенка, ей 10 лет, она вполне продвинутая. Мы ходили на детские спектакли, даже очень хорошие, ее это вообще не трогало. Мы сходили на Островского «На всякого мудреца довольно простоты» в Малый театр, и она следила за этим просто не отрываясь, ей это было интересно. А все пока было детское, я и сам помню какие-то сказочки, которые недокино.
Игорь Золотовицкий: Детский спектакль нельзя ставить как детский, его надо ставить как взрослый, тем более, если это литература или детская драматургия. Есть такой негласный закон, и это правильно, — не усюсюкать. Саша поставил первый спектакль во МХАТе «Соня-9» — это для тинэйджеров.
А вы водили детей, пока они были маленькие в театр?
Игорь Золотовицкий: Конечно. Они выросли в театре. Да, был прекрасный кукольный театр «Тень» в Марьиной роще Ильи Эпельбаума. Там был спектакль для одного зрителя «Щелкунчик», друг напротив друга, и они говорили: смотри, как из этого появляется это. И ребенок с такими глазами. У него спектакль для пяти-шести человек. Они поставили Шекспира, в день спектакля шло, по-моему, шесть пьес Шекспира. Но как они шли? Они шли по три минуты каждая пьеса. Брали главное событие. Что в «Отелло»: платок увидел, поймал, увидел Дездемону, задушил, закричал, конец. «Ромео и Джульетта» точно так же. Озвучивали Костя Райкин, я, актеров они просили по несколько фраз сказать — это был прекрасный театр. Но, к сожалению, Ильи не стало, и биография этого театра закончилась. А он столько премий брал и международных, и здесь был очень известный, и Сеня Эпильбаум стал прекрасным режиссером, их сын. Это был замечательный театр. Ну и конечно водили на спектакли, культовые спектакли —«Синяя птица».
Во МХАТ.
Игорь Золотовицкий: Конечно. Это великий спектакль. Для детей это было такое волшебство. А вообще это серьезнейшая пьеса «Синяя птица» Метерлинка, такая мистическая, иррациональная. Драматургия, линейная история понятна, бабушка с дедушкой, тот свет. Как это вообще разрешили в советское время выпускать про тот свет, где бабушку с дедушкой встречают внуки. Замечательная пьеса. Я играл толстяка, кстати, это было очень смешно. Я был худенький, сейчас-то видно по мне, что я толстяк уже без толщинки. А тогда я был худенький, и вдруг почему-то мне: будешь играть толстяка. Надевали на меня толщинку, но я был похож на динозаврика, у меня была худенькая шейка. Но был замечательный спектакль «Три толстяка».
В одном вашем недавнем интервью на телеканале «Москва-24» я посмотрел [студентов] по курсу. Все идеальные, мальчики и девочки, все очень правильные. В общем-то если смотришь сейчас в кино, то ни одного Леонова, да и Золотовицкий тоже уже редкость.
Игорь Золотовицкий: Да.
Почему в театральные вузы теперь берут эталонными, а где же будет Вячеслав Невинный, характерные актеры вообще?
Игорь Золотовицкий: А вы знаете, что Невинный был героем, когда выпускался, это потом он такой стал. Невинный мог что угодно играть. И Евгений Леонов был... Но талант никто не отменяет, как, наверное, и во всех творческих профессиях.
А кино не определяет, что уже нужны стандарты, и актер должен быть уже с лицом успешного человека.
Игорь Золотовицкий: Если мы говорим про хорошие сериалы, то говорим не про фитнес, про фигуру, а про талант. Уже есть такие примеры.
А у вас есть эти «неправильные внешности» сейчас?
Игорь Золотовицкий: Конечно. Тот же Антон Шагин. С правильным лицом — Максим Матвеев, но он блестяще себя организовывает. Мне жалко, что он ушел из театра, но в кино он сейчас очень хорошо снимается. При том, что у него такая внешность Ихтиандра, но он не боится быть старым, содержательным. Одну роль может сыграть любой человек. В профессии актера сложность в том, что ты должен бесконечное количество раз повторять эмоцию, это не просто выучить текст.
Театральный конкурс в московские вузы не меняется десятилетиями, в этом году было 220 человек на место в школу-студию МХАТ. 220 на место в три тура. В Москве — Щукинское, школа-студия МХТ, ГИТИС, ВТУ имени Щепкина. В каждом на курс набирают по 20 с лишним человек. Сколько в год в Москве выучивается актеров? Человек 100. Куда деваются?
Игорь Золотовицкий: Первый тур — это большое сито. Во втором туре уже понятно, там уже более-менее начинается творчество. Отсеиваются ребята, которые просто хорошо читают. И по большому счету конкурс начинается, когда остаются человек 100 — 50 девочек, 50 мальчиков.
А можно разглядеть на вступительных экзаменах в театральных вузах, пока там в основном только чтения?
Игорь Золотовицкий: Мы пытаемся расшевелить их, дать им этюдики. Кто-то из коллег даже просит сценки сделать. С опытом приходит понимание, что есть способность, может он ничего не умеет, а есть темперамент.
То есть просто захватывает, захватывает неважно чем.
Игорь Золотовицкий: Конечно. Как человек молчит перед тем, как начать читать, вот что важно. Про что говорить — тут научат, а про что молчать — не научат, это только твое внутреннее ощущение жанра, роли и так далее.
Сейчас больше, чем прежде актеров уже на этапе обучения готовят к тому, чтобы они могли делать всякие акробатические вещи, как сейчас принято в театре? Я очень часто вижу — поют, играют.
Игорь Золотовицкий: В наше время такого было меньше, сейчас приоритеты даются кандидатам с музыкальным образование. У кого есть нотная грамота, кто владеет каким-то инструментом. Конечно же, они должны быть синтетические. С гордостью скажу, что наши выпускники и в мюзиклах поют главные партии, а там и танцевать надо. И у нас есть движенческие и певческие спектакли, такие квартирники. Сейчас синтетический артист востребован больше.
Вы часто называете себя счастливым человеком в этой профессии. Почему, чем докажете, что это так?
Игорь Золотовицкий: Я играю в спектакле «Дом», он уже идет больше 10 лет. Есть эпизод, где я разговариваю по телефону с сыном. Диалог начинается с его «Але!». Одна из моих реплик: «Да-да-да, я считаю себя счастливым человеком, правда, не ощущаю, но это большая разница — считать и ощущать». Я счастливый человек, потому что у меня прекрасные дети, жена, работа.
Это необычно, что так все прекрасно.
Игорь Золотовицкий: Очень необычно, поэтому я говорю, что это невероятное стечение обстоятельств, провиденье, родители мои — дети войны, эвакуировавшиеся в Ташкент во время войны в 1941 году. И так все совпало. Да, я считаю себя счастливым человеком, хотя не обязательно считать себя счастливым человеком, только когда карьера складывается. Абсолютно счастливым может быть только сумасшедший человек, потому что сегодня я счастливый, а завтра у меня проблема. Сегодня с утра отчитывал студента за то, что он чем-то провинился, и я себя не считал счастливым человеком, и каждую минуту себя не считаю счастливым человеком, потому что уж больно много проблем и больно много ответственности: ответственность за людей, за место, которое тебе досталось от прекрасных людей, твоих учителей.
У актеров есть некая неопределенность — будет роль, не будет роли. А когда она есть, еще надо, чтобы она начала получаться, особенно в театре.
Игорь Золотовицкий: Когда роль получилась, а в следующий раз актер должен доказать, что это было не случайно, и второй раз должна получиться, и так все время доказываешь. Чем актеры успешнее, тем больше хотят замечаний себе, чтобы каким-то образом разнообразить, а потом обижаются.
Просил-просил замечание, а потом смертельно обиделся.
Игорь Золотовицкий: Не то слово. Потому что, как мне, уже мое искусство проверено народом, я уже не могу плохо играть по определению?! А есть режиссеры, которым я благодарен, допустим, Юрию Бутусову, который берет актера, он ему нравится, но ему хочется что-то сделать с актером такое, что он никогда не делал, и это прекрасно, я вам в таком качестве незнаком. И это так классно, если у тебя совпадает, и ты вдруг понимаешь, что ты можешь сыграть не просто резонера, я сейчас упрощаю все, а можешь сыграть в «Иванове» Лебедева, отца, который не понимает, как ему реагировать, когда его друг женится на его дочери, какой кошмар происходит в голове.
Как счастливый человек, расскажите, как вы не получили роль, и как это вас когда-то расстроило.
Игорь Золотовицкий: Первая моя роль в маленьком эпизоде военного спектакля, а ставил не кто-нибудь, а Всеволод Шиловский. Я играл предателя Журкина, и меня сняли с роли.
А как происходило снятие с роли?
Игорь Золотовицкий: Как-то: посиди сейчас, следующий, подойди сюда. Следующий подошел, а ты посидел, и потом он говорит: «Ну пока он будет играть, а ты отдыхай». Но еще больший ад, когда ты режиссер, и я ставил спектакль «Женитьба», шел долгие годы, во времена Олега Павловича, прекрасный спектакль получился, но первый прогон спектакля Гоголя, подразумевающий, что люди реагируют и смеются, сопереживают, первый прогон смотрели четыре человека во главе с Олегом Павловичем. Актеры первый раз надели костюмы, во главе с Юрием Стояновым, с Ольгой Барнет, с Женей Добровольской. Когда я показывал Олегу Павловичу промежуточный итог, он говорил: «Ой, как хорошо, давай, выпускаем, все!». После он выразил сомнение по поводу премьеры. Я думал, что, когда ты актер, ты думаешь только про себя, а когда ты режиссер, ты думаешь, что всех увлек, неужели не получилось, а вдруг действительно не получилось. А вдруг придет народ, и это будет так же, как сегодняшний прогон. Но сказал я так: «Олег Павлович, вы же актер, понимаете, каково играть комедию в пустом зале четырем актерам. Придите на спектакль, будет совсем другое!» Слава Богу, что я оказался прав, и он знал это, он потом вышел и сказал: «Нас не будет, а спектакль этот будет». Мы долго играли спектакль «Женитьба». Так все зыбко в нашей профессии.
Я почти все этапы своей жизни вижу и удивляюсь этому, что народ любит театр. Билеты на хороший спектакль не достать, или они стоят очень дорого, и их нет, и сколько бы они не стоили, люди идут в театр, как нигде. Когда-нибудь вы себе пытались это объяснить, за что в России так любят театр?
Игорь Золотовицкий: Людям хочется видеть и слышать конкретные истории в любом жанре, мы подразумеваем, конечно же, хорошие спектакли.
В Москве все-таки избалованы театром, не везде такой театр есть. В столице какой хочешь: классический, модерновый, авангардный.
Игорь Золотовицкий: Да, в Москве больше 200 театров.
Именно разных. Кому надоело смотреть в академическом стиле, найдет такое, что лучше, чтобы никто другой не нашел.
Игорь Золотовицкий: Мы были в Казахстане, мы возили «Дуэль» Чехова, и у нас один актер подглядывал за реакцией зрителей. И сидит семья, муж с женой, а текст моего героя такой: «Нет, Ваня, в семейной жизни главное — не любовь, а терпение». И она мужу говорит: «Ты понял?». Я говорю: «Любовь продолжаться долго не может, вы пожили года два в любви, а теперь, для того чтобы сохранить равновесие, нужно пустить в ход все свое терпение». И она второй раз ему говорит: «Ты понял?» И вот это «ты понял» и есть театр, что лучше этого ничего нету. И как сказал Кама Гинкас, ничего прекраснее и волшебнее, чем от живого к живому, не через экран, а вы видите меня, я вижу вас, я вижу вашу энергетику, а если моя переходит к вам, это такое чудо. Театру предрекали смерть, и когда братья Люмьер с паровозом проехались, когда появились телевидение, компьютеры, гаджеты. Вы видите, что творится, не достать билеты. В театрах бум, люди хотят эмоционального совета, и неважно, от комедии, от трагедии, от драмы, от Чехова или от Шекспира.
Всегда каждый спектакль незримо, не меняя текста, откликается на актуальность в интонациях, намеках, паузах.
Игорь Золотовицкий: Конечно, конечно. А вы приходите в театр, он вам поможет, он спасет вас от тревоги, от проблем, вы поймете, чтобы жить можно по-другому.