Моё завещание. Глава 15. Калмыкия
Четырнадцатая глава
Вот зачем я отправился в командировку в Калмыкию. Репортаж из Ханства Илюмжинова. Название придумал не я, а редактор отдела, мой старший товарищ, выдающийся политический журналист Анатолий Егорович Костюков, о котором я рассказывал в 13-й главе.
В Калмыкию я ездил от "Общей газеты", подвигнул меня на это дело Бембя Хулхачиев, депутат Госдумы и ярый калмыцкий оппозиционер, да по сути на тот момент - 1995 год - лидер местной оппозиции. Даже партию какую-то оппозиционную возглавлял.
Бембя - с ударением на последнем слоге - сам по себе весьма интересная личность. Впоследствии он работал где-то в структурах исполнительной власти, где он сейчас, понятия не имею. Очень хороший человек, у меня остались о нем самые светлые и добрые воспоминания.
Подрывной элемент
Бембя Хулхачиев был членом правительственной фракции "Наш дом -ГазпромРоссия", то есть, вовсе не оппозиционер на федеральном уровне (хотя и всячески ругал-костерил Ельцина, да это многие делали, главное - Черномырдина не трогать). Но на региональном, республиканском, калмыцком уровне - совсем наоборот. Боролся с Илюмжиновым изо всех сил. Депутатом он стал еще до того, как Кирсан "осчастливил" родную республику, а то бы не прошел в Думу. Но уже пройдя, положил все силы на битву с Илюмжиновым, каковую, естественно, проиграл. Потом. Но в дни моей командировки Бембя еще сражался.
Прибыл я в Калмыкию на жутком самолётике, "летающем автобусе" АНе - из аэропорта Быково, тогда еще работавшего - как своего рода "подрывной элемент".
Возил меня всюду Бембя, или сам на своих "Жигулях", по Элисте и окрестностям, или его водитель - все-таки у него как у депутата была небольшая свита, несмотря на оппозиционность, и лично его местные калмыцкие правоохранители трогать боялись.
Хотя было за что! Не забуду, как мы с ним катались по ночным улицам Элисты под песни "Машины времени", распивая водку то ли опрокидонтом, то ли потягунчиком, то есть - или прямо из горла, или из одноразовых стаканчиков. Я-то ладно, но мой спутник был за рулем. Да неважно, проехали.
Осетрина, водка и потроха
Столько, сколько в ту командировку в Калмыкии, я не пил спиртного нигде и никогда. Народ там безумно, по-кавказски гостеприимный, хоть провластный, хоть оппозиционный, и водка лилась бесконечной рекой. Если бы не безумно жирный калмыцкий суп из бараньих потрохов (очень вкусный!), которым запивался почти каждый тост, я бы не выдержал. Но благодаря этой специфической запивке, справился и уцелел.
Калмыки же пьют страшно. Они сами мне признавались, что им столько пить нельзя, так как "сыны степей" дико дуреют, устраивают бессмысленные драки. Я так и не стал свидетелем ни одного из серьезных инцидентов, но много о них слышал.
Калмыкия в 1995-м была (да наверняка такой и осталась) абсолютно нищей республикой. Мы поездили по деревням и поселкам под Элистой, в том числе прокатились в село Троицкое (фамильное, так сказать). Там царила нищета, мерзость запустения, зато в ларьке продавался "Сникерс", и я его с голодухи купил и съел под удивленные взгляды сельчан, они эту сладкую дрянь в принципе не потребляют.
Однако Калмыкия - страна контрастов! В домах может не быть хлеба, но почти всегда есть осетрина и черная икра. Я всю неделю поедал зернистую икру ложками так, что видеть ее больше не мог, ел и паюсную, Цаган-Аманскую (Цаган-Аман - местечко на Волге, в том месте, где территория Калмыкии подходит вплотную к великой русской реке), и объедался осетриной.
То есть, иначе говоря, "покуда в Каспийском море водится осетр и покуда он мечет икру, народ может прокормиться браконьерством" - это цитата из моего репортажа. Причем икра с осетриной "водится" в местах, сильно отдаленных от моря, в глубине степей.
Мы не воруем, а даем друг другу жить
Съездили мы и к Каспийскому морю, в город Лагань (б. Каспийск), но сначала остановились на перекрестье дорог, где обнаружили еще парочку депутатов Госдумы от Калмыкии и неких местных общественных деятелей, которые произносили бесконечные тосты. Когда мы спустя два дня ехали обратно, они всё еще сидели в этом же придорожном кафе, пили и произносили тосты.
А мы в промежутке заехали в совхоз "Ставропольский", близ границы с Дагестаном. Дальше я позволю себе процитировать свою заметку.
"Здесь нашли приют чеченцы, даргинцы, аварцы, лезгины. Им дали калмыцкое гражданство (видимо, я имел в виду прописку-регистрацию), земельные участки, разрешили открыть коммерческие магазины и мечеть. Директора "Ставропольского" Зияутдинова Илюмжинов сделал депутатом Народного хурала.
Директор тут же продал совхозную "Волгу" и купил два "Мерседеса".
На местном сходе (я уже тогда употреблял этот термин!), в присутствии корреспондента, один из рабочих, чеченец по имени Зелимхан заявил: Наш директор ворует, а президент его покрывает! Коллегу окоротил земляк директора, аварец Магомед: А ты мало воровал?! Зелимхан потупился и промолчал. Местный зоотехник подвел черту: Мы не воруем, мы даем друг другу жить..."
А вот, как будто из небытия, появляется иллюстрация. Это мгновенное фото поляроидом (так, вроде, называлось? В 1996 году это была самая продвинутая фототехника), сделанное в том самом совхозе, в поселке Прикумский, 10 августа 1995 года, чему есть подтверждение. Я там вроде бы всех подписал. Качество жуткое, но можно поглядеть на Хулхачиева и на того самого аварца Магомеда.
Добавлю еще, что чеченец Зелимхан был активнейший оппозиционер, соратник Хулхачиева, и он организовал в совхозе ячейку его оппозиционной партии. Я с ним поговорил о Дудаеве, о Чечне, где тогда как раз полыхала война, от которой Зелимхан с семьей и убежал в мирную Калмыкию. Он Дудаева ругательски ругал.
В принципе, кавказцы в этом совхозе мирно трудились, но калмыки, как мне рассказывали местные жители, были совсем не рады "понаехавшим", нежеланным и незваным гостям, из-за чего вспыхивали межнациональные конфликты.
Свидетелем их мне быть не пришлось. Мы погуляли по окрестностям, причем я в первый и последний, видимо, раз в жизни, побывал в настоящей пустыне, и поехали к берегу Каспийского моря, к приятелю Хулхачиева, директору рыбного завода.
Медвежья кровь
Приехали мы туда в жуткую рань, часов в 6, сели завтракать, и первый вопрос был ко мне: Что вы будете пить? Я что-то промямлил насчет чая или кофе, но подразумевались спиртные напитки. Я твердо заявил, что в 6 утра водку не пью. Что же тогда? - настаивал гостеприимный хозяин. Трапезы совсем без спиртного он себе представить не мог. Ну, вино какое-нибудь, - пришлось мне пойти на компромисс и влить в себя с трудом какую-то паршивую "Медвежью кровь".
Затем мы славно и вдоволь покатались на большом катере, размером с яхту, по Каспийскому море, которое хоть и по географической сути озеро, но имеет все признаки моря, включая соленую воду. Я поплавал возле катера, степняки-калмыки тоже продемонстрировали удивительную плавучесть, да вдобавок выяснилось, что Бембя служил на флоте, в связи с чем мы хором исполнили "Споемте, друзья, ведь завтра в поход".
Но в море не ушли. Вечером, усталые и довольные, вернулись в гостеприимный дом директора, и передо мной опять поставили бутылку вина. Решили, видимо, что московский гость - извращенец. Но я вежливо отказался от очередной порции "Медвежьей крови" и сказал, что вечером, после морской прогулки, охотно выпью водки, как и все нормальные люди.
Мне предлагали съездить на том самом катере-яхте на несколько дней в устье Волги, побраконьерствовать, и я бы с удовольствием, но, увы, командировка заканчивалась, надо было возвращаться в Москву, в редакцию, так что я вынужден был отказаться от одного из самых чудесных приключений в моей жизни... Не хватило мне духа авантюризма.
Я желал, для баланса, хотя бы попытаться пообщаться с Илюмжиновым или с кем-то из его окружения. Но Кирсана в республике в ту неделю не было, а в его отсутствие жизнь в верхах замерла.
Вот и пришлось мне постоянно общаться с калмыцкими оппозиционерапми, среди которых были и замшелые коммунисты, и "яблочники". Все они гнездились в приемной депутата Хулхачиева, неприкосновенной личности, и всячески пытались отстаивать свое безнадежное дело. И не потому безнадежное, что жители Калмыкии так уж любили Илюмжинова (хотя он умел охмурять своих подданных), а просто они в большинстве были равнодушны к любым фигурам из политического балагана и не делали разницу между властью и оппозицией, от которой, тем более, не приходилось ждать никаких подачек.
Во время командировки калмыцкие оппозиционеры, как я ни сопротивлялся, не позволяли мне ни за что платить (кроме вышеупомянутого Сникерса в деревенском ларьке), даже гостиницу оплатили, но не позаботились дать мне счет из отеля для редакционной бухгалтерии, в результате чего пришлось выкладывать деньги задним числом из своего кармана.
Зато в дорогу домой дали мне подарки - огромного осетра и банку черной икры. Это всё запрещено было тогда вывозить из республики, поэтому летчик по просьбе Хулхачиева лично пронес их в самолет и положил возле моего места. Обратно я летел на ЯКе, и после АНа он показался мне почти комфортабельным. Хотя бы не было дикого шума за бортом, не дававшего пассажирам слышать друг друга.
А вот из проклятого аэропорта Быково до дома я, помнится, добирался с немалым трудом и несколькими пересадками.
Из чего рождалась заметка про Калмыкию. Записи в блокноте, нашел недавно
Необязательные мемуары
Вот зачем я отправился в командировку в Калмыкию. Репортаж из Ханства Илюмжинова. Название придумал не я, а редактор отдела, мой старший товарищ, выдающийся политический журналист Анатолий Егорович Костюков, о котором я рассказывал в 13-й главе.
В Калмыкию я ездил от "Общей газеты", подвигнул меня на это дело Бембя Хулхачиев, депутат Госдумы и ярый калмыцкий оппозиционер, да по сути на тот момент - 1995 год - лидер местной оппозиции. Даже партию какую-то оппозиционную возглавлял.
Бембя - с ударением на последнем слоге - сам по себе весьма интересная личность. Впоследствии он работал где-то в структурах исполнительной власти, где он сейчас, понятия не имею. Очень хороший человек, у меня остались о нем самые светлые и добрые воспоминания.
Подрывной элемент
Бембя Хулхачиев был членом правительственной фракции "Наш дом -
Прибыл я в Калмыкию на жутком самолётике, "летающем автобусе" АНе - из аэропорта Быково, тогда еще работавшего - как своего рода "подрывной элемент".
Возил меня всюду Бембя, или сам на своих "Жигулях", по Элисте и окрестностям, или его водитель - все-таки у него как у депутата была небольшая свита, несмотря на оппозиционность, и лично его местные калмыцкие правоохранители трогать боялись.
Хотя было за что! Не забуду, как мы с ним катались по ночным улицам Элисты под песни "Машины времени", распивая водку то ли опрокидонтом, то ли потягунчиком, то есть - или прямо из горла, или из одноразовых стаканчиков. Я-то ладно, но мой спутник был за рулем. Да неважно, проехали.
Осетрина, водка и потроха
Столько, сколько в ту командировку в Калмыкии, я не пил спиртного нигде и никогда. Народ там безумно, по-кавказски гостеприимный, хоть провластный, хоть оппозиционный, и водка лилась бесконечной рекой. Если бы не безумно жирный калмыцкий суп из бараньих потрохов (очень вкусный!), которым запивался почти каждый тост, я бы не выдержал. Но благодаря этой специфической запивке, справился и уцелел.
Калмыки же пьют страшно. Они сами мне признавались, что им столько пить нельзя, так как "сыны степей" дико дуреют, устраивают бессмысленные драки. Я так и не стал свидетелем ни одного из серьезных инцидентов, но много о них слышал.
Калмыкия в 1995-м была (да наверняка такой и осталась) абсолютно нищей республикой. Мы поездили по деревням и поселкам под Элистой, в том числе прокатились в село Троицкое (фамильное, так сказать). Там царила нищета, мерзость запустения, зато в ларьке продавался "Сникерс", и я его с голодухи купил и съел под удивленные взгляды сельчан, они эту сладкую дрянь в принципе не потребляют.
Однако Калмыкия - страна контрастов! В домах может не быть хлеба, но почти всегда есть осетрина и черная икра. Я всю неделю поедал зернистую икру ложками так, что видеть ее больше не мог, ел и паюсную, Цаган-Аманскую (Цаган-Аман - местечко на Волге, в том месте, где территория Калмыкии подходит вплотную к великой русской реке), и объедался осетриной.
То есть, иначе говоря, "покуда в Каспийском море водится осетр и покуда он мечет икру, народ может прокормиться браконьерством" - это цитата из моего репортажа. Причем икра с осетриной "водится" в местах, сильно отдаленных от моря, в глубине степей.
Мы не воруем, а даем друг другу жить
Съездили мы и к Каспийскому морю, в город Лагань (б. Каспийск), но сначала остановились на перекрестье дорог, где обнаружили еще парочку депутатов Госдумы от Калмыкии и неких местных общественных деятелей, которые произносили бесконечные тосты. Когда мы спустя два дня ехали обратно, они всё еще сидели в этом же придорожном кафе, пили и произносили тосты.
А мы в промежутке заехали в совхоз "Ставропольский", близ границы с Дагестаном. Дальше я позволю себе процитировать свою заметку.
"Здесь нашли приют чеченцы, даргинцы, аварцы, лезгины. Им дали калмыцкое гражданство (видимо, я имел в виду прописку-регистрацию), земельные участки, разрешили открыть коммерческие магазины и мечеть. Директора "Ставропольского" Зияутдинова Илюмжинов сделал депутатом Народного хурала.
Директор тут же продал совхозную "Волгу" и купил два "Мерседеса".
На местном сходе (я уже тогда употреблял этот термин!), в присутствии корреспондента, один из рабочих, чеченец по имени Зелимхан заявил: Наш директор ворует, а президент его покрывает! Коллегу окоротил земляк директора, аварец Магомед: А ты мало воровал?! Зелимхан потупился и промолчал. Местный зоотехник подвел черту: Мы не воруем, мы даем друг другу жить..."
А вот, как будто из небытия, появляется иллюстрация. Это мгновенное фото поляроидом (так, вроде, называлось? В 1996 году это была самая продвинутая фототехника), сделанное в том самом совхозе, в поселке Прикумский, 10 августа 1995 года, чему есть подтверждение. Я там вроде бы всех подписал. Качество жуткое, но можно поглядеть на Хулхачиева и на того самого аварца Магомеда.
Добавлю еще, что чеченец Зелимхан был активнейший оппозиционер, соратник Хулхачиева, и он организовал в совхозе ячейку его оппозиционной партии. Я с ним поговорил о Дудаеве, о Чечне, где тогда как раз полыхала война, от которой Зелимхан с семьей и убежал в мирную Калмыкию. Он Дудаева ругательски ругал.
В принципе, кавказцы в этом совхозе мирно трудились, но калмыки, как мне рассказывали местные жители, были совсем не рады "понаехавшим", нежеланным и незваным гостям, из-за чего вспыхивали межнациональные конфликты.
Свидетелем их мне быть не пришлось. Мы погуляли по окрестностям, причем я в первый и последний, видимо, раз в жизни, побывал в настоящей пустыне, и поехали к берегу Каспийского моря, к приятелю Хулхачиева, директору рыбного завода.
Медвежья кровь
Приехали мы туда в жуткую рань, часов в 6, сели завтракать, и первый вопрос был ко мне: Что вы будете пить? Я что-то промямлил насчет чая или кофе, но подразумевались спиртные напитки. Я твердо заявил, что в 6 утра водку не пью. Что же тогда? - настаивал гостеприимный хозяин. Трапезы совсем без спиртного он себе представить не мог. Ну, вино какое-нибудь, - пришлось мне пойти на компромисс и влить в себя с трудом какую-то паршивую "Медвежью кровь".
Затем мы славно и вдоволь покатались на большом катере, размером с яхту, по Каспийскому море, которое хоть и по географической сути озеро, но имеет все признаки моря, включая соленую воду. Я поплавал возле катера, степняки-калмыки тоже продемонстрировали удивительную плавучесть, да вдобавок выяснилось, что Бембя служил на флоте, в связи с чем мы хором исполнили "Споемте, друзья, ведь завтра в поход".
Но в море не ушли. Вечером, усталые и довольные, вернулись в гостеприимный дом директора, и передо мной опять поставили бутылку вина. Решили, видимо, что московский гость - извращенец. Но я вежливо отказался от очередной порции "Медвежьей крови" и сказал, что вечером, после морской прогулки, охотно выпью водки, как и все нормальные люди.
Мне предлагали съездить на том самом катере-яхте на несколько дней в устье Волги, побраконьерствовать, и я бы с удовольствием, но, увы, командировка заканчивалась, надо было возвращаться в Москву, в редакцию, так что я вынужден был отказаться от одного из самых чудесных приключений в моей жизни... Не хватило мне духа авантюризма.
Я желал, для баланса, хотя бы попытаться пообщаться с Илюмжиновым или с кем-то из его окружения. Но Кирсана в республике в ту неделю не было, а в его отсутствие жизнь в верхах замерла.
Вот и пришлось мне постоянно общаться с калмыцкими оппозиционерапми, среди которых были и замшелые коммунисты, и "яблочники". Все они гнездились в приемной депутата Хулхачиева, неприкосновенной личности, и всячески пытались отстаивать свое безнадежное дело. И не потому безнадежное, что жители Калмыкии так уж любили Илюмжинова (хотя он умел охмурять своих подданных), а просто они в большинстве были равнодушны к любым фигурам из политического балагана и не делали разницу между властью и оппозицией, от которой, тем более, не приходилось ждать никаких подачек.
Во время командировки калмыцкие оппозиционеры, как я ни сопротивлялся, не позволяли мне ни за что платить (кроме вышеупомянутого Сникерса в деревенском ларьке), даже гостиницу оплатили, но не позаботились дать мне счет из отеля для редакционной бухгалтерии, в результате чего пришлось выкладывать деньги задним числом из своего кармана.
Зато в дорогу домой дали мне подарки - огромного осетра и банку черной икры. Это всё запрещено было тогда вывозить из республики, поэтому летчик по просьбе Хулхачиева лично пронес их в самолет и положил возле моего места. Обратно я летел на ЯКе, и после АНа он показался мне почти комфортабельным. Хотя бы не было дикого шума за бортом, не дававшего пассажирам слышать друг друга.
А вот из проклятого аэропорта Быково до дома я, помнится, добирался с немалым трудом и несколькими пересадками.
Из чего рождалась заметка про Калмыкию. Записи в блокноте, нашел недавно
Необязательные мемуары