Примаков научил Россию отстаивать интересы
Нынешний юбилей Евгения Примакова – первый, отмечаемый уже без него. Памятник, который появится в Москве к его 90-летию, означает, что страна помнит его государственные заслуги. Но важно помнить и его уроки. Например, как можно отстаивать национальные интересы даже в самых неблагоприятных для этого условиях.
Примаков прожил несколько жизней – журналиста-востоковеда и аналитика, тайного спецпредставителя советского руководства и главы спецслужбы, министра иностранных дел и главы правительства. Он мог стать президентом России, если бы не появился Владимир Путин.
Примаков стал по сути и предшественником Путина в смысле защиты национальных интересов, и тем, кто мог бы стать альтернативным Путиным, в том случае, если бы около Бориса Ельцина в 1999 году не оказалось настоящего Путина. До появления Путина в качестве преемника Ельцина, именно Примаков рассматривался всеми государственниками во власти и в народе как наилучший вариант следующего президента, способного как разобраться с олигархами, так и вернуть России самоуважение и позиции на мировой арене.
После появления Путина Примаков не стал выдвигаться в президенты. И не потому, что испугался атак Березовского, а потому, что увидел в Путине того, кто будет делать то же самое, что и он сам. Ни Путин, ни Примаков не рвались к власти, но в 1999 году вопрос стоял не о личных амбициях, а в буквальном смысле о спасении страны.
Двум государственникам и патриотам не было смысла бороться между собой – в главном они были единомышленниками и союзниками. Без Примакова в определенном смысле не было бы и Путина. Потому что без людей «системы Примакова», сохранявшихся в небольшом количестве на высших этажах российской власти все разрушительные 90-е годы, Путину просто невозможно было бы появиться на ее вершине.
Разворот Примакова над Атлантикой произошел уже во время его работы премьер-министром и стал рубежом, означавшим поворот России от отступления к сопротивлению. Но основы новой внешней политики России были заложены Примаковым не в 1999-м, а после января 1996-го, когда он стал министром иностранных дел. Именно неполных три года в МИДе и подготовили то, что случилось в 1999-м. А до этого Примаков четыре года возглавлял Службу внешней разведки, то есть тоже занимался международными делами, пусть и в специфическом формате.
Понятно, что Примаков не мог определять внешнюю политику в первой половине 90-х, когда Ельцин практически не обращал на нее внимания, а возглавлявший МИД Козырев действовал в духе либеральной мифологии об отсутствии у России национальных интересов.
Но в середине 90-х Ельцин, разобравшийся с парламентом и пытавшийся вернуть Чечню, стал менять свое представление об отношениях с Западом и месте России в мире. И тут Евгений Примаков оказался по-настоящему востребованным.
В качестве главы МИДа его влияние на внешнюю политику стало уже ощутимым. Но на первых порах ему нужно хотя бы прекратить разрушение самой дипломатической службы и отступление на внешних фронтах. Примаков мог поменять атмосферу и риторику, что уже было очень важно.
Да, он не мог поменять курс как таковой, потому что он определялся Борисом Ельциным. Но он мог серьезно влиять на мнение президента и корректировать, а то и формулировать его политику (что он пытался делать и в бытность главой СВР, но половину срока его пребывания в разведке Ельцин был увлечен внутриполитической борьбой). Именно тогда Примаков сформулировал и ключевые цели российской геополитики, воплотить которые довелось уже Владимиру Путину.
Он первым из облеченных властью людей заговорил о многовекторности российской внешней политики, по сути отказавшись от господствовавшей в первой половине 90-х односторонней и безальтернативной ориентации России на Запад. Примаков стал продвигать концепцию многополярного мира, который неизбежно придет на смену однополярной модели, которую пытались закрепить США. Именно Примаков говорил о важности создания оси Москва – Дели – Пекин как ключевого элемента будущего многополярного мира (что потом выразилось в создании группы БРИК, куда была подключена еще и Бразилия).
Именно Примаков в середине 90-х сформулировал новую концепцию отношений с Китаем, назвав их «отношениями равноправного доверительного партнерства, направленными на стратегическое взаимодействие в ХХI веке». Без этого фундамента российско-китайские связи не выросли бы в сегодняшние союзнические.
Примаков был востоковедом и крупным знатоком Ближнего Востока. Более того, начиная с 60-х годов он был причастен не только к выработке нашей политики на этом направлении (в качестве эксперта высшего руководства), но и к тайной дипломатии в регионе. Он контактировал в неофициальном, но в реальности более чем уполномоченном статусе, с самыми разными силами – от курдов до руководства Израиля. Поэтому возвращение России к активной игре на Ближнем Востоке – это тоже завет Примакова. Как и в целом разворот России на Восток и Юг и отказ от евроцентричности.
При этом Примаков не был ни антизападником, ни антиамериканистом. Он просто очень хорошо знал и видел суть европейской и американской политики, да и не рассматривал интересы России через примитивное «анти». Россия в его геополитической концепции была самостоятельным центром силы и важнейшим мировым игроком, который должен иметь свое представление о мироустройстве и строить свою внешнюю политику, исходя из собственной стратегии, а не простого противодействия чужой игре.
О государственных деятелях часто говорят, что в своих делах или взглядах они опередили свое время, но к Примакову это не относится. Да, в то время, когда он был на руководящих постах, ему мешало не только противодействие немалой части тогдашней отечественной элиты, прозападной и капитулянской, но и банальная нехватка сил у нашей страны.
То есть, с одной стороны, у правящего класса не было понимания России и ее интересов. А с другой стороны, даже у тех, кто, как Примаков, понимал эти интересы, не было необходимых государственных ресурсов для их отстаивания. Россия не то что не сосредотачивалась после поражения (как это сформулировал знаменитый предшественник Примакова Горчаков после Крымской войны), ее всю вторую половину 90-х продолжало трясти. Сосредотачиваться она начала только в нулевые, чтобы уже в десятые перейти от обороны к наступлению.
Но Примаков оказался именно в нужном место и в нужное время. Именно в те годы, что чрезвычайно важно, он сформулировал внешнеполитические интересы России (и это не говоря о его важнейшей роли в качестве премьера в 1998-1999-х). Примаков не просто тормозил развал и мешал сдаче позиций, не просто начинал отстаивать национальные интересы и формулировать цели – он делал это тогда, когда для этого было минимум возможностей. Он уже тогда был уверен в окончании смуты и возвращении России на мировую арену, анализировал будущее мироустройство и формулировал его принципы.