Есть ли опасность в участившихся сообщениях о подземных толчках на Ставрополье? Объясняет учёный с мировым именем
Каждая новость о землетрясениях в горах Кавказа вызывает волну публикаций о сейсмоопасности региона. Доморощенные «учёные» пугают перспективой пробуждения Эльбруса и тем, что в случае сильного толчка Ставрополь может провалиться под землю. Достоверность прогнозов объяснил заведующий лабораторией сейсмической опасности Института физики Земли им. О.Ю. Шмидта РАН, доктор физико-математических наук Алексей Завьялов.
— Недавно в Чеченской Республике произошло очередное землетрясение. Оно не привело к жертвам и разрушениям, но вызвало волну панических публикаций в СМИ. Насколько оправданы страхи, связанные с сейсмической опасностью Северного Кавказа?
— Так или иначе, все субъекты, входящие в СКФО, считаются сейсмически опасными. Это означает, что рано или поздно там происходят землетрясения. В основном слабые, иногда — более сильные.
Самый высокий уровень сейсмичности, то есть энергетики таких событий, на Курилах и Камчатке. Дальше идут Алтай, Байкал, Саяны и только следом — Северный Кавказ. Природные землетрясения происходят и на платформенных областях. Например, в районе Воронежа. Но они редкие и довольно слабые. Поэтому с уверенностью можно говорить, что землетрясения у вас были, есть и будут. Также, как и в других сейсмоопасных районах нашей планеты.
— Это касается только республик, или равнинная территория Ставропольского края тоже таит опасности?
— Представим аналогию. Происходит взрыв. Наиболее разрушительное его воздействие наблюдается в эпицентре. Чем дальше от этой точки, тем слабее будет взрывная волна. В сейсмичности происходит то же самое. Несмотря на то, что Ставрополь находится в 200 километрах от гор Северного Кавказа, до него вполне могут докатываться волны от происходящих там землетрясений. Поэтому и сам город находится в сейсмоопасной зоне. То есть он подвержен сейсмическим воздействиям. В Краснодаре и Невинномысске примерно такой же уровень опасности. В Сочи и на КМВ — чуть выше, а в Будённовске, наоборот, на балл ниже.
Резюмируя, можно сказать, что административные границы никоим образом не совпадают с границами сейсмоактивных областей, а землетрясения происходят там, где есть возможности накопить достаточную энергию в горных породах.
— Ставрополь стоит на подушке из осадочных пород. Одни говорят, что благодаря этому сейсмоколебания у нас гасятся и сильные землетрясения невозможны. Другие — что это чревато оползнями, и вообще весь город может провалиться. А как на самом деле?
— Я не геолог и о составе и структуре горных пород под Ставрополем ничего не могу сказать. Но точно знаю, что в нулевые годы по заказу ставропольского правительства большая команда сотрудников нашего института выполняла масштабные работы, связанные с уточнением сейсмической опасности на вашей территории. Было проведено детальное сейсмическое районирование.
Существуют карты общего сейсмического районирования территории России. На них обозначены зоны, в которых с той или иной вероятностью возможны сотрясения с определённой балльностью. Последняя версия этих карт была утверждена в декабре 2019 года приказом Минстроя РФ. С середины 2020-ого эти документы являются нормативными и имеют федеральное значение.
Карт всего четыре. Они определяют допустимые уровни сейсмичности для различных объектов.
В чём разница между этими четырьмя картами? Первая из них допускает десятипроцентную вероятность превышения уровня сейсмических воздействий в течение 50 лет, вторая — уже пятипроцентную. Далее — 1 и 0,1 процента соответственно.
Составлен список из более восьми тысяч населённых пунктов России с указанием их сейсмоопасности. Ставрополь там находится в зоне семибалльных сотрясений. Это по карте А. По В и С, соответственно, 8 и 9 баллов. Краснодар и Невинномысск — аналогично. Сочи и Кавминводы — 8, 8 и 9, то есть несколько выше. А Будённовск — 6, 7 и 7. То есть существенно ниже.
Поскольку карты утверждены Минстроем России, они являются нормативными. Ни один проект или строительство не производится без их учёта. Но данные носят общий, генеральный характер. На разных участках присутствуют грунты разных типов, поэтому под каждый выполняется детальное сейсморайонирование.
— Правда ли землетрясения стали происходить чаще?
— Чтобы ответить на этот вопрос, поясню, что упомянутые карты отсчитывают от шести баллов и выше. Пять — это практически вся территория России. У нас ходит шутка, что землетрясений нет там, где не стоит сейсмоприёмник. Одна из наших задач — отделять техногенные сейсмические события, будь то вибрации от проезжающего транспорта, работы промышленных объектов или взрывов в карьерах, от природных.
При современном уровне развития электронных коммуникаций мы узнаём обо всём, что происходит на планете, практически моментально. Часто читая о том, что где-то были зафиксированы очередные толчки, мы невольно начинаем тревожиться: не собирается ли развалиться наша Земля? Так устроена человеческая психика: мы вычленяем информацию, которая несёт потенциальную угрозу. То же самое происходит с терактами, эпидемиями, наводнениями и другими подобными событиями.
Я не наблюдаю за сейсмичностью Северного Кавказа в ежедневном режиме, но могу сказать, что сейсмология как наука существует 120 лет. За это время сформировалась мировая статистика землетрясений. Так вот, за этот период сейсмические события с магнитудой больше восьми наблюдаются в среднем одно в год. С магнитудой от семи до восьми — в среднем 13-15. От шести до семи — 130-140. От пяти до шести — 1300-1400. И так далее. А землетрясений магнитудой три-четыре, которые чаще всего и происходят на Северном Кавказе — свыше десяти тысяч в год, если смотреть по всей планете. Но они социально не опасны.
— Если сильное землетрясение всё же случится, насколько мы к нему готовы?
— В 1966 году в Ташкенте произошло сильное землетрясение. Город очень сильно пострадал, хотя магнитуда его составляла всего 5,6. Это произошло потому, что очаг землетрясения, его гипоцентр (не путать с эпицентром, который является проекцией очага на поверхность) находился на глубине всего 10 км и прямо под городом. Волны очень быстро достигли поверхности и практически без затухания. В совокупности с преобладанием ненадёжной глинобитной застройки Ташкента это привело к катастрофическим последствиям. Можем вспомнить и Спитакское землетрясение 1988 года, когда сам Спитак был уничтожен полностью, а Ленинакан (нынешний Гюмри) пострадал сильно, но не настолько. Это было связано не только с тем, что он находился дальше от эпицентра, но и с относительно более качественной застройкой. И здесь нужно подчеркнуть вот что. Важно не столько предсказать землетрясение в данном месте и данное время, сколько хорошо и качественно строить с соблюдением всех требований сейсмостойкости.
— Можно ли предсказать землетрясение?
— Если на обывательском уровне, то можно сказать, что предугадать такие события невозможно. Но с точки зрения науки, занимающейся данной проблематикой, существует набор алгоритмов и подходов к прогнозу сильных землетрясений. Речь идёт о магнитудах выше пяти с половиной, то есть социально опасных. Но важно помнить, что вероятность здесь недостаточно высока, чтобы доводить эти сведения до широких масс населения, как, например, это происходит с прогнозами погоды.
Иногда научные прогнозы сбываются, иногда — нет. Но запрос общества простой: «Ты скажи, завтра будет землетрясение или нет?». То есть от нас требуют краткосрочного прогноза на ближайшие дни. Существует ещё среднесрочный с горизонтом на ближайшие годы, и долгосрочный — на десятилетия. Последний фактически заложен в картах сейсмического районирования. А вот краткосрочного нет ни в России, ни где-либо в мире. Есть определённые подходы, предвестники сейсмических событий. Но вероятность успеха здесь не настолько высока, чтобы предавать такие прогнозы огласке.
В 1991 году во Франции в Страсбурге прошла научная конференция под эгидой ЮНЕСКО. Я в ней участвовал. Там был принят документ, который называется «Кодекс этики прогнозирования землетрясений». В нём расписывается, что должны делать учёные, органы власти, СМИ и так далее. Сотруднику, получившему потенциально опасные данные, следует вначале представить их руководству своей организации, обсудить на учёном совете. Если тот приходит к выводу, что действительно угроза реальна, информация передаётся в Академию наук. Дальше всё выносится в правительство и запускаются необходимые процедуры.
Поэтому, когда меня просят сказать, где случится ближайшая катастрофа, единственно верным ответом будет: «Я назвал сейсмически опасные районы. Рано или поздно в одном из них произойдёт сильное землетрясение. Когда — не знаю».