«Послушайте, ну где я и где цирки?»
Чтобы сделать интервью с гендиректором Росгосцирка Владимиром Шемякиным, мне пришлось просидеть в приемной два дня. Поток посетителей в его кабинет, кажется, не меньше, чем на воскресную исповедь. Ближе к концу первого дня, когда подошла моя очередь, я сам попросил перенести интервью, потому что передо мной был заметно уставший человек, которого бессмысленно заваливать вопросами, если не хочешь получить ответы в стиле советского чинуши. На второй день я все же оказался в просторном кабинете малахитового цвета, украшенном скульптурами, лепниной и прочими «дорого-богатыми» аксессуарами.
Заняв место у длинного края стола для посетителей, я ждал, что Шемякин сядет в свое большое трон-кресло за тяжелым столом начальника. Но директор пристроился напротив меня, разложил листочки и сразу начал рисовать какие-то схемы к разговору. Я спешно перекраивал свой список вопросов, вычеркивая какую-то попсу про одуванчики и пудельков. Интереснее было узнать, почему мой собеседник уже в первой половине дня выглядит как выжатый лимон.
— Что вообще в Росгосцирке происходит? После прочтения статей, отзывов и Telegram-каналов складывается впечатление, что происходит возня в худшем смысле этого слова.
— Важная составляющая в цирке — это так называемый цирковой конвейер. Это определение тех городов, куда едет та или иная программа, созданная в Росгосцирке или частным продюсером и коллективом и привлекаемая в наши цирки. Ведь мы должны обеспечить зрителя разными программами. Для этого и существует цирковой конвейер. Поработали в одном цирке, отправились в другой. А в этот приехала другая программа. Это как репертуар в театре. Только с цирковой спецификой. Сейчас не секрет, что до нашего прихода цирковая индустрия контролировалась совершенно небольшой группой лиц. Я не даю оценок, хорошо это или плохо. Но основной цимес этой индустрии заключается в том, поедешь ты в Кострому или в Екатеринбург. У тебя может быть одинаковый продукт, но просто в Екатеринбурге ты заработаешь, а в Костроме, очевидно, нет. Вот и весь большой секрет того, как работает цирковая индустрия.
— То есть это такая нездоровая конкуренция, распределение денег и подрядов, которая в общем-то везде. А что можно сделать, чтобы снизить градус напряженности?
— Сейчас, поняв, что это достаточно сложная история, мы хотим сделать распределение цифровым. Хотим разработать специальное программное обеспечение под Росгосцирк, в котором машина будет сама формировать, как едет какая-то программа. Там очень много факторов, например, количество артистов, номеров, чтобы слоны не ехали за слонами, чтобы цирк на воде ездил по понятным циркам. Мы уже три месяца делаем только техническое задание, чтобы учесть все вводные.
— А раньше это было, грубо говоря, от башки?
— Это было от башки, было волюнтаристски. Ребята втроем собрались, переговорили… Логика, конечно, есть во всем, но это была субъективная логика, закрытая. Сейчас попробуем даже без ПО вывести это в более открытую плоскость. Чтобы было понятно: стоимость цирков в разных городах разная. Вернее, расходы на содержание цирка. Она зависит от региона, есть так называемые северные коэффициенты и прочее. Она зависит от площади самого цирка, количества сотрудников, количества посадочных мест, состояния здания и так далее. Все это складывается в некую стоимость работы в цирке. Мы будем говорить, что начальная цена — это 100 рублей, условно. Пока мы делаем ПО, люди будут делать заявки. Делать можете хоть вы, если у вас есть программа.
Вот вы выбираете Екатеринбург, начальная цена там 100 рублей, вы посчитали логистику, стоимость программы и говорите, что даете Росгосцирку 120 рублей. Иван Иваныч посчитал — и готов дать 200 рублей. А Семен Семеныч 220. Для Росгосцирка Семен Семеныч наиболее интересен. Так вот в этой программе будет несколько критериев. Первое — это депозит или задаток. Потому что мы должны себя подстраховать, если что-то пойдет не так. У Росгосцирка должны лежать деньги, которые компенсируют какие-то наши издержки. Еще одна история — это процент от проката, которым вы как прокатчик готовы поделиться с нами. Он будет зависеть от города, от сезона, будет установлена минимальная планка процента.
— Какие еще проблемы, на ваш взгляд, стоит проработать?
— Продукт — вот чем мы будем активно заниматься. Система продаж нам понятна, маркетинг понятен, но и продукт должен быть адекватным. Сейчас я понимаю, что при всем уважении к советскому цирку, к нашим наработкам, к нашим традициям… Все время сидеть и пожинать плоды, говорить о том, каким был классным Союзгосцирк, сколько валюты это нам приносило, какие были потрясающие люди и почему сейчас русская земля не рождает второго Олега Попова... Можно купить бутылку, сесть и часами об этом разговаривать. Но очевидно, что все ушло далеко вперед. Сейчас даже те фестивали, которые мы посещаем, показывают, что и Европа, и Китай развиваются по-другому. Молодые люди хотят видеть уже другие шоу. Соответственно, шоу другого уровня и направленности должны делать молодые. Цирк — это вообще искусство молодых. И на манеже, и в режиссуре, и в продюсировании. Поэтому в Росгосцирк пришла новая очень креативная команда, которая будет заниматься творчеством.
— А старую куда?
— Старая будет оставаться в качестве советников. Обязательно — наставничество. Есть люди, которые будут нам помогать, которые готовы с нами работать. И я всегда говорю про цирк на сцене и надеюсь, что государство обратит на это внимание. Речь о том, что люди, которые уже не могут работать на большом манеже, вполне себе могут быть востребованы в домах культуры, в воинских частях. Обязательно надо связать наставничество со студенческими и молодежными студиями. Эти люди для нас, правда, очень важны и никто их не собирается списывать.
— Артистам же нужно быть постоянно на виду, вносить свой вклад, у них должен быть постоянный движ… Они могут сказать, что они не кабинетные работники. Как они отнесутся к тому, что им придется делать цирк на сцене?
— Цирк на сцене — это не утиль. Это одна из разновидностей цирка, если хотите, жанров. Это в некоторых моментах может быть даже круче, чем классический цирк на манеже. Артисты нормально относятся. У них нет к этому антагонизма. Это же вопрос государства, которое будет выделять гранты на такую историю. Но тут нужно очень хороший путь проложить от Министерства финансов в Минкульт, а потом уже к Росгосцирку. Это уже не коммерческая история, мы все прекрасно понимаем.
И возвращаясь к артистам. Неважно, молодой ты артист или нет, ты должен быть востребованным. Критерий тут один. И надо честно сказать себе: либо тебя покупают и хотят, либо тебя не хотят. От этого критерия мы никуда не уйдем. Мы же живем в жестокую эпоху капитализма. И меня как менеджера либо покупают, либо не покупают. Я могу сколь угодно долго говорить, какой я крутой, но если нет во мне необходимости и потребности, то я уже не менеджер, а иду выращивать, например, клубнику.
— И какой тогда профит создавать второй эшелон артистов?
— Профита нет. Но не забывайте, что мы — федеральное казенное предприятие и мы несем огромную социальную нагрузку. Если бы мы были коммерческим предприятием в чистом виде, если бы это была моя компания… То я бы делал все жестче, не проводил бы четырехчасовых бесед с определенными людьми. А сейчас я вынужден играть по неким правилам и осознаю: коль я пришел на такую работу, возглавляю казенное предприятие...
Россияне, живущие в Магнитогорске, хотят видеть цирк, и мы обязаны туда ехать, даже если понимаем, что коммерчески это невыгодно и мы на этом не заработаем. И попробуйте сказать, например, в Брянске, что мы сейчас прикроем цирк. Что будет? Сначала будет звонить губернатор, потом письма и так далее. Поэтому мы не в чистом виде коммерческое предприятие. Если государство говорит, что у нас такая огромная социальная нагрузка, то государство должно понимать необходимость оказания помощи.
— И как у вас с государством? Траты приходится выклянчивать и выбивать? Или это доверительные отношения?
— Государство всегда стоит на позиции, что каждую трату надо обосновать. Но у нас страна устроена так, что очень многое зависит от руководителя направления. Если ты умеешь доказать свою эффективность людям, которые распределяют и двигают денежные массы, то и получаешь больше. И потом постепенно окружающие убеждаются в значимости того, что ты говоришь.
Не знаю по каким причинам, но больше 20 лет цирки финансировались по остаточному принципу. Вся цирковая индустрия всегда страдала от недофинансирования по всем направлениям. С чем связан мой приход? Меня позвали, сказали, что надо навести порядок. Я говорю: «Послушайте, ну где я и где цирки?» А когда окунулся — стало интересно и я понял, что надо действительно наводить порядок. Если вы выйдете в городах, не в Москве, и спросите о том, что такое цирк, вам будут говорить, что это какое-то такое советское, устаревшее, с непонятным буфетом, туалетом… Чтобы вот это переломить, нужно очень много работать.
— И как складываются ваши отношения с новым министром культуры?
— У нас была одна беседа с Ольгой Любимовой, очень длительная, и я ее оцениваю очень позитивно. Во-первых, она очень быстро мыслит. Во-вторых, она абсолютно на земле, потому что она управляла департаментом, она представляет проблемы, которые происходят в жизни. Она прекрасно понимает, как идут инвестиции и что для этого надо сделать. У нее нет вот этого: «Ребята, давайте тормознем, давайте разберемся, вы мне сначала сделаете доклад, соберем рабочую группу, привлечем экспертов и так далее». Он сказала: «Что ты пришел? Я тебя во всем поддержу, давай крупными блоками, на что нужны деньги? Обосновать сможешь?» Я говорю, что могу.
— Давайте о земном. Какие первые изменения должен увидеть зритель? Туалеты сделать или, может, сладкую вату дешевую?
— Когда я приезжаю в цирк, то первым делом иду смотреть туалет. И если я вижу, что там разруха, я сразу делаю вывод про директора цирка. Потому что я не верю, что даже при том финансировании, которое было в Росгосцирке, сделать туалет стоило большого труда или каких-то гигантских инвестиций. Это постыдное дело — иметь туалеты с запахами даже не знаю чего. Для меня это вопиющий факт.
Нужно, чтобы человек приходил и видел, что в цирке лучше, чем у него дома. Когда человек приходит и получает эмоции от программы, от буфета, когда ему не страшно ребенку купить бутерброд, и когда он заходит в перерыве удовлетворить свою физиологическую потребность и видит, что там чисто, он придет еще раз. Но если один из этих трех блоков подвисает, то мы расстраиваем нашего потребителя.
— Ну вам скажут, что ок, мы исправим туалеты, нам нужно 40 миллионов рублей…
— Да нет никаких 40 миллионов. Порой нужна банка хорошей краски, новая недорогая сантехника и воображение. Я говорю, что у нас сейчас очень хорошо и быстро работают инфраструктурные сметы. Эта история не подпадает под большие сделки. Сейчас займемся буфетами. Во-первых, они будут сделаны в цветах Росгосцирка. Во-вторых, важно, чтобы то, чем там торгуют, было очень хорошего качества. Недорого, но вкусно. Мы попробовали разработать меню для цирковых буфетов, чтобы там были сэндвичи от шеф-повара. Дети, которые к нам приходят, должны есть нормальную еду.
— С детства помню, что в цирке еда невкусная. А что там сейчас?
— В некоторых буфетах с вашего детства ничего не поменялось. Но в некоторых мы уже начали вводить новое меню. Тульский цирк выступает экспериментальной площадкой, где мы тестируем цирк-сервис нового формата. Это хороший буфет, нормальная сувенирка, хорошая логистика. Это небольшие деньги. Сделать хорошо буфет — миллиона три. Сделать хорошую кампанию по соцсетям — еще наверное два миллиона. Это абсолютно понятные деньги при правильном их применении.
— Звучит очень хорошо. А что с шоу, которое они будут видеть? Пудели на велосипедах — это прекрасно, но они свое уже откатали по арене, кажется. Что нового и интересного можно сделать в цирке?
— Концептуально людям сейчас не интересен набор номеров, связанных только выступлениями коверных клоунов. Людям интересна история, с понятным сюжетом, с развитием этого сюжета, с завязкой, кульминацией и развязкой. Людям интересны визуальные эффекты. Лазеры, голограммы интегрированные, когда это вау! Человек должен получить эмоции, чтобы сердце у него замирало. Людям интересна коллаборация с другими видами искусства. Например, когда на манеже соседствуют хип-хоп, классика и эксцентрика. Сейчас мы прорабатываем совместный фестиваль хип-хопа и цирка. Возможно, там будут работать популярные рэперы, чтобы привлечь молодежь.
— Давайте поговорим о животных в программах. Многие против их использования в цирке. Что-то с этим будете делать?
— Ох, это любимая тема. У каждого, конечно, существует своя точка зрения. Сегодня все еще очень много людей, которые реально ходят в цирк на животных. Мы когда делаем две афиши, на одной из которых есть животные, а на другой нет, то там, где животные, мы собираем в два раза больше людей. От животных мы сейчас отказаться не можем. Какие бы голограммы мы туда ни интегрировали, а мы внедряем голограммы животных, что бы мы ни придумали — мы не можем. Хищники и экзотические животные собирают залы. Если в программе есть слоны или львы, программа популярна.
— Окей, сейчас от животных не откажешься, не усыпишь их и не устроишь геноцид слонов, но надо же как-то готовить зрителей к тому, что животных будет меньше или потом не станет вообще. Как?
— Надо делать некие программы, которые будут направлены на другую категорию. Потому что если сейчас посмотреть на нашу целевую аудиторию, то это дети лет до 10 и мамы, которые этих детей водят. Причем понятен их доход, социальный статус. Тот, кто идет в Мариинку, вряд ли пойдет смотреть на жирафа Багира. А люди, которые ходят в цирк, наверное, редко ходят в оперу. Но это электорат, который ходит на выборы, это миллионы людей. Для государства это очень важно. Почему еще цирки социально значимы? Потому что вот они, пожалуйста... Дайте людям хорошие бутерброды, дайте им хорошее зрелище… Пока наша аудитория — потребители Первого канала и канала «Россия». Но это сейчас. Нам, конечно, нужно брать другую аудиторию.
— Если говорить про аудиторию, электорат, доходы и вот это вот все, то из чего складывается цена и почему все дорого? Ты покупаешь дорогой билет, еще какую-то фигню в антракте, которая ломается, как только ты сел в свою саратовскую маршрутку...
— Давайте разберемся. Средняя цена билета сейчас у нас 1050 рублей. Театры уже стоят таких же денег. Если посмотреть с точки зрения себестоимости на цирковую и театральную программы, то цирковая в разы дороже. Цена билета в первую очередь складывается из очень небольшой части, которую артист получает, и вторая часть — это содержание цирка, как инфраструктурного объекта. А что касается китайской сувенирки, я уже сказал, что мы сейчас будем закупать абсолютно другую сувенирку. И будем заботиться о том, чтобы она была качественная и недорогая. Нам не нужно продавать какие-то эксклюзивные вещи. Понятно, что магнитики, шапки, носики, действительно должны не ломаться, когда человек садится в маршрутку. Мы работаем на очень небольшой рентабельности и ставим цель, чтобы к 2024 году цена повысилась до полутора тысяч. Если мы хотя бы среднюю цену подтянем, то мы будем уже очень хорошо себя чувствовать с точки зрения доходности. Потому что билет для нас — это основной индикатор нашей успешности. Каждое колебание цены на билет для нас больной вопрос.
Но и нужен совершенно другой продукт, за который люди будут платить деньги. Им не будет так обидно. Потому что когда ты приходишь и видишь там что-то унылое, то тебе, конечно, жалко, что ты пошел с ребенком, потратил 2000 рублей и не испытал никаких эмоций. Конечно, тебе кажется, что тебя где-то обманули.
— Если смотреть на мировые цики известные, то лично вам кто больше нравится и почему?
— Мне нравятся многие цирковые школы, например, китайский цирк, потому что это очень масштабно и очень красиво. Есть индивидуальный цирк, когда мастер выходит и потрясающе работает — жонглер, например, выдающийся. Но таких жонглеров в масштабах набрать очень сложно, и мне лично на них сложно смотреть. А вот китайский цирк… там может быть и нет таких уникальных одиночных мастеров, но когда там выходит шоу, там прекрасные костюмы, они работают очень синхронно, они берут тебя масштабностью. Как советские парады, где все синхронно и у тебя дух захватывает.
Еще в Китае очень удобные новые цирки. Там широкие проходы. Когда нужна смена декораций, они запускают животных. И по проходу бегут 50 поросят. Люди на них обращают внимание, все фотографируются и декорации в это время меняются. Использование животных там идет без дрессуры. Начинается программа, лежат десять львов, на них просто посмотрели, как в зоопарке, какие они холеные, причесанные… А потом львы просто встали и ушли. Там нет этого ощущения, в котором упрекают русский цирк, говоря о том, что у нас мучают животных. И плюс потрясающая инфраструктура, все переливается, все в огнях.
— Мы могли бы это перенять и будем ли?
— Это вопрос больше к людям, которые будут заниматься творчеством. Наверное да, но у нас цирки, которые построены в 70-е годы XX века. То, что мы сейчас делаем, — эскизы и документацию на новый цирк, — там, конечно, мы будем делать и проходы шире, и сиденья другие, возможности трансформации сцены. А в тех цирках, которые есть, вряд ли мы сможем применить такие масштабные вещи. Например, в Китае сейчас строится цирк на 10 тысяч зрителей. Это как стадион!
— Сколько денег нужно на один средний цирк, чтобы довести его до ума?
— Сложно сказать, сколько нужно на все цирки, чтобы довести их до ума, но чтобы сделать текущий ремонт цирков, не капитальный, не реконструкцию… сейчас требуется миллиард рублей. И это только залатать дыры! Где-то крыша течет, где-то отвалилось крыльцо… Если мы даже кинем по 100 миллионов на каждый, то нам надо три миллиарда. Это без капстроя и каких-то капитальных вложений. Свет-звук будет стоить где-то миллионов 60 ну и там остальное по мелочи. Буфет сделать, подкрасить, экраны повесить, сделать нормальные фотозоны. У нас сейчас это фанерный щит, а в том же Китае — это современный экран, где ты нажимаешь и выбираешь фон, например, с тигром…
— Напоследок спрошу, чем вы в ближайшие полгода будете заниматься?
— Надо заниматься творчеством, чтобы из наших 15 программ Росгосцирка получилось какое-то количество хорошего продукта. Повторюсь, что мы очень ждем молодых режиссеров, продюсеров, артистов, которые внесут мощь и новый настрой в систему Росгосцирка. Мы встали на рельсы бюджетирования инфраструктуры, мы понимаем, где и как давать рекламу, но вот сейчас надо заниматься творчеством. Нужно начать. И сделать.