Под сенью Пафнутьева монастыря
«…На толстом веленевом листе князь написал средневековым русским шрифтом фразу: «Смиренный игумен Пафнутий руку приложил»…» – эта «проба пера» главного героя романа Ф.М. Достоевского «Идиот», как известно, имеет биографическую подоплёку – крёстный отец и дед писателя по материнской линии, купец 3-й гильдии Фёдор Тимофеевич Нечаев родом из старинного городка Боровска, близ которого преподобным Пафнутием Боровским в 1444 г. был основан мужской монастырь...
В 1790 г. вместе с родителями и братьями двадцатиоднолетний Фёдор Нечаев «прибыл» в московское купечество, за пару десятков лет заработал на собственный дом, стал отцом трёх дочерей – Александры, Екатерины, Марии, будущей матери писателя, и сына Михаила…
Вслед за Л. Гроссманом исследователи один за другим предполагают, что, конечно, на развитие Маши Нечаевой, на её увлечение музыкой и художественным словом повлияла культурная среда её матери В.М. Нечаевой, ур. Котельницкой, но никак не купеческая нечаевская семья. А между тем изучение родословия боровских Нечаевых XVII–XVIII столетий позволяет нам предположить обратное и, более того, смело утверждать, что прямое отношение Нечаевых к истории Боровска, их род занятий и верование определённо повлияли на историософские взгляды Ф.М. Достоевского, на его пристальный интерес к старообрядчеству – одной из главнейших тем его произведений, на природу его творческого метода в целом…
Имена прямых предков Ф.М. Достоевского из рода Нечаевых по материалам издания 1888 г. «Боровск. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий» мы встречаем в «Хрониках» рода писателя М.В. Волоцкого и И.Л. Волгина, но лишь с имени Софона Яковлевича Струнникова (Нечаева), впервые упоминаемого в Переписной книге 1677 г. В обширном издании Игоря Львовича есть и ссылка на статью М.В. Шапошникова «Боровские купцы Нечаевы – предки Ф.М. Достоевского по материнской линии» из «Вестника музейной жизни» Гослитмузея за 2010 г., в которой проведена линия прямых предков писателя, включая отца Софона Якова Кононовича, деда Конона Матвеевича и прадеда Матвея Нечаева. А вместе с тем линии кровных родственников-мужчин Нечаевых можно проследить начиная с 1621 года – с данных первой Дозорной книги, приведённой в том же издании «Боровск. Материалы для истории города XVII и XVIII столетий».
…Незамысловатые слова переписчика воссоздают страшную картину средневекового городка, обезлюдевшего более чем на треть после кровавой расправы войск Лжедмитрия II: «В Воскресенском приходе дворы чёрные, во дворе вдова Оринка Третьяковская жена Нечаева с сыном Герасимком…» Её прежнее место жительства – «в Спасском приходе место дворовое Третьячка Нечаева» – пусто, ибо «посадские люди побиты в Пафнутьевом монастыре».
В Переписной книге 1646 г. уже взрослый Герасимко Максимов по прозвищу Третьяков (в данном случае записан по прозвищу от мирского имени отца – Третьячок, а по отчеству от имени отца при крещении – Максимов) выступает в роли главы семейства с сыновьями «Гришкою, Олёшкою до Серёшкою». В Переписной книге 1677 г. сыновья Герасима Максимовича и их дети утрачивают фамилию Нечаевы окончательно – теперь их потомство будет только Третьяковыми. Но в переписи слободы Мякишевской, что располагалась за рекой Протвой и «преж сего была за Пафнутьевым монастырём», указан двор Андрея Герасимова сына Нечаева с сыновьями Петрушкой и Афонкой. Андрей Герасимович, не вошедший в перепись 1646 г., родился после этой даты примерно в период 1646–1650 гг. и был с большой долей вероятности младшим сыном Герасима Максимовича Нечаева, унаследовав и родовую фамилию (других Герасимов Нечаевых, по имеющимся данным, в Боровске не было).
В этой же слободе указан и двор известного нам Софона Яковлева сына Струнникова (Нечаева) с сыновьями Пашкой и Артюшкой; отец Софона Яков Кононов сын Нечаев «прописан» с сыновьями Илюшкой и Микишкой в другой слободе – Коншиной…
В Писцовой книге 1685 г. все вышеперечисленные Нечаевы, кроме умерших Якова Кононовича и Андрея Герасимовича, проживают в Мякишевской слободе, «а в ней живут посацкие люди, а отписал тое слободу по указу… царя и великого князя Алексея Михайловича… Левонтий Корсаков из-за Пафнутьева монастыря и приписал к Боровску в посад…» В материалах историков мы находим упоминание того, что из Пафнутьева монастыря в ходе «посадского строения» было возвращено на посад четыре серебряника: судя по записям Писцовой книги 1685 г., ими были известные нам Илюшка и Микишка Яковлевы (Нечаевы) – серебряники, «взятые по уложению по торговому промыслу», и серебряник тож Андрей Герасимов сын Нечаев. По дворовому месту Андрея Герасимовича значилась уже его вдова – «Аксиньица Андреевская жена Герасимова сына Серебряникова» и её сыновья – Петрушка, Афонка и Ивашка под фамилией Серебряниковы, которые, как и отец, «делают серебряное дело, да продают лук и чеснок, до упашут в огороде…»
Здесь же сообщается, что Андрей Герасимов по т.н. отписной книге второго «строельщика» боровского посада Василия Шетнева проживал в одном дворе со своим отцом Герасимком – Нечаевым. Скорее всего, Герасим Нечаев, тоже серебряник (ремесло, как известно, передавалось по наследству), был четвёртым из мастеров серебряного дела, возвращённых на посад для уплаты налогов в казну. По соседству со двором Андрея Герасимовича Нечаева находился двор и Конона Матвеева сына Нечаева, серебряника, который к моменту переписи давно «умре».
Итак, в одной и той же слободе живут по соседству люди, объединённые одним специфическим ремеслом ювелиров-серебряников, одной фамилией и близостью к монастырю, – можно практически утверждать, что потомки Третьячка Нечаева и Матвея Нечаева – родственники и, следовательно, кровные родственники великого русского писателя Фёдора Достоевского…
Обратим внимание и на специфические фамилии-прозвища Нечаевых – Струнниковы и Серебряниковы. Одним из самых «ходовых товаров» у ювелиров и кузнецов того времени была серебряная или медная проволока (гладкая или витая, изготовленная путём волочения и дальнейшего скручивания) – знаменитая русская скань. Помимо украшений для фолиантов, церковных одежд, риз, ювелирных изделий и проч. из подобных заготовок производились и струны для музыкальных инструментов – домр, гуслей и т.д., спрос на которые до царского указа 1648 г. о скоморохах был необычайно велик. Софон Яковлевич Струнников-Нечаев или его отец могли быть изготовителями серебряных или медных струн или музыкантами (струнник со «средневекового» – человек, играющий на струнных инструментах), – не отсюда ли истоки уникального «полифонического» романа Достоевского, его «композиторское» мышление в процессе создания структуры своих произведений по принципу «контрапункта»? Не отсюда ли – блестящий музыкальный дуэт матери писателя Марии Фёдоровны и её брата Михаила Фёдоровича Нечаева, и музыканты среди многочисленных племянников писателя? И ещё деталь: супруга Ф.М. Достоевского Анна Григорьевна отмечала безупречный вкус мужа в выборе ювелирных украшений…
В 1666 г. Софон Нечаев станет свидетелем заточения в Пафнутьевом монастыре протопопа Аввакума, в 1675-м – сидения в яме городского острога боярыни Морозовой и княгини Урусовой, сожжения четырнадцати раскольников во главе со священником Полиевктом… Подавляющее число боровчан, сочувствующих мученикам, станут старообрядцами, а их город – некоронованной столицей старообрядчества. Скорее всего, Нечаевы тоже были приверженцами «старого благочестия», поскольку в середине XIX века боровский купец 3-й гильдии, городской голова Алексей Козьмич Нечаев и его отец Козьма Афанасьевич указаны в материалах местных краеведов как староверы. Москвичи Нечаевы не теряли связи с родными, приезжая на ежегодные боровские ярмарки. Возможно, что в Москве, как и старик Рогожин в романе «Идиот», они ходили в церковь только «для виду», полагая, что «по старой вере правильнее». Не отсюда ли, а не из кружка Петрашевского, как сказано в иных работах по теме «Достоевский и старообрядчество», – пристальный интерес писателя к раскольничеству и следование в творчестве принципу протопопа Аввакума – «не о красноречии печься»?
Дядя писателя Николай Иванович Нечаев ушёл в монастырь, тётка Рогожина во Пскове – одном из центров раскольничества – монашенка по призванию… Примеров влияния боровской среды на Достоевского много, и они не укладываются в рамки настоящей статьи. Ясно одно – роль нечаевского окружения Фёдора Михайловича в формировании его мировоззрения и творческой природы пока не оценена по достоинству…