Жена описала дикую смерть барнаульского реаниматолога от COVID-19

Реаниматолог из Барнаула Юрий Кочетов заразился на работе коронавирусом и продолжал работать больным - результат теста ему не объявили. Доктор умер в своей квартире - там его нашла жена. Она рассказала нам дикую историю своего мужа.

То, что произошло в городской больнице №10 города Барнаула, вызывает шок. После того, как в стационар поступила пациентка с коронавирусом, начали заражаться медики. На самоизоляцию и больничный ушли все медсестры отделения реанимации. Остались работать два врача, сменяя друг друга через сутки. Один из реаниматологов-анестезиологов, Юрий Кочетов, еще 7 октября почувствовал недомогание. 10 числа он сдал текст на коронавирус, будучи уверенным, что, если результат окажется положительным, его моментально проинформируют.

Между тем, у доктора поднялась температура, его начал мучать кашель. Но, видя состояние врача, его не спешили отправлять на больничный. Работать было некому. У Юрия определили «банальный бронхит». Только 16 октября, уже с температурой 39 градусов, зайдя негласно с коллегой в реестр, где указаны больные с коронавирусом, он увидел в списке свою фамилию.

Жена доктора, Елена Кочетова, считает, что администрация больницы намерено скрывала этот факт от мужа, чтобы он продолжал работать.

17 октября Юрий Николаевич отправился на самоизоляцию. Состояние его с каждым днем ухудшалось. Через две недели реаниматолога не стало.         

"Когда я вошла в квартиру, Юра уже был мертв"

О том, как развивались события, нам рассказала вдова врача Елена Кочетова.

— Мой муж, Юрий Николаевич, — герой-одиночка. Он всю жизнь боролся за правду, за каждого своего пациента, — говорит Елена Александровна. — Помню, как, работая в Топчихинской центральной районной больнице, он спас девочку из неимущей семьи, у которой был повышен сахар в крови, была тяжелая форма сахарного диабета.

На третьем этаже в терапии лежал пациент — директор совхоза, у которого были дорогостоящие препараты. Был выходной день. Муж попросил его поделиться лекарствами с девочкой. Сказал, что в понедельник придет администрация, и ему препараты вернут. Тот дал ему несколько ампул. А когда утром пришел главврач, муж получил выговор с занесением в личное дело.

Он, работая в городской больнице №10 в Барнауле, думал прежде всего о пациентах, не «клевал с руки», не лебезил, не старался угодить начальству...  

Юрий Николаевич говорил правду в глаза. Месяца три назад у их процедурной медсестры случился анафилактический шок. Она сама себе ввела какой-то препарат, начался отек Квинке, медсестра начала задыхаться. Муж, не церемонясь, выставил из реанимации всю администрацию. Сказал: «Выйдите отсюда, не мешайте мне работать». Откачал, спас медсестру. Но были те, кто не жаловал его за прямолинейность.   

— Когда доктор заболел?

— Ранее к ним в стационар поступила пациентка с положительной реакцией на коронавирус. Муж почувствовал себя плохо 7 октября. У него было недомогание, слабость. Он позвонил мне и сказал: «Похоже, я заболел». Меня тогда рядом не было.

Мы прописаны в Тапчихинском районе, где у нас есть квартира. А оба работали в Барнауле, муж врачом в горбольнице №10, я медсестрой в неврологии, в горбольнице №12. Там же в Барнауле снимали жилье. Я в то время была на больничном, лечилась дома, по месту жительства, у меня сложный диагноз, надо было посещать врача. Еще и мама заболела.

Сказала мужу по телефону: «Иди на больничный, не надо рисковать своим здоровьем». Но он не мог оставить молодого врача одного. Виктор только пришел работать после медицинского института. А пациенты к ним в реанимацию поступали очень тяжелые. Муж с молодым доктором остались вдвоем, работали через сутки, сменяя друг друга.

Муж пошел к главврачу, и им дали другую медсестру. Так та сообщила, что пациентка, у которой был положительный тест на коронавирус, исчезла из реестра. Ей заменили диагноз, написали, что-то типа «неопределенное ОРВИ». Просто вирусная инфекция. А коронавируса как не бывало!

Думаю, это могло получиться не случайно. Всем медработникам по федеральной программе, согласно приказу №416, положено выплачивать за контакт с больным с коронавирусом, по 10 тысяч врачу, по 5 – медсестре, по 2,5 тысячи - санитарке. По всей видимости, просто не хотели платить медикам за эту пациентку с коронавирусом. Мол, они просто сами где-то заразились. Что сказать? Цинизм полный. 

— Когда ваш муж сдал тест на коронавирус?

— 10 октября. Но почему-то этот тест отправили в город Бийск, который расположен от Барнаула в 160 километрах. В то время как тесты остальных медиков попали в барнаульскую лабораторию.

Тогда же мы виделись с мужем в последний раз. Муж, несмотря на то, что чувствовал себя неважно, продолжал работать. Обратился к кому-то из коллег, и те посоветовали ему, как лечиться от банального бронхита. Температура подскакивала уже до 38.

У мужа были проблемы с сосудами. Когда выпадала свободная минутка, он ложился, чтобы вытянуть ноги. Вместо того, чтобы отправить мужа на больничный, начмед говорила про него, как он мне передал, крайне грубо.

К ним в больницу тогда поступила тяжелая пациентка, врач из неврологии сказал, что нужна консультация реаниматолога. Муж позвонил на сотовый телефон начмеду, она автоматически ответила, продолжая говорить по стационарному телефону. Муж услышал ее реплику: «Ну где эта скотина, почему он не осматривает пациентку? Где он?» Муж понял, что начмед говорит про него.

Обиднее всего было, что он в то время уже находился в палате у больной, приступил к осмотру. И тут узнал, что он — «скотина». Вот так его отблагодарили за то, что он, будучи больным, работал через сутки, продолжая оказывать помощь больным. Попова раньше работала в министерстве здравоохранения Алтайского края, потом оказалась в горбольнице №10.  

— Главврач не мог повлиять на ситуацию?

— Он находился на самоизоляции на больничном.

— Когда Юрий Николаевич Кочетов узнал, что у него тест на коронавирус дал положительный результат?  

— 16 октября с коллегой они нелегально зашли в компьютере в реестр, чтобы посмотреть пациентов с коронавирусом. И муж увидел там свою фамилию, так и узнал, что у него тоже положительный результат. Никто ему об этом не сообщил. Муж считал, что это было сделано намеренно. Чтобы он не уходил на больничный. Работать было некому. Он сфотографировал этот результат на телефон. Тогда у него уже держалась температура 39,5. Видимо, развивалась тяжелейшая пневмония. И даже в спокойном состоянии была одышка.

Я как раз приезжала к нему 16 октября, был день анестезиолога-реаниматолога. Оставила мужу подарок, подписала открытку. Он очень трепетно относился к этому празднику. Любил свою работу. Но встретиться нам тогда не довелось. Муж был на дежурстве. Мне нужно было уезжать, я ухаживала за мамой.  

— И Юрий Николаевич решил уйти на самоизоляцию?

— Десять дней, с 7 октября, когда муж почувствовал себя плохо, до 16 октября включительно, он продолжал работать. 17 октября был уже на самоизоляции. Я ему говорила неоднократно: «Юра, пожалуйста, вызови «скорую», ложись в больницу. Но он, видимо, знал, какая там обстановка. И сколько будет ехать «скорая». 

Сам вводил себе антибиотики, колол препараты, которые разжижают кровь. Как я говорила, у него были проблемы с сосудами ног. Он перенес две операции, ему удаляли вены. У него была предрасположенность к образованию тромбов. А при коронавирусе как раз наблюдается осложнение — тромбоз сосудов.

Знакомая потом мне рассказывала, что видела Юрия Николаевича за неделю до смерти. Он сам шел сдавать повторный тест на коронавирус. Кое-как переходил дорогу, шел тяжело и медленно. Был весь серый. И, представляете, ему сказали, что нет пробирок, посоветовали прийти на следующий день. Он три дня ходил, чтобы сдать мазок. Это при таком-то тяжелом диагнозе.  

В пятницу я ему звонила, спрашивала, как у него самочувствие. Он сказал: «Мне уже лучше, не беспокойся». Жалел меня, не хотел расстраивать. Знал, что я сама лечусь и мама болеет.

- Больше с ним не общались?

- В субботу и в воскресенье он не вышел на связь. Потом у него телефон был недоступен.

В понедельник, как только сходила на прием к врачу, поехала в Барнаул. Попыталась открыть дверь, но она была закрыта изнутри, в замочную скважину был вставлен ключ. Вызвала мастера, он смог протолкнуть ключ. Мы открыли дверь, зашли в квартиру.  

Муж лежал на кухне, на полу. Уже мертвый. Организм не справился. Скорее всего, оторвался тромб и произошла закупорка легочной артерии. Я думаю, что в заключении будет указан именно этот диагноз. Он ставил себе уколы, которые разжижают кровь. Но там проблема в том, если большой тромб, он сам по себе не растворится. Он видимо знал, что все уже бесполезно, что его не спасут.

На диване стояла коробка, в которой лежали новые туфли. Он приготовил деньги, которые лежали в стеклянной банке. Он все предусмотрел. Понимал, что умрет и ему никто не поможет.

— Всю ночь провели в квартире с мертвым мужем?

— Никто из медиков не приехал, без направления на вскрытие мужа отказывались забирать в морг. Звонила в «скорую помощь», но там сказала, что труппы не возят.

Полицейские даже в квартиру не зашли. Только написали и выдали протокол, что муж умер от коронавируса. Куда я только не звонила. Все было бесполезно. Утром пошла в поликлинику, которая относится к горбольнице №10, в которой работал муж. Услышала от врача-терапевта: «Как вы сказали фамилия вашего мужа, Кочетов? А разве у нас такой врач работал?»

Медицинская карта, где были указаны все его хронические болезни, в том числе и тромбофлебит, куда-то исчезла. Ее не нашли. Завели новую, в которой указали старый адрес, где он проживал два года назад, в селе Зональном. Там же сделали запись, что муж умер 2 ноября, хотя его не стало, по всей видимости, уже 30 октября.

Та же врач Иванова поинтересовалась: «А он на больничном был?» Это не я у нее спрашивала, а она у меня. Медсестра Марина, которая работала с мужем, рассказывала мне, что видела, как Юрий Николаевич ходил в «фильтр», где регистрируют всех пациентов с коронавирусом. Как получилось, что его там не зарегистрировали? Почему никто из врачей не контролировал его состояние, не ходил, не изменял сатурацию? Почему не настояли на госпитализации и кислородной поддержке?  

— Вскрытие было?

— Нет еще. Наверное, завтра будет. Там 70 тел скопилось в морге. Патологоанатомов не хватает. Они тоже заражаются и болеют коронавирусом. 

Во всем Алтайском крае было 150 реаниматологов-анестезиологов. Теперь их — 149. Мужа нет. Сейчас звонят и коллеги, и пациенты Юрия Николаевича, выражают благодарность и соболезнования. Многие больные считали его ангелом, он очень многих людей спас, вытащил с того света. А сам ушел в 52 года. Попросту сгорел, погиб на работе. 

Я хочу поклониться всем медикам, которые находятся на посту, оказывают помощь, несмотря на сложную ситуацию, которая складывается в Алтайском крае. Здоровья им и стойкости. Пусть берегут себя и своих коллег.  

"Почему люди сдыхают на работе?!"

Анестезиолог-реаниматолог Юрий Кочетов, находясь дома, страдая одышкой, сгорая от высокой температуры, нашел в себе силы написать заявление на имя депутата Госдумы от Алтайского края Александра Терентьева, в котором подробно изложил хронологию событий. 30 октября был оформлен и отправлен в прокуратуру Алтайского края депутатский запрос, в котором Александр Терентьев потребовал провести проверку в городской больнице №10, в котором позволили врачу работать с высокой температурой, а также по факту сокрытия результатов его теста.

Между тем, одна из коллег Юрия Кочетова записала и выложила в Сеть эмоциональное видеообращение, где спросила у краевого «министерства захоронения», почему действует политика двойных стандартов? Почему кому-то с коронавирусом предоставляется отдельная палата, а кто-то до последнего ходит на работу и «сдыхает там»?

При этом девушка сослалась на двух высокопоставленных чиновников Алтайского края, один из которых при первых признаках коронавируса тут же отправился на больничный. А другой лежал в отдельной палате краевой больницы с коронавирусом, а не в ковидном госпитале. «Почему Юрий Николаевич ходил до последнего? Почему в России люди сдыхают на работе. Ну-ка ответьте мне!» — завершила свое выступление медик.  

Действительно, почему? Кто-то ответит?