«А были ли мы вообще?»: в томской Палочке открылся первый в стране Центр памяти раскулаченных

«А были ли мы вообще?»: в томской Палочке открылся первый в стране Центр памяти раскулаченных В 2018 году в окрестностях села Палочка Верхнекетского района местные жительницы Ирина Янченко и Гульнара Корягина нашли массовые захоронения. Выяснилось, что в братских могилах лежат раскулаченные крестьяне, высланные в начале 1930-х годов с Алтая. Женщины загорелись идеей создать в Палочке мемориал кулаку-лишенцу. Поначалу идея понимания не встретила — ни у местной администрации, ни у части местного населения. Мол, зачем прошлое ворошить, да и вообще, раз сослали людей, значит, виноваты перед государством были. Отношение к активисткам переменилось, когда они выиграли президентский грант «Живая память 1930-х». А потом — второй. Благодаря этим грантам женщины с поисковиками определили границы захоронений, привели их в порядок, начали создавать картотеку имен, и спустя два года, в конце нынешнего августа, открыли Центр памяти раскулаченных.  Мы не могли не поехать на открытие — ведь это событие стало продолжением истории, рассказанной в фильме ТВ2  «Яма. Дорога спецпереселенцев» . «А были ли мы вообще?» «Колымский зек Варлам Шаламов в одном из рассказов задал такой интересный вопрос, — говорит историк Яков Яковлев. — Документы уничтожены, вышки спилены, бараки раскатаны — а были ли мы вообще? Ведь идет тотальное замалчивание той трагедии, которую испытало наше общество в 30-е годы. Я не говорю вообще о всех трагедиях, их было много в нашей судьбе. А именно о трагедии спецпереселения». Яков Яковлев приехал на открытие центра памяти раскулаченных из Томска. Впервые в Палочке он побывал в прошлом году — на съемках фильма «Яма». Предки Якова из алтайского села Троицкое тоже были раскулачены, и по мужской линии почти все сгинули в ссылке и лагерях в 30-х—40-х.  «У меня же все погибли, — говорит Яков Яковлев. — У меня никто не воевал, на войну уже не попал никто. Потому что умерли все до того, или находились в лагерях. И вот когда я был маленький и был день победы, в школе учительница говорила — ну детки, поднимите руки, у кого воевал дедушка. И детки поднимали. Мне было ужасно стыдно, что у меня никто не воевал. Я ведь тогда еще не осознавал причину. И у меня с тех пор к дню победы такое отношение — что что-то тут не так. И потом, когда по указке сверху, во всех поселках, деревнях, были поставлены обелиски, мемориалы в честь погибших с пофамильным списком, до меня стало доходить — а почему мы помним только ту часть наших сограждан, наших дедов, которые погибли от вражеской руки? Почему мы совершенно не помним тех, кто погиб от своих? А ведь их было тоже очень и очень много...  ...И вот за последние годы я уже в двух деревнях видел памятники рядом — одна в Ханты-Мансийском округе, а вторая в Колпашевском районе — Новоселово. Там во дворе школы, где ребятишки учатся, стоят рядом два памятника. Один погибшим во время Великой Отечественной войны, другой — в результате этих репрессий. И вот какая-то надежда, что хоть в такой мере, запоздало, справедливость восторжествует». Летом 1931 года на берег реки Анги в глухой тайге высадили 7800 человек. Без орудий труда и продуктов. То были раскулаченные крестьяне из Алтайского края. Целью их высылки значилось освоение новых территорий. Через два года в живых из этого этапа осталось около 700 человек. Для справки: Спецпереселенцы — люди, без суда выселенные с мест проживания в отдаленные районы СССР. В 1930-е это были «кулаки». Одним из главных мест ссылки в советские годы был Нарымский край. Массовые захоронения в окрестностях Палочки Ирина Янченко и Гульнара Корягина нашли в 2018 году. Современная Палочка состоит из четырех поселков, образовавшихся в 30-е — Суйги, Проточки, Городецка и Палочки. На старых кладбищах первых трех женщины с поисковиками обнаружили братские могилы — ямы. А в небольшом отдалении от Палочки — рвы. Глубина захоронений — менее полуметра. «Копнули два раза, и уже череп ребенка пошел, — говорит командир поискового отряда Максим Елезов в фильме «Яма». — Конечно, там есть разные мнения. Что в советское время это были враги народа какие-то. Что их сослали. Но, знаете, когда я нахожу череп ребенка и когда, может, берцовая кость рядом — его матери, какие здесь могут быть вопросы?». «Здесь пять рвов, протяженностью 25 метров примерно, — говорит Ирина Янченко. — Вот на одном отрезке тысячи полторы, наверное, лежит. Это я исхожу из численности села Палочка. Кто были вот сюда высланы, и сколько их осталось. Эти захоронения относятся к 31 году, лето 31 года однозначно. Потому что у людей сил не было хоронить. И копали общие рвы. Ямы». ​ К идее Ирины с Гульнарой сделать в Палочке мемориальный комплекс многие отнеслись со скепсисом. Мол, маленький поселок в 300 с гаком км от областного центра, плохие дороги — путь туда-обратно от 10 до 14 часов занимает, и вообще 90 лет прошло уже с тех событий — ну кому это надо? Оказалось, надо. Так, системный аналитик из Томска Александр Полуянов нашел в Палочке свои корни. «Бабушка рассказывала, что ее отец был сослан в 30-е годы в Нарым, и у меня это в памяти осталось, — говорит Александр Полуянов. — Сам я норильчанин, про Нарым никогда не думал, что окажусь где-то близко… Года три назад я начал восстанавливать родословную и, работая в томском архиве, натолкнулся на документы, связанные с раскулаченными. И впервые для себя открыл, что Нарым это не просто один населенный пункт, а огромный край. Перелопатив огромный массив информации, ничего не нашел, делал запросы. И потом кто-то из родственников вспомнил, что звучала такая деревня — Палочка...  ...Год назад случайно натолкнулся на одном из ресурсов томских на информацию про Ирину. Написал и через 4 часа познакомились. Осенью она меня пригласила сюда, я побывал в этом лесочке — городецком, где лежат останки моего прадеда, прабабушки. И чем интересна была туда поездка — когда я зашел в клуб, женщина сидевшая с краю спросила — а для кого-то что-то говорит фамилия Ляпина? Я говорю — да. А Симакины? Я говорю — Симахины были. И после этого выяснилось, что у меня здесь две сестры».  Трагедия как подвиг На открытие центра памяти раскулаченных 28 августа народа, по меркам Палочки, собралось немало. Приехали люди из Томска и Белого яра. Приветственные речи были о разном — о личном и о государственном.   «Я родился и жил в начале Нарымского края, в Кривошеинском районе, но еще в детстве слово Палочка слышал, — говорит сотрудник музея Следственная тюрьма НКВД Василий Ханевич. — Это были разговоры моей бабы Кати, которая сбежала из Палочки и оказалась в Кривошеинском районе. Прибилась в Белосток, вышла за местного жителя по фамилии Ханевич и стала носить нашу фамилию. Она рассказывала про Палочку как про такое губительное место. Два года назад я впервые побывал здесь. И воочию убедился, какое прекрасное село, с такой трагической историей его основания».  «В Палочку было выслано 63 деревни алтайского края — не полностью, а какая-то часть, — говорит Ирина Янченко.— Но тем не менее образовались четыре поселка. И возле каждого впоследствии появились братские захоронения». «Люди, которые лежат в тех могилах, которые находятся недалеко от населенного пункта, они в тяжелейшие времена, в тяжелейшие годы, выполнили свой долг, — говорит глава томского центра по изучению истории ГУЛАГа Валерий Уйманов. — Они создали эту инфраструктуру, которая позволяет жить нам с вами». «Именно с тех времен пошло развитие промышленности и лесной промышленности нашего района, — говорит глава Верхнекетского района Светлана Альсевич. — Именно они стояли у истоков этой истории, создавая ту инфраструктуру, как было уже сказано...» Под Центр памяти раскулаченных выделили часть созданной когда-то инфраструктуры — полэтажа пустующей школы, которую закрыли более 10 лет назад в целях оптимизации. От советской инфраструктуры в Палочке вообще мало что осталось — на днях разобрали остатки бывшего коровника.   «Это впустую все было, — говорит Ирина Янченко. — Сейчас здесь все развалено. Такой здесь совхоз был хороший. Люди на это жизнь положили, чтобы создать этот совхоз. А мы в мирное время это все угрохали. Поэтому я считаю, что это были напрасные жертвы. Они могли больше пользы принести там, на Алтае. У себя в своих родных домах». Сегодня центр памяти раскулаченных представляет собой архив и музейную комнату. В архиве будет копиться информация о высланных в Палочку крестьянах. Сейчас в картотеке — 1217 фамилий. Когда женщины только начинали работу, у них была информация лишь о 85 семьях. Каждую неделю Ирина и Гульнара выезжают в Томск — работать с карточками высланных в архиве информационного центра УМВД.   «У нас есть такой вот уникальный документ… — Ирина Янченко показывает листок формата А4 с таблицей. — Существовали возле Бийска гетто, концентрационные поселки — Волчий, Боровой, Баклан, Таежный и Степной... Они были образованы для того, чтобы семьи в них содержались 2-3 месяца перед поездкой вот сюда». Задача Центра — установить имена всех 7800, прибывших в Палочку в 1931-м. Чтобы помочь их потомкам восстановить семейную историю. На большой карте в холле — списки тех, чьи имена уже известны.   «Наши вот — Казанцев Артамон Евсеевич, их было выселено из села Луговского 19 человек... — говорит Галина Казанцева. — Один сбежал, бросил жену и маленького ребенка. Пятеро умерли. Бабушка нам рассказывала, что в основном, в первый год умерли старики и дети. Потому что, ну чем женщинам кормить? А которые грудные приезжали? Старики старались все своим детям дать побольше, а сами вот...» По соседству с архивом — музей кулацкой избы. Здесь собираются экспонировать предметы быта зажиточных крестьян. По гранту открытие музея запланировано на ноябрь. Но то, что сделали, презентовали на открытии Центра. Самодельными гвоздями, багром для подтягивания бревен, сундуком, привезенными в том числе и с Алтая, с музеем поделились местные жители.   «Когда мы мыли комод, нашли копеечку — монету в 2 копейки, 1931 года, — говорит Гульнара Корягина. — Посчитали это очень символичным. А вот сундук — там написано на стеночке «Воеводская». Это сундук семьи Баниных. И как нам рассказывали, когда уезжали с Алтая, прятали денежки, в сундуке, я так понимаю, что вот эти выемки — эти места и есть». Дети Палочки Пополняться архив Центра Памяти будет и воспоминаниями очевидцев. Так, узнав об открытии центра, дети Палочки — 83-летняя Антонина и 85-летний Леонид Курченко, нынче живущие в Бийске и Томске — согласились записать на видео свою историю, чтобы передать ее в палочкинский архив. Их семью по прибытии в Нарым в 1931 году разделили — грамотного отца увезли в Колпашево, в Суйге на берег сошли мать с двумя дочками и престарелый свекор. «Мама рассказывала, когда их выгрузили, у кого какие продукты были — мука, крупа — отобрали, и на склад, — говорят брат с сестрой. — А потом это все на пайки делили. И вещи сложили в одном месте — здесь, на Палочке, в кучу. А у мамы двое маленьких детей, которых высадили, в чем были. Она говорит деду — сходи, принеси вещи, все идут и берут! А он — я ж дорогу не найду, тайга же, еще и эти ручьи бесконечные. Сейчас они пересохли половина, а тогда были болота широкие. Ну и боялся — за всякий пустяк ведь прибивали. Не власть прибьет, так со стороны — о, ты какую-то вещичку, одеяло тащишь! У людей-то нет этого... В общем, когда он пришел, там уж и брать было нечего. Все все растащили. Кто свое взял, а кто, конечно, и чужое прихватил. Там же не было контроля... И вот как она приехала с шубой — есть фотография одна, она с этой шубой фотографировалась, так с этой шубой и мы росли. И подстилали, и укрывались ей, и мама ходила на работу. С этого и начали жить — с этой шубетейки...».  Первая зима в Палочке была самой суровой. В кое-как вырытой женщинами и стариками землянке ютились несколько семей. Мама заболела цингой и ходить уже не могла — изредка выползала на коленях на улицу, чтобы набрать снега вместо воды. Дед умер — его до последнего выгоняли на работу. Били бичом, когда не мог уже сам выходить. Кто и где похоронил деда — брату с сестрой Курченко неизвестно.  — Люди умирали пачками. Хоронить некому было, все больные, все чуть живые… — Вы говорили, что когда люди умирали, их не хоронили, а в избе прятали? — Да. Может, он умер 1 числа, а 15 числа паек ему принесут. Чем там — может хлеба такой кусочек, может муки горсточку. Ну они и берегут этого человека — у них же бумага, они же считают, чтобы лишнего не дать. — То есть, умершего не сразу хоронили? — Нет, конечно. — Пытались на них паек еще получить? — Да. А как же, с этого и жили... Из-за голода и невыносимых условий люди убегали из Палочки. И погибали в тайге. Антонина слышала рассказ, как однажды на сваленном дереве посреди болота нашли мать с двумя дочками. Осознав, что выбраться из этого места не смогут, они накрыли головы платками — видимо, от гнуса. Так и умерли.   «Или Рачковы жили рядом с нами, — говорит Антонина Курченко. — Дожили только двое — сын Рачковой и она сама. А у них семья была — и бабушка, и еще дети. Нашла она кости, которые валялись где-то давно — дети есть просят, а варить-то нечего. Говорит — да-да, сейчас я вам, дети, сварю, сейчас сварю. Кинула эти кости в чугунок — и варит, и варит. А дети то поспят, то уйдут ли в забытье, и спрашивают — мама, скоро сваришь? Она — нет-нет, еще варится, еще варится. И варила до тех пор, пока дети не уснули в беспамятстве. Ничего не дождались...» Семья Курченко выжила благодаря отцу. Ему сообщили в Колпашево, что отец его уже умер, и что если он не предпримет что-нибудь, то останется без жены и детей. Отца отпустили в Палочку. И даже разрешили стрясти в дорогу остатки из мешков с мукой, которые он выгружал на складе. Ни мешка, ни сумки у отца не было, поэтому он завязал штанины у своих кальсон и насыпал туда мучных отходов. Из этой муки мать начала варить детям кисель. И дети ожили. «Не этим строится индустриализация» На открытие центра пришло много местных. И те, кто крестьянскую ссылку считает трагедией, и те, кто относится к ней как к государственной необходимости. Так, жительница Палочки Людмила Трифонова на вопрос о коллективизации и раскулачивании отвечает, что «жестковато было», но стране это, в целом, пошло на пользу. «(Страна) скорее всего выиграла, потому что народ стал более активный, более дружелюбный стал, — говорит Людмила Трифонова. — Они поняли, что в единстве своей семьей не выжить. А в коллективе намного легче...  — То есть, в принципе, раскулачивание и коллективизация — это было во благо? — Конечно. Ведь у каждого свои возможности были — кто-то мог это сделать, нажить, как кулаки, а у кого-то сил не хватало. — То есть, сделать кому-то благо за счет другого — нормальная идея была? — Надо помогать, конечно. — Принудительно? — Почему принудительно. В коллективе всегда работать легче. — Но люди же не хотели идти в колхоз? — Недопонимали.  «Здесь не добровольно (высылали), сказали — вот вам два дня на сборы, если куда-то сунетесь, вас убьют, — говорит местный житель Сергей Деваев. — А если на баржи погрузитесь, может, еще и выживете. Мои дедушка с бабушкой работали на винокуренном заводе. У деда от первого брака дочь с сыном были, и у бабушки от первого брака две дочери. И вот когда они до 31 года в колхоз не пошли, а дети под другой фамилией были, и их посчитали, как батраков... — Как считаете, для страны это пользу принесло — раскулачивание? — Нет! Вот если бы после НЭПа кулаки и предприниматели развивали все. У меня прадед торговал в Бийске медом, у него 300 колодок. В 31 году не попал под раскулачивание, потому что у него дом был 10х15 метров и 7 семей — это, считай, колхоз был. Зато в 37 году их всех разнесли — кто куда попал. А в 56 году после смерти Сталина их всех реабилитировали — ошибка! А их никого не осталось... «Да это столько народа загубили, где же оно оправдано, раскулачивание, — говорит Нина Бурган. — Я считаю, что нет, это всех их забрали, на голый берег высадили, гнус и все — как они только выжили. Нет, это на гибель людей посылали. Если хотя бы что-то им оставили, а то ведь все забрали у них… Наш учитель истории сказала, когда интервью у нее как-то брали, я аж удивилась — что они это заслужили. Как это они заслужили? Они работали и работали в поте лица. Получился-то потом тоже завал — остались-то те, кто не сильно-то работал. И сейчас там ничего на Алтае нету, все заросло. Я несколько лет назад ездила — поля стоят, как и у нас тут. Люди гибли-гибли — а все заросло, все поля вон заросли». Для гостей Центра памяти Ирина Янченко и Гульнара Корягина разработали пеший маршрут. Он проходит через два десятка локаций, связанных с историей возникновения Палочки — места высадки раскулаченных на берег, первый построенный здесь дом. Среди немногих, кто дошел до конечной точки маршрута — городецкого кладбища, одного из четырех, где нашли братские могилы — был историк Яков Яковлев. «Может быть, я скажу неправильную вещь, но она моя личная, — говорит Яков Яковлев. — Я помню тот фильм, который снимали — «Яма». И я помню, как многие жители этой деревни Палочка были против и самой этой идеи, и этих инициативных женщин. И говорили — вот мы подняли страну и так далее, неважно, что тут тысячи умерли, зато мы строим ракеты. И вот у меня мысль такая — вот если сейчас все будет замалчиваться, то все снова повторится. И пусть они испытают на своей шкуре — что значит, хоронить своего ребенка. Что значит — мне это моя учительница рассказывала — как в этой же Палочке одичавшие от голода два сына съели от голода свою мертвую мать... Нет ни ума ни сердца у тех, кто говорит, что все это было правильно. Что это оправдано великими заслугами России... ...Сердца нет — потому что они не могут сочувствовать просто человеческому горю. А ума нет — потому что не выход. Не этим строится индустриализация. Как остальной мир смог добиться индустриальных успехов без концлагерей и расстрелов? Зачем эта аргументация? Она для дураков». Ямы Палочки Кто конкретно лежит в каждой яме Палочки, так и останется неизвестным. Эксгумировать и перезахоранивать останки Ирина с Гульнарой не планируют. Женщины намерены лишь восстановить имена тех, кто жил и умирал в этих местах в начале 30-х и поставить у братских захоронений поклонные кресты. А в качестве следующего этапа развития мемориального комплекса есть идея разбить рядом со зданием бывшей школы сквер памяти. «2 июня 2021 года будет 90 лет, как они сошли на этот берег, семьи раскулаченных были здесь высажены, — говорит Ирина Янченко. — Поэтому на очереди создание сквера памяти и книги памяти. В сквере памяти предстоит очень много работы — было 63 деревни, откуда сюда высылали людей, и из каждой деревни нужно привезти горсть земли, какой-то талисман. Поэтому это очень большая работа кропотливая». Получится ли задуманное — зависит от того, выиграют ли активистки из Палочки очередной грант. Не самый надежный способ финансирования, признают они. «Я считаю, что этот музейно-мемориальный комплекс должен быть федерального значения, — говорит Ирина Янченко. — Так как музеев раскулаченных у нас в стране нет. Вообще. Это первый и пока на сегодняшний день — единственный».  Для справки: Всего на спецпоселения с 1930 по 1952 годы были высланы 6 300 000 человек. Точное число погибших в ссылке неизвестно. Ученые приводят разные цифры: от 600 000 до 1 500 000 человек.  ПОДДЕРЖИ ТВ2! Мы пишем о том, что важно.  ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ: ЯМА. ДОРОГА СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ «Такие глубокие ямы не зарастут никогда...»