«Счастье – это не когда получилось». Никита Михалков – о «шаманстве», фуфле и настоящем на сцене и экране

Студия Никиты Михалкова «12» с одноименным спектаклем запустила «Шукшинские дни на Алтае». Перед показом в театре драмы зрители будто затаили дыхание – привычное жужжание зала было необычно тихим, а во время самого действия актеров прерывали только тактичные аплодисменты. По меркам режиссера – это успех. Никита Михалков рассказал о том, что делает происходящее на сцене настоящим и почему зрители должны радоваться тому, что их заставляют работать.

Самые важные новости в Телеграм и ВКонтакте. Подпишитесь!

Для тех, кто не понял «12»

– Разговор идет о том, насколько сегодняшний человек имеет желание и возможность потратить свои силы, время, средства на другого человека. Темы, которые мы затрагиваем, в общем, вечны.

Органичная возможность спектакля – как в «Лего» в нем могут возникать и складываться новые темы. Но мы не собирались делать его актуальной стенгазетой. Основные вопросы остаются теми же.

Поэтому и слоган спектакля – «Про всех и для каждого». И человек сидящий в партере, или на галерке, или в директорской ложе – каждый может получить в этом спектакле что-то свое. Может быть, именно поэтому он в определенном смысле универсален с точки зрения наших зрителей.

Есть спектакли, судьба которых решается определенными усилиями – через СМИ. О нашем очень немного писали. Он существовал и развивался сам по себе. Я понимаю причину и абсолютно на это не сетую, потому что настоящее как бы его ни называли фуфлом, все равно будет настоящим. Я убежден, что время - сестра правды.

О кинотехнологиях и близости со зрителем

– Моя работа в кино всегда была связана с методом работы в театре и наоборот. Поэтому мы используем все возможные визуальные эффекты. То же касается и звука.

Я знаю точку зрения коллег, ее же придерживается и мой брат, - категорически против микрофонов. Они за живую речь актерскую на сцене.

Понимаю это желание, но в то же время я убежден: нужно использовать возможность максимально приблизить зрителя к происходящему. Без театрального отделения, когда актер подает текст так, чтобы было слышно на галерке. Из-за этого очень многие чувства на сцене вынуждены быть чуть-чуть показными, с неким напором, нажимом.

В этом случае (с микрофоном. – Прим. Ред) мы имеем возможность даже шепот услышать, что, на мой взгляд, только сближает сцену с залом.

Мне после спектакля не в первый раз сказали, что есть ощущение, будто зал подглядывает за происходящим на сцене. Не мы показываем, а они заглядывают. Для меня лично это самое ценное.

Потому что одно дело, когда зритель сел и его внутреннее ощущение: «Ну давайте, я заплатил. Покажите-ка, что вы можете». Другое – когда он работает. Ему нужно работать. И он за эту работу благодарен.

Мне кажется, настоящий зритель должен быть больше благодарен за ту работу, которую его заставили делать, нежели за то удовольствие, которое он получил.

О главном признаке настоящего спектакля

— Очень важная вещь, когда люди в зале соединяются друг с другом в одном эмоциональном порыве. И люди на сцене, которые соединяются вместе в этом же порыве. Идет взаимный обмен энергией.

А лакмусовой бумажкой для понимания, что эта энергия существует, это тишина. Это самое дорогое.

Конечно, есть веселые спектакли, где зрители в зале ведут себя громко, но в нашем случае признак успеха — это когда номерок из гардероба упадет, а никто этого не слышит, потому что все там, на сцене.

Настоящий спектакль для меня — когда реальное время на сцене совпадает с реальным временем в зрительном зале. Чем больше такого совпадения, тем лучше.

Что может удерживать три с половиной часа? Только то, что я не могу оторваться, потому что мне важно понять, чем это кончится. И для нас это самый большой подарок.

О присяжном Котове

— Конечно, я рассматриваю спектакль как продолжение истории, которую рассказал в фильмах. В тех же «Утомленных солнцем». Продолжу ли тему… Если хочешь насмешить бога, расскажи о своих планах.

Основа жизни — желание что-то делать. Юрий Лошиц в книге про Гончарова замечательно пишет: «Счастье — это не когда получилось, не когда получится, а когда получается». Вот это самая большая радость в работе.

О «крупном плане» на подмостках

— Наш метод — конечно, Станиславский, но в основном это Михаил Чехов. Он огромное внимание уделял энергии, концентрации и психологическому жесту.

Все думают, что психологический жест — это жест. В каких-то случаях — да. Но жест психологический может быть абсолютно лишен всякого физического действия. Это может быть только взгляд. В кино — это крупный план, деталь.

В театре — это невидимое переключение энергетического внимания на того, чей крупный план определенно должен быть. То есть волна, которой режиссер управляет во время репетиции.

У нас на сцене нет ни секунды, когда кто-нибудь из 12 будет выключен. Они все на «220». Это не значит, что они должны что-то играть. Но они должны сосуществовать.

У меня даже в кино, если во время дубля человек посмотрел на часы, у меня больше не будет работать. Даже если его не видно в кадре.

Потому что в отличие от театра, у актера в кино нет зрителей. У него есть группа. Если кто-то из группы отвлек свое внимание на секунду, его обделяют энергией. Можно считать шаманством, но это так. Очень серьезная штука. Это принципиально важно.

Также Никита Михалков рассказал, тяжело ли ему говорить правду.