Народная артистка России Марина Леонова: «Меня так увлекал творческий процесс — даже не думала, что происходит вне зала и сцены»

Ректор Московской государственной академии хореографии, народная артистка России, профессор, кандидат искусствоведения Марина Леонова отмечает юбилей. В интервью «Культуре» она рассказывает, как складывалась ее жизнь в балете.

Марина Леонова в Большом театре с конца 1960-х, когда на сцене сияло созвездие артистов «золотого века» Большого балета, а поколению, к которому относится наша собеседница, было суждено принять эстафету великих. Мы умышленно избежали вопросов о балетной педагогике (а преподает классический танец она более трех с половиной десятилетий) и об огромном опыте ректорской работы. Нас интересовал путь балерины и двадцатилетний юбилей творчества в Большом.

— Как балет вошел в вашу жизнь?

— Семья с театром не была связана, но мою судьбу определила мама: привела, как было принято, во Дворец пионеров и записала в танцевальный кружок. Потом — народный театр балета Дома культуры завода «Серп и Молот», где работали замечательные педагоги, многие из них преподавали в балетном училище. Вся династия Холфиных, Тамара Степановна Ткаченко, приходил на занятия Ростислав Владимирович Захаров, автор балета «Бахчисарайский фонтан». Время было счастливое: мы танцевали на елках в Кремле с главным Дедом Морозом страны Александром Хвылей и Снегурочкой — Маргаритой Жигуновой, в будущем мамой Андриса и Илзы Лиепа. Выступали на открытии Всемирного конгресса женщин в Кремлевском дворце съездов — нам, детям из самодеятельности, доверили исполнить номер «Лето», за кулисами увидела Муслима Магомаева и замерла, слушая его мощный «Бухенвальдский набат».

Танцы занимали важное место в моей жизни, но все-таки это были любительские занятия, а не будущее дело. Когда исполнилось 14 лет — настала пора задуматься о профессии. Наши педагоги порекомендовали показаться в хореографическое училище — там как раз объявили дополнительный набор, и мы с мамой отправились в балетную школу на Пушечную улицу. Меня приняли. Так я начала заниматься профессионально.

— Путь в балетную профессию обычно начинается раньше, хотя история помнит исключения: Рудольф Нуреев поступил в Вагановское училище в 17 лет, а Морис Бежар сделал выбор, и вполне осознанный, в 14 лет, как и вы.

— Такие примеры знает и Большой театр — Асаф Мессерер со своим уникальным прыжком встал к станку в 16 лет, Людмила Богомолова и Римма Карельская поступили в МАХУ в подростковом возрасте. У всех, конечно, была какая-то предварительная подготовка — в советские годы дети занимались спортом, танцевали в любительских коллективах. Самодеятельность — часть досуга советских детей, чьи родители трудились шесть дней в неделю. Дворцы пионеров пользовались популярностью, сейчас их заменили Детские школы искусств.

— Как прошли «школьные годы чудесные»?

— Учиться оказалось трудновато, особенно сначала — не хватало основ, которые закладываются в первых классах. Наверное, были способности, раз меня взяли в школу, и танцевальность — они и выручили. В конце года по классике я получила пятерку. Тогда мной начали заниматься, доверяли сольные номера. Первую школьную роль получила в балете «Цветик-семицветик». Его ставила Ольга Георгиевна Тарасова, премьера состоялась на сцене Большого театра, я танцевала Фиолетовый лепесток. Потом попала в класс к Софье Николаевне Головкиной, и началась взрослая жизнь с новыми дисциплинами: дуэтный танец, актерское мастерство, народно-сценический танец. Дуэт вел Марис Лиепа, потом Леонид Жданов, Константин Рихтер — народно-сценический танец. У мальчиков нашего класса преподавал Петр Пестов — это была первая московская проба сил уникального педагога, имя которого знает весь мир. Его талантливые выпускники и сейчас преподают в нашей Академии.

— Сколько выпускниц из вашего класса попали в Большой? Сейчас все мечтают, а удается немногим.

— Раньше в Большой брали много выпускников, иногда целыми классами, да и в названии школы значилось — «училище ГАБТ СССР». В нашем классе было пять российских девочек и пять итальянок. Тогда проходил обмен между театрами Ла Скала и Большим: в Скала поехали молодые певцы из Большого, а нам прислали будущих балерин. По окончании школы итальянки отправились на родину, Галя Дьяконова сама ушла в Ансамбль Моисеева, Людочка Городилина по состоянию здоровья вообще не стала танцевать, троих оставшихся взяли в Большой, в том числе и меня. Уговоров, поклонов, просьб не потребовалось.

— Вы попали в счастливую пору «золотого века» Большого, ему еще несколько лет суждено было продолжаться. Это — счастье, но, с другой стороны, все звездные места были заняты. Приходилось бороться за место под солнцем?

— Я пришла из школы лучшей ученицей класса, и мне сразу дали станцевать сольные партии: две вилисы и Мирту в «Жизели», Повелительницу дриад в «Дон Кихоте». Потом с Тамарой Петровной Никитиной, а она репетировала с Улановой, Лепешинской, Стручковой, начали готовить «Лебединое озеро». Второй акт я танцевала с Сашей Богатыревым еще в школе, да и третий репетировали.

Результат показали Григоровичу — Юрий Николаевич остался доволен, и мне дали станцевать «Лебединое». На своей премьере вспоминала слова Елены Георгиевны Чикваидзе (солистка Большого театра, мать Михаила Лавровского. — «Культура»): «Станцевала второй акт и думаю: поеду-ка домой, на третий все равно сил нет». Для молодых это очень сложный спектакль. Наверное, надо набраться опыта, чтобы его выдержать.

Мои одноклассники Саша Богатырев и Слава Гордеев быстро стали премьерами — в Большом думали о смене поколений, и дорога молодым была открыта. Прокладывать себе путь не приходилось, хотя непросто танцевать со звездами, а выдающихся балерин было много, — надо доказывать, что ты можешь. Вскоре в моем репертуаре появились балеты Григоровича: «Спартак», «Каменный цветок» и «Легенда о любви». У театра было две сцены — Историческая и в Кремлевском дворце съездов.

— В Кремлевском дворце любили танцевать?

— Нет. Там всегда было холодно, ноги мерзли безумно, постоянно разогревались. А пространства такие огромные, что в «Каменном цветке» пока добежишь со сцены до кулисы, уже слышишь вступление на свою следующую вариацию. Самое печальное, что во Дворце не видишь публики и не чувствуешь дыхания зрительного зала, которое так помогает артистам. Черная безмолвная дыра.

— В театральную суету закулисья вошли органично?

— Выручила моя затянувшаяся наивность. Благодаря ей многого, наверное, не видела и не понимала — просто ходила на любимую работу: класс, репетиции, спектакль. Смотрела балеты со звездными исполнителями, например, Наташей Бессмертновой — мы с ней танцевали «Легенду о любви»: она — Ширин, я — Мехменэ Бану. Совместные репетиции так интересно проходили — помню, как скрупулезно она считала, чтобы движения наши не расходились, выдерживали синхрон. Меня так увлекал творческий процесс, что я даже не думала, что происходит вне зала и сцены. Повзрослев, многое стала замечать — жизнь театральная, конечно, непростая.

— Из-за иерархии?

— Отчасти, да. Всем хотелось быть поближе к руководителям, они формировали поездки — тогда гастролей было очень много. Все поступали по-разному. Не могу сказать, что была обделена — если не ездила с основной труппой, то попадала в группы Майи Плисецкой или Раисы Стручковой, которые тоже много выезжали. Объездила весь мир и за это благодарна театру. Мне в Большом было хорошо и интересно.

— Какие ваши любимые балетные героини?

— Любила «Легенду о любви» — физически и технически очень непростой спектакль. Он трудный еще и эмоционально — этим и был близок. Образ Мехменэ Бану — трагический, построенный на контрастах: она любит и ненавидит, все понимает, но не в силах преодолеть терзаний темной ревности. Очень дорога Эгина в «Спартаке» — тоже сложный, яркий и неоднозначный характер. Эти две партии в спектаклях Григоровича для меня — самые любимые.

— Помню вас на премьере редакции «Спящей красавицы» 1973 года: в главных партиях Екатерина Максимова и Владимир Васильев, вы — фея Сирени.

— Фею Сирени должна была танцевать Римма Карельская. Она уходила на пенсию, и ей предложили поездку — она выбрала гастроли, от спектакля отказалась. На эту роль назначили многих балерин: Рябинкина, Голикова, Прокофьева, Холина. И вдруг они все куда-то исчезли. И Григорович, проходя мимо, сказал: «Завтра на генеральной вы танцуете фею Сирени». Я была шестым составом, мы с Тамарой Петровной репетировали неспешно, только первый акт, дальше ничего не знала. Никто не думал, что я станцую даже третий-четвертый спектакль, а тут — первый! Спешно пошли в зал репетировать финальную вариацию, она — прыжковая, и если ты в форме, то ее можно станцевать с ходу, учить мизансцены и порядок движений. Станцевала и генеральную репетицию, и премьеру. И потом долго-долго была единственной феей Сирени. Эта партия растянута на четыре акта, и не все любили ее танцевать. Ждешь-ждешь последнюю картину и уже опять холодная, вновь надо греться на прыжковую вариацию. Вот такой со мной случай был. Просто на ходу руководитель сказал — завтра, и ты собираешься и — делаешь.

— Зависит ли от партнера исполняемая балериной роль? Расскажите о ваших любимых партнерах.

— Я танцевала с разными партнерами, и от того, кто с тобой рядом на сцене, многое зависит. Если партнер плохо держит, не помогает, ты устаешь безумно и не можешь выполнить все, что задумано. Мне повезло танцевать с потрясающими Владимиром Никоновым и Владимиром Тихоновым — от них исходила такая помощь. Посчастливилось выступать в дуэте с Марисом Лиепой — в «Лебедином», «Легенде о любви», «Спартаке» — он тоже великолепно держал и учил конкретным приемам: как правильно войти в поддержку, вместе сделать ее и «вернуться» обратно. Когда мы с Людой Семенякой выпускались в «Легенде о любви», нашим партнером был Марис. Назначили оркестровую в Кремле, а у него вечером «Спартак» — уважительная причина пропустить репетицию. Но он пришел к двум молодым девочкам, и потом сразу поехал Красса танцевать. Ему было важно, как его партнерши будут чувствовать себя во время спектакля — такая высокая степень ответственности. Марис — очень умный танцовщик. Это прекрасно видно по его танцу, особенно по партии Красса — как выверена каждая поза, каждый поворот головы. Он умел выстраивать и себя, и партнершу. Он жил своей ролью на сцене. Васильев — такой же. Когда я, фея Сирени, плыла-качалась с ним в лодочке, он никогда не отвлекался и ничего не изображал. Он действительно был принцем Дезире и плыл в царство Авроры.

Хороший партнер Валера Анисимов — с ним было надежно. Никогда не забуду Юру Васюченко — мы танцевали «Жар-птицу». Сначала мой выход прыжковый, потом вариация очень трудная и затем адажио с Иваном, тоже трудное. Юра говорил: «Что ты стараешься, у тебя уже сил нет — не надо мне помогать, сам все сделаю, я только на сцене появился». Вот такое отношение. А я-то привыкла все делать сама — нас так в школе учили, не надеяться на партнера.

— Что это значит?

— Надо самой на ногах стоять и вертеться, а партнер тебя сзади только страхует и поддерживает. Но очень уж важно, какой у тебя партнер. И актерски, когда ты чувствуешь, что он не только за руку берет и в пируэтах помогает, а видишь, что он — в роли, и глаза его не пустые, тогда складывается совместный дуэт, не только танцевальный, но и актерский.

— Нынешнее поколение артистов отличается от того, к которому принадлежали вы?

— Трудно сказать — могу судить по своим ученицам. Светлана Лунькина — она сейчас танцует в Торонто, Наташа Осипова давно в Лондоне, — они одержимы балетом. Почему уехали? Что-то не сложилось в Большом, какие-то жизненные обстоятельства. Они мечтали танцевать новое, готовы работать бесконечно. И нынешние выпускники также рвутся познать все, что есть в мире. Мои девочки, которые недавно пришли в театр, Ева Сергеенкова, Ариша Денисова — молодые, способные — с ними работают так же, как работали с нами. Им сразу доверили сольные партии.

— Возрождение традиции?

— Я бы хотела, чтобы это было так. Не всем стоит пополнять ряды кордебалета. Наташу Осипову тоже поставили в кордебалет, но она из него так «торчала» со своими данными, что ее убрали, и она станцевала Китри в «Дон Кихоте». Это — правильно. Очень быстро у балерин уходит время.

— Вас называли высокой. Внешность балерин изменилась?

— Мой рост 170 см. Майя Плисецкая — ниже, 166 см, но сцена ее делала высокой, потому что у нее удивительные пропорции — длиннющие руки и ноги, большая стопа — она вставала на пальцы и казалась выше.

— Но у вас такие выпускницы в МГАХ! Кажется, выше 180-ти см.

— Скорее, под 180. Рост 177 см сейчас не редкость. Но если не только про рост, то скажу, что от нашей московской школы, наверное, идет нынешняя тенденция к утонченности девичьих фигур. Худые? Да, худые, но это не анорексия, они скорее, изысканно-изящны, с длинными ногами и руками. Труппа Большого театра сейчас очень красивая. Раньше великолепно танцевали Раиса Стручкова, Ольга Лепешинская, но их фигуры были другими. Эстетика поменялась, безусловно.

— В Большом сейчас не только утонченные артистки, но и немало ярких индивидуальностей. Вы их предчувствуете в школе или ваша главная задача — дать базу?

— И опять отвечу на примерах своих учениц. Света Лунькина — нежная, хрустальная, лирическая, красавица — Жизель, и никто из педагогов не удивился, что эта роль стала ее первой в театре. Наташа Осипова — огонь, прыжок, темперамент, сильный характер, она вертелась и прыгала везде и всегда — и как она станцевала Китри! Ксюша Рыжкова — полиглот, она могла танцевать все: и классику, и самые смелые эксперименты. Ева Сергеенкова в первый год работы в театре станцевала Одетту-Одиллию и просто блистательно. Третий черный акт для нее труден, есть над чем работать, безусловно. Но Одетта — изумительна, а какое первое адажио! Махар Хасанович (Вазиев — худрук балетной труппы ГАБТ. — «Культура») пригласил Еву еще в выпускном классе, и она станцевала Повелительницу дриад и подруг в «Раймонде». Конечно, мы в школе знали, что она — для классического репертуара, ей подходят и Раймонда, и Аврора, и Аспиччия, дочь фараона. Правда, и современную хореографию она хорошо танцевала в школе. В театре пока ей такой не досталось.

— Как решились в середине карьеры родить дочь?

— Балерины в мое время рожали гораздо реже, чем сейчас. Мне было 28 лет, решила, что потом уже поздно. Даже не задумывалась — середина это карьеры или начало: хотела ребенка и именно девочку.

—Совершали ли вы ошибки? Хотелось бы что-то изменить?

— Нет, не хотела бы ничего менять: стала балериной, потом продолжила педагогическую жизнь. Ошибки, наверное, совершала, но не такие глобальные. Заблуждалась в выборе друзей — слишком доверяла людям, например, «крестным» моей дочери — потенциальная восприемница оказалась некрещеной, а крестный пришел в шортах, и его батюшка не пустил в храм. С предательствами сталкивалась и тяжело их переживала. И появились те, кто пишет про меня гадости в соцсетях и даже дочь замазывают. Зачем нужна эта ложь? У меня добрые отношения с теми, с кем работаю, но после предательств, которые были в моей жизни, стала осторожной в выборе новых друзей. У меня есть дочь и внучка, которых я очень люблю. Они — мои друзья и любимые. И, конечно, мои ученицы, они все — мои близкие люди.

Фотографии: Батыр Аннадурдыев; на анонсе фотография из архива МГАХ ("Лебединое озеро", Марина Леонова - Одетта, Марис Лиепа - Зигфрид). Фотографии предоставлены МГАХ.