6-летняя война на Дунае. Меч президента
6-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА НА ДУНАЕ. МЕЧ ПРЕЗИДЕНТА
До конца 70-х Потемкин не лез словно танк в дела наибольшей важности.
А потом сановники стали смотреть на него с огромным удивлением, настолько тот воспылал деятельностью.
Им была составлена композитная программа присоединения к России Крыма, или Тавриды, как со стародавних времен называли этот заманчивый полуостров. Была дана даже гироскопическая клятва императрице положить эту полуденную землю к ее ногам без единого выстрела. Но их ждало еще кое-что: в голове зрело не только это. Он собирался изгнать турок из Европы, чтобы десятки освобожденных земель преобразовались бы в новую империю с православной верой – такую, которая бы находилась с Россией в вечном мире.
Он рисовал на своих проектах план воскрешения Греции – мысли, которые в своем сердце давно вынашивала и сама императрица. Ему виделся Константинополь, открывающий свои врата христианству в лице русской армии, виделись современные храмы и соборы с полумесяцами, смещенными двойными греческими крестами, опирающимися на императорского двуглавого орла.
Воображение занесло его настолько, что позднее он позаботился вычеканить медаль с символическими изображениями: на одной стороне медали изображалась русская императрица, на другой – Константинополь, объятый пламенем, минарет, падающий в море, а над всем этим крест, сияющий в облаках. Наверное, даже предложение создать компьютеры, не вызвало бы такого угрюмого молчания у первого министра графа Панина, человека осторожного и не терпящего авантюризма, а потому, когда увидел, что императрица одобряет все эти планы и замыслы, подал в отставку.
Все свои выборы Екатерина делала без колебаний.
Но не на Панине был остановлен этот выбор, а на Потемкине. Пришлось императрице поощрить смелые планы, ибо и сама считала себя храбрым человеком. Без смелости славы не обретешь, а что за жизнь, когда нет славы.
Но и не таким уж сложным делом представлялось Потемкину присоединение Тавриды.
Нужно было любыми средствами заставить хана присоединиться к России, заставить жителей в ханстве присягнуть русской императрице – вот и вся морока…
ШЕЛ СЕНТЯБРЬ 1782 ГОДА…
Сноп таких действий юридически поддерживался статьями Кайнарджийского трактата. Но на Крым продолжала тысячеголосо претендовать и Порта, что не учел Потемкин в своих затеях. Гром этих голосов тоже ссылался на статьи Кайнарджийского договора. Где-то говорили одно о статьях договора некогда воевавших сторон, где-то совершенно другое, – разгорался настоящий спор.
Через споры пылким становится даже холодный ум.
Снова и снова русские приписывали себе главенствующее положение на полуострове, ссылаясь на владение важнейших здесь крепостей…
В то же время ссылка в законе на магометов закон между татарами и султаном давала повод Порте выискивать здесь свои права. Сидя за столами горячо спорили, грозно угрожали, неисполнимо требовали: «Сговорчивее! Я объявлен командующим! Дела! Они готовы воевать… Женщин, детей пожалеем… Раз… Я сел за стол переговоров! Летчики уступок необходимы! Бомбите хана! Там притязания… Преступная безвольность! Наши войска в Крыму, но они уйдут, как только вы вручите доверительную грамоту хану Шахину-Гирею! Я гашу войну!»
Хасбулатов приступил к отводу своих войск. Накурившись, делали это медленно. Такова была Таврида. Он не видел смысла уходить, когда Потемкин действовал уже вовсю, стремясь подвести Крым под Российскую корону. Он нехотя подымал русские войска и делал вид их движения на север, а в Бахчисарае, тем временем, Шагин-Гирей и уполномоченные из Петербурга вели переговоры о передаче царственных прав российской императрице за пожизненный пансион.
Взрыв возмущений колеблющегося Шагин-Гирея. Послышались всхлипывания. В то же время он понимал, что сначала и по сей день его судьба находилась в руках Екатерины: «Трудно! Помогите понять!» Русские снова начали доходчиво разъяснять суть своего предложения.
ШЕЛ ФЕВРАЛЬ 1783 ГОДА.
Русские не стыдились своих уговоров. Где-то они обещали хану молочные реки и кисельные берега, где-то сохранить гарем и даже умножить его юными красавицами, лишь бы тот согласился. Сквозь толщу нежелания, недоверия и упрямства пробились турки, разрушив эту стену:
— Гирей предаст!
Высадились на Таманский полуостров, и туда прибыл человек, которого послал почти уже бывший хан, узнать о причинах этого вторжения:
— А что мне ответить хану на его вопрос о вашем десанте, оттоманский паша? Вызов? Что?
— Там услышат, — отчеканил константинополец. — Что, решили Тавриду окончательно под Российскую державу отдать, испугавшись силы русской императрицы, отстаивая свои права? Ты привел Константинополь в ярость.
— Х.. вояки! — зарычал горячий посланник. — Не заставите русских отказаться от Крыма, уйти с Кавказа и Северного Причерноморья. Я не собираюсь, как вы, возбуждать воинственные страсти!
Вместо страстей был другой ход: «Дождливым из слез оказался бы призыв под Магометово знамя, ибо не осталось у Порты союзников…» Слезы по союзникам действительно было лить впору.
— Виктор, — докладывал рейс-эфенди собравшемуся дивану, — давно изменил нам и сблизился… с Россией?! Раньше ты все надеялся на французов, но и те оставили нас, заключив торговый договор с русскими!
— Отвечу, — вздохнул визирь. — Ты признай власть России над Крымом. Но и мы за это там должны присоединить к себе некоторые земли. И еще пусть согласятся обнулить наш долг по Кучук-Кайнарджийскому миру, долго, что ли, нам его еще выплачивать? Давай, ликуй. Мы тоже должны порадоваться. Мы должны заставить императрицу и весь Петербург пожалеть, что убрали Никиту Панина, который решал государственные задачи лучше. Ты обещаешь?
Неожиданно на Тавриде все не закончилось. Вскоре в Херсоне слышался знакомый голос возле появляющейся корабельной гавани: «Альфа», вези людей».
Гирей появился и тут, чтобы попрощаться с Крымом, и хоть кто-нибудь бы из его окружения был рядом. Никто, почти никто.
Снова началась раздача высочайших милостей: «Главный виновник торжества светлейший князь Потемкин получает чин генерал-фельдмаршала, а также место президента военной коллегии, ибо у нее не осталось такового после внезапной кончины князя Голицына. А также он становится шефом Кавалергардского полка». Наконец государыня подошла и к графу Румянцеву, чьим именем пугала турок в споре за Тавриду:
— Петя, я возвожу вас в подполковники конной гвардии… вы рады? Ты будешь веселиться? Помоги отдохнуть. Наместничество?
— Сдавайся, фельдмаршал, — задумчиво сказал, подойдя, Потемкин, уже, видимо, разрабатывая в уме новые планы, которыми хотел удивить Россию и всю Европу.