«Сцена театра напоминает корабль». Технический директор Пермской оперы — о сложных декорациях, жаре на сцене и театральном трюме
0
99
Что общего у сцены театра и корабля и почему поднять декорации тяжелее 100 кг сможет даже ребенок? Технический директор Пермского театра оперы и балета Сергей Телегин знает ответы на эти вопросы. «Я пришел в театр 25 лет назад, и с тех пор затянуло так, что просто не могу выбраться», — шутит он.
Строитель по образованию, он и не думал, что будет работать в театре. В середине 90-х проектный институт, где он трудился, «разваливался»: это была общая тенденция того времени. Воспользовавшись предложенной вакансией, он перешел на должность главного инженера в Пермский ТЮЗ.
Оказалось, что проектировать (разрабатывать) декорации и претворять идеи в жизнь на сцене ему тоже по силам. Сергей не скрывает — ему это очень нравится, и он безумно благодарен судьбе, предоставившей такую возможность. В 2012 году Теодор Курентзис, на тот момент художественный руководитель Пермской оперы, пригласил Телегина на должность технического директора Пермского театра оперы и балета.
фото Андрей Чунтомов
Сергей Телегин рассказал ТЕКСТу, когда на сцене становится жарко, где в театре находится трюм и зачем античным статуям на гастролях шили накидки.
Мне нравится, что в моей работе нет ничего повторяющегося, циклического, рутинного. Здесь всегда «бодрячок» и ненормированный рабочий день. Максимально задержался — это когда домой не ушел. Бывало, что оставался и ночевать в театре, а чтобы прилечь, есть кушеточка. И еще плед для маломальского комфорта. На выпуске спектакля забиваешь холодильник в кабинете продуктами, и это спасает тебя от голодной «смерти» до премьеры.
Иногда работаешь сутки напролет. Тогда вспоминаются студенческие годы. Потом копится недосып, и обычно, это уже после премьеры, отключаешься почти на сутки.
Я всегда наблюдаю за ходом спектакля, но не из зрительного зала — чаще всего нахожусь за кулисами или смотрю трансляцию из кабинета. Там по служебной связи слушаю, как подаются команды помрежем (помощником режиссера — прим. ред.), как они исполняются. Процесс спектакля волнительный, и есть сложные, заковыристые перемены <декораций> или положения в спектакле. Бывает, когда на острых, сложных моментах все проходит четко и слаженно, я, сидя в кабинете, аплодирую, а после спектакля благодарю коллег за профессионально, виртуозно выполненную работу.
Сцена театра напоминает корабль. Когда появились первые публичные (не придворные) театры в Европе, то на обслуживание спектаклей — работу, которую сегодня выполняют машинисты сцены — приглашали команду матросов. Это были самые востребованные люди на бирже труда! Так морская терминология перешла на сцену. Со временем все усовершенствовалось, но принцип работы с декорациями на сцене остался тем же: перемещение их при помощи канатов, обводных блоков и противовесов были позаимствованы из работы снастей парусных кораблей. Деревянный планшет сцены собран по палубной технологии. Это очень прочная конструкция, которая выдерживает нагрузку до 500 кг на квадратный метр. Пространство под сценой до сих пор имеет корабельное название — трюм. В Большом театре «трюм» глубиной 27 метров, а у нас — 4 метра.
«Ромео и Джульетта», фото Андрей Чунтомов
По своему составу механика сцены разных театров схожа друг с другом. Планшет сцены разделяет пространство, как зрительная черта. Все, что под ним, называется «нижняя механика», все, что выше — «верхняя механика». Верхняя — это штанкетные и индивидуальные подъемы, которые позволяют перемещать декорации наверх и вниз, софиты, на которых размещается сценические осветительные приборы, пожарный занавес и т. п., а нижняя — люки-провалы, плунжерные площадки, подъемно-опускные платформы и так далее.
Потянуть за канат и поднять декорацию сможет даже ребенок. Это не тяжело, система работает как весы. Если на одном конце каната висит декорация в 100 кг, то на другом конце, перекинутом через обводной блок, есть противовес той же массы, и эта система уравновешена. Поэтому, если потянуть за канат со стороны противовеса вниз или вверх, декорация, соответственно, будет подниматься или опускаться, а усилие прикладывается незначительное, ровно такое, чтобы уравновешенную систему вывести из состояния покоя и не более.
Те, кто у нас работают, высоты не боятся. Высота от планшета сцены до колосников (решетчатого настила над сценой — прим. ред.) составляет в нашем театре 21 метр, это семь этажей жилого дома. Вдоль стен коробки сцены расположены галереи и переходные мостики, по которым можно перемещаться по периметру сцены на разной высоте. Таких галерей — пять уровней. Нижний находится на высоте 9 метров от планшета сцены.
При монтаже сцены для балета укладывается специальное покрытие — балетный пол. Он имеет амортизирующее покрытие, которое смягчает нагрузку на суставы и бережет здоровье танцовщика. По верху балетного пола кладется танцевальный линолеум, отличается от обычного бытового тем, что его коэффициент расширения при нагревании незначительный, а это значит, что на нем при нагревании не появляются «волны и пузыри», о которые можно споткнуться. Для укладки не требуется время, чтобы он «вылежался и распрямился», балетный сразу готов к эксплуатации, как только его расстелили, и у его верхнего слоя есть противоскользящее покрытие, чтоб артистам было на нем безопасно и комфортно работать.
На сцене от света софитов бывает жара, как в Африке. При показе самого масштабного по постановочному свету спектакля — оперы Джузеппе Верди «Травиата» (режиссер Роберт Уилсон — прим. ред.) — пришлось ставить кондиционеры (иначе работать было просто невозможно) для «верховых», это машинисты сцены, которые работают наверху. Там было так жарко, что спецодежду можно было просто «выжимать» после репетиции или спектакля: температура воздуха на уровне рабочей галереи доходила до 40 градусов по Цельсию.
«Травиата», фото Люси Янш
Когда спектакль легкий в монтаже, то монтаж и показ спектакля проходит день в день: с утра начали монтаж, а вечером — спектакль. Например, это оперы «Евгений Онегин», «Синдерелла»; балеты «Дон Кихот» и «Жизель»
С профессиональной точки зрения мне нравятся технически сложные постановки. Когда после успешно реализованных сценических эффектов раздаются аплодисменты в зале, понимаешь, что это частично и в твой адрес: что в этом есть доля и моей заслуги, и всей моей невидимой зрителю команды профессионалов, безгранично преданных своему делу.
Самый продолжительный и сложный монтаж в нашем театре — оратория «Жанна на костре» Артюра Онеггера (режиссер Ромео Кастеллуччи — прим. ред.). На него ушло три дня. Это была копродукция, и первый показ проходил во Франции. Сцена Лионской национальной оперы больше пермской, конструкторы обещали, что все особенности нашей сцены будут учтены. По факту декорационный павильон оказался шире нашей сцены. Мы ухитрились с незначительными вмешательствами в конструкцию все втиснуть в нашу сцену. Французы, которые приезжали к нам на монтаж спектакля, были потрясены.
В балете «Щелкунчик» используется занавес «Кабуки». Это занавес из черного эксельсиора (невесомой ткани — прим. ред.), который улетает в кулису со скоростью 10 м/с. Каждый раз при его использовании переживаешь: лишь-бы только артист на него случайно не наступил! Сперва за этим прозрачным занавесом происходит перемена: устанавливают комнату Маши и кровать, зрителям это не видно, артисты отвлекают их танцем. Потом занавес улетает, Маша оказывается в своей спальне и просыпается в постели.
«Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Золушка», «Баядерка» — сложные балетные постановки, с большим объемом декораций. Например, в «Баядерке» приходиться хитрить, чтобы спрятать за кулисами механического слона (теснота нашей сцены всем известна), для этого изготовили дополнительную кулису, чтобы появилась возможность безболезненно его зарядить, посадить на него артиста, и он выполнил свое дефиле по сцене, покачивая головой.
Я стараюсь почти всегда сопровождать «сложный» спектакль на гастролях. Перед тем, как наш спектакль едет на гастроли, нужно адаптировать декорации к условиям новой сцены, рассмотреть все ее возможности. Есть спектакли, которые могут «не встать» в другом театре без дополнительных приспособлений, оборудования и даже дополнительных декораций.
После того, как адаптация сделана, декорации пакуют и готовят к отправке. Если гастроли в рамках одного континента, то их отправляют железнодорожным или автотранспортом. В Европу — обычно фурами, но есть один нюанс: европейские театры обычно находятся в центре старинных городов, где очень узкие и извилистые улочки. Поэтому декорации везут в автомашинах с прицепом (длина кузова фургона и прицепа 6-8 метров), для повышения мобильности, а длинномерные «фуры» не используют, иначе на окраине города декорации придется перекладывать в маленькие фургончики и только тогда доставлять в театр.
Если гастроли на другом континенте, то отправляем морем. Так до Бахрейна декорации добираются минимум два месяца и обратно та же история. Такие гастроли «забирают» спектакль из репертуара театра почти на полгода, а то и больше, в зависимости от места проведения гастролей.
На гастроли в Бахрейне, поскольку ислам — государственная религия этой страны, нашим артистам шили специальные нарукавники, чтобы скрыть открытые участки тела, в частности, обнаженные руки. А в Омане шили комбинезоны: открытым было только лицо. Это очень строгая мусульманская страна, где колготки не считаются верхней одеждой. Показывали балет «Бахчисарайский фонтан», где в декорационном оформлении есть античные статуи. Дабы не исключать их из сценографии, пришлось сшить дополнительно накидки, скрывающие их скульптурную наготу.
Ранее в театральном проекте: капельдинер Театра-Театра Михаил Коняев рассказал ТЕКСТу о разговорах зрителей, находках после спектаклей и запрещенных видеосъемках.
Строитель по образованию, он и не думал, что будет работать в театре. В середине 90-х проектный институт, где он трудился, «разваливался»: это была общая тенденция того времени. Воспользовавшись предложенной вакансией, он перешел на должность главного инженера в Пермский ТЮЗ.
Оказалось, что проектировать (разрабатывать) декорации и претворять идеи в жизнь на сцене ему тоже по силам. Сергей не скрывает — ему это очень нравится, и он безумно благодарен судьбе, предоставившей такую возможность. В 2012 году Теодор Курентзис, на тот момент художественный руководитель Пермской оперы, пригласил Телегина на должность технического директора Пермского театра оперы и балета.
фото Андрей Чунтомов
Сергей Телегин рассказал ТЕКСТу, когда на сцене становится жарко, где в театре находится трюм и зачем античным статуям на гастролях шили накидки.
Мне нравится, что в моей работе нет ничего повторяющегося, циклического, рутинного. Здесь всегда «бодрячок» и ненормированный рабочий день. Максимально задержался — это когда домой не ушел. Бывало, что оставался и ночевать в театре, а чтобы прилечь, есть кушеточка. И еще плед для маломальского комфорта. На выпуске спектакля забиваешь холодильник в кабинете продуктами, и это спасает тебя от голодной «смерти» до премьеры.
Иногда работаешь сутки напролет. Тогда вспоминаются студенческие годы. Потом копится недосып, и обычно, это уже после премьеры, отключаешься почти на сутки.
Я всегда наблюдаю за ходом спектакля, но не из зрительного зала — чаще всего нахожусь за кулисами или смотрю трансляцию из кабинета. Там по служебной связи слушаю, как подаются команды помрежем (помощником режиссера — прим. ред.), как они исполняются. Процесс спектакля волнительный, и есть сложные, заковыристые перемены <декораций> или положения в спектакле. Бывает, когда на острых, сложных моментах все проходит четко и слаженно, я, сидя в кабинете, аплодирую, а после спектакля благодарю коллег за профессионально, виртуозно выполненную работу.
Сцена театра напоминает корабль. Когда появились первые публичные (не придворные) театры в Европе, то на обслуживание спектаклей — работу, которую сегодня выполняют машинисты сцены — приглашали команду матросов. Это были самые востребованные люди на бирже труда! Так морская терминология перешла на сцену. Со временем все усовершенствовалось, но принцип работы с декорациями на сцене остался тем же: перемещение их при помощи канатов, обводных блоков и противовесов были позаимствованы из работы снастей парусных кораблей. Деревянный планшет сцены собран по палубной технологии. Это очень прочная конструкция, которая выдерживает нагрузку до 500 кг на квадратный метр. Пространство под сценой до сих пор имеет корабельное название — трюм. В Большом театре «трюм» глубиной 27 метров, а у нас — 4 метра.
«Ромео и Джульетта», фото Андрей Чунтомов
По своему составу механика сцены разных театров схожа друг с другом. Планшет сцены разделяет пространство, как зрительная черта. Все, что под ним, называется «нижняя механика», все, что выше — «верхняя механика». Верхняя — это штанкетные и индивидуальные подъемы, которые позволяют перемещать декорации наверх и вниз, софиты, на которых размещается сценические осветительные приборы, пожарный занавес и т. п., а нижняя — люки-провалы, плунжерные площадки, подъемно-опускные платформы и так далее.
Потянуть за канат и поднять декорацию сможет даже ребенок. Это не тяжело, система работает как весы. Если на одном конце каната висит декорация в 100 кг, то на другом конце, перекинутом через обводной блок, есть противовес той же массы, и эта система уравновешена. Поэтому, если потянуть за канат со стороны противовеса вниз или вверх, декорация, соответственно, будет подниматься или опускаться, а усилие прикладывается незначительное, ровно такое, чтобы уравновешенную систему вывести из состояния покоя и не более.
Те, кто у нас работают, высоты не боятся. Высота от планшета сцены до колосников (решетчатого настила над сценой — прим. ред.) составляет в нашем театре 21 метр, это семь этажей жилого дома. Вдоль стен коробки сцены расположены галереи и переходные мостики, по которым можно перемещаться по периметру сцены на разной высоте. Таких галерей — пять уровней. Нижний находится на высоте 9 метров от планшета сцены.
При монтаже сцены для балета укладывается специальное покрытие — балетный пол. Он имеет амортизирующее покрытие, которое смягчает нагрузку на суставы и бережет здоровье танцовщика. По верху балетного пола кладется танцевальный линолеум, отличается от обычного бытового тем, что его коэффициент расширения при нагревании незначительный, а это значит, что на нем при нагревании не появляются «волны и пузыри», о которые можно споткнуться. Для укладки не требуется время, чтобы он «вылежался и распрямился», балетный сразу готов к эксплуатации, как только его расстелили, и у его верхнего слоя есть противоскользящее покрытие, чтоб артистам было на нем безопасно и комфортно работать.
На сцене от света софитов бывает жара, как в Африке. При показе самого масштабного по постановочному свету спектакля — оперы Джузеппе Верди «Травиата» (режиссер Роберт Уилсон — прим. ред.) — пришлось ставить кондиционеры (иначе работать было просто невозможно) для «верховых», это машинисты сцены, которые работают наверху. Там было так жарко, что спецодежду можно было просто «выжимать» после репетиции или спектакля: температура воздуха на уровне рабочей галереи доходила до 40 градусов по Цельсию.
«Травиата», фото Люси Янш
Когда спектакль легкий в монтаже, то монтаж и показ спектакля проходит день в день: с утра начали монтаж, а вечером — спектакль. Например, это оперы «Евгений Онегин», «Синдерелла»; балеты «Дон Кихот» и «Жизель»
С профессиональной точки зрения мне нравятся технически сложные постановки. Когда после успешно реализованных сценических эффектов раздаются аплодисменты в зале, понимаешь, что это частично и в твой адрес: что в этом есть доля и моей заслуги, и всей моей невидимой зрителю команды профессионалов, безгранично преданных своему делу.
Самый продолжительный и сложный монтаж в нашем театре — оратория «Жанна на костре» Артюра Онеггера (режиссер Ромео Кастеллуччи — прим. ред.). На него ушло три дня. Это была копродукция, и первый показ проходил во Франции. Сцена Лионской национальной оперы больше пермской, конструкторы обещали, что все особенности нашей сцены будут учтены. По факту декорационный павильон оказался шире нашей сцены. Мы ухитрились с незначительными вмешательствами в конструкцию все втиснуть в нашу сцену. Французы, которые приезжали к нам на монтаж спектакля, были потрясены.
В балете «Щелкунчик» используется занавес «Кабуки». Это занавес из черного эксельсиора (невесомой ткани — прим. ред.), который улетает в кулису со скоростью 10 м/с. Каждый раз при его использовании переживаешь: лишь-бы только артист на него случайно не наступил! Сперва за этим прозрачным занавесом происходит перемена: устанавливают комнату Маши и кровать, зрителям это не видно, артисты отвлекают их танцем. Потом занавес улетает, Маша оказывается в своей спальне и просыпается в постели.
«Баядерка», фото Антон Завьялов
«Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Золушка», «Баядерка» — сложные балетные постановки, с большим объемом декораций. Например, в «Баядерке» приходиться хитрить, чтобы спрятать за кулисами механического слона (теснота нашей сцены всем известна), для этого изготовили дополнительную кулису, чтобы появилась возможность безболезненно его зарядить, посадить на него артиста, и он выполнил свое дефиле по сцене, покачивая головой.
Я стараюсь почти всегда сопровождать «сложный» спектакль на гастролях. Перед тем, как наш спектакль едет на гастроли, нужно адаптировать декорации к условиям новой сцены, рассмотреть все ее возможности. Есть спектакли, которые могут «не встать» в другом театре без дополнительных приспособлений, оборудования и даже дополнительных декораций.
После того, как адаптация сделана, декорации пакуют и готовят к отправке. Если гастроли в рамках одного континента, то их отправляют железнодорожным или автотранспортом. В Европу — обычно фурами, но есть один нюанс: европейские театры обычно находятся в центре старинных городов, где очень узкие и извилистые улочки. Поэтому декорации везут в автомашинах с прицепом (длина кузова фургона и прицепа 6-8 метров), для повышения мобильности, а длинномерные «фуры» не используют, иначе на окраине города декорации придется перекладывать в маленькие фургончики и только тогда доставлять в театр.
Если гастроли на другом континенте, то отправляем морем. Так до Бахрейна декорации добираются минимум два месяца и обратно та же история. Такие гастроли «забирают» спектакль из репертуара театра почти на полгода, а то и больше, в зависимости от места проведения гастролей.
На гастроли в Бахрейне, поскольку ислам — государственная религия этой страны, нашим артистам шили специальные нарукавники, чтобы скрыть открытые участки тела, в частности, обнаженные руки. А в Омане шили комбинезоны: открытым было только лицо. Это очень строгая мусульманская страна, где колготки не считаются верхней одеждой. Показывали балет «Бахчисарайский фонтан», где в декорационном оформлении есть античные статуи. Дабы не исключать их из сценографии, пришлось сшить дополнительно накидки, скрывающие их скульптурную наготу.
Ранее в театральном проекте: капельдинер Театра-Театра Михаил Коняев рассказал ТЕКСТу о разговорах зрителей, находках после спектаклей и запрещенных видеосъемках.