Мост в вечность
Писатель Александр ЛАПИН известен широкому кругу читателей в первую очередь благодаря романам «Русский крест» и «Святые грешники». Теперь вышел в свет роман «Крымский мост», написанный в тех же традициях. Обозреватель «АН» поговорил с писателем о новой книге, о современных событиях исторического масштаба, на фоне которых она появилась, о духовных исканиях и о нашем будущем. – В ПРЕДИСЛОВИИ к новому роману вы сразу же разъясняете: «Эта книга – вовсе не о строительстве Крымского моста, как может показаться из названия. Для меня это просто символ, воплощённый в реальности образ пути над бездной, который необходимо пройти, чтобы понять, кто ты и в чём твоё предназначение». Вернув себе Крым, наш народ сделал первые шаги по этому духовному пути, так? – Мы сделали шаги, касающиеся нашего внутреннего самоощущения. Всякий народ, как и человек, живёт не только материально, но и духовно. У каждого народа есть свои комплексы, скелеты в шкафу. Главный психологический эффект от случившегося – мы вернулись в состояние победителей. С 1991 года Россия постоянно оправдывалась перед Западом за свою историю, пыталась выглядеть «толерантно», «цивилизованно». Крымские события подтолкнули русских к тому, чтобы осознать себя, как минимум, нормальным народом, а как максимум – народом-победителем. Когда в 2000 году я перебрался из Москвы в Воронеж и начал вести на региональном телевидении программу «Русский вопрос», меня спрашивали, зачем это нужно и что вообще такое – русский вопрос. Из прокуратуры меня предупредили, что не надо употреблять слово «русский», надо говорить «россиянин». Мол, мы вас проверили, вы не экстремист, но на всякий случай мы вас предупреждаем… Сейчас к русской теме совсем другое отношение. И частично это связано именно с 2014 годом, когда стало ясно, что уже невозможно препятствовать русским в проявлении национального самосознания. – В романе вы даёте такой образный ряд: Санкт-Петербург – мозг России (интеллектуальный центр), Москва – сердце (пересечение транспортных, финансовых артерий), Урал – хребет (промышленный центр), а Крым – душа. Почему душа? – Это место, где сосредоточены основные духовные силы России, коренящиеся в Византии. Здесь, в Херсонесе, князь Владимир принял крещение. Отсюда пошла наша ментальность, причём буквально, – потянулись обозы в Киев вместе с книгами, священниками, константинопольскими обычаями и этикетом. До этого Русь пребывала в несколько упрощённом состоянии. Произошло преображение, по масштабам аналогичное тому, как Пётр Первый привносил в Россию реалии Запада. Крым дал импульс – и это продолжается по сей день. Видимо, неслучайно он достался нам такой ценой, такой кровью. Пришлось воевать за него столько раз! И при Иване Грозном, и при Петре, и при Екатерине, и, собственно, в Крымскую войну, а потом и в Великую Отечественную. Если о храмах говорят «намоленные», то о Крыме можно сказать, что в него вложена уйма духовных сил нашего народа. – Нашего сверхнарода, как вы его называете. -Я использую это слово вслед за философом Даниилом Андреевым. Да, мы сверхнарод – и по численности, и по вкладу в мировую культуру, и по влиянию на мировую историю. – Вы подчёркиваете, что возвращение Крыма было в первую очередь волей русского народа и лишь потом волей президента… -Безусловно! Если бы этого не произошло – наступило бы дикое разочарование народа во власти. Оно постепенно росло, расползалось. В 2011 году я выводил людей на улицы Воронежа в поддержку Путина, показывая политическим оппонентам, что мы не позволим за нас решать, кто должен быть российским лидером. А между тем с 2011 до 2014 года не происходило ничего, что могло бы повысить рейтинг президента. Если бы Россия сдала своих людей на съедение бандеровцам – всё, рейтинги поддержки рухнули бы. Вопрос стоял так: либо Путин возьмёт крымчан под свою защиту, либо население России больше не выйдет на улицы в его поддержку. А ведь революция происходит именно тогда, когда люди не хотят защищать действующую власть. Вспомните 1991 год. Я был возле ЦК КПСС, когда их гнали пинками. Ни один человек не вступился. – Один из ваших героев говорит: «Мы эти двадцать два года находимся под либеральным игом, которое не лучше монголо-татарского. Оно высушило душу народа. А если вернём Крым – возможно, всё пойдёт по-другому». Пять лет назад многим казалось, что «крымская весна» станет отправной точкой для перерождения российского правящего слоя. И что мы видим теперь? Впервые в нашей истории повышен пенсионный возраст, утверждённый без малого сотню лет назад, в 1932 году. – Повышение пенсионного возраста заслуживает особенной критики, поскольку наши люди физически изнашиваются и умирают раньше, чем в Европе. Сейчас, спустя пять лет после крымских событий, я и сам сильно разочарован: мы не воссоздали Новороссию, не присоединили Донбасс, не выстроили внятных отношений с Украиной. Может быть, это вопрос будущего, вопрос дальнейших поколений. Не стоит впадать в пессимизм и говорить, что наши надежды рухнули. Роман «Крымский мост» я заканчиваю на том месте, где он должен быть закончен, – на моменте общенародного подъ- ёма. Сейчас я работаю над другим романом, и он, похоже, будет в значительной мере посвящён обманутым надеждам. Однако «Крымским мостом» я хочу навсегда закрепить в нашей памяти ту весну, те мысли, тот восторг, когда посреди безвременья русский народ сумел подняться над своими проблемами, проявить единую волю, сделать этот серьёзный шаг и убедиться, что мы не мусор истории. – Герой «Крымского моста» – советский морской офицер, после наступления капитализма ставший успешным предпринимателем. Внезапно жизнь толкает его к тому, чтобы всё начать сначала, переосмыслить. География романа широка: Петербург, Дельфы, ханский дворец в Бахчисарае, храм масонов в Лондоне, монастырь на Афоне… и, наконец, киевский майдан и крымское ополчение. На ум пришёл Пьер Безухов: тоже духовные искания, тоже встреча с масонами, тоже горячая точка… – Я провожу другую параллель – с российским императором Александром Первым. Больше того, герой является его реинкарнацией (согласно буддизму и ряду других верований, личность после смерти рождается в новом теле и, как правило, не помнит себя прежнюю. – Прим. «АН»). Если человек себя не преодолел, то в новой жизни он снова оказывается перед выбором и должен выработать в себе те качества, которые не выработал в жизни прошлой. Я имею в виду ту слабину, которую дал Александр Первый. После 1812 года он не оправдал надежд народа. Александр должен был совершить рывок, преодолеть косность дворянства, отменить крепостное право. Но ему не хватило духу. Мягок характером, не рискнул. Он был в силах сделать для страны всё – и не сделал ничего. И вот тогда-то Россия начала катастрофически отставать. Когда реформы провёл Александр Второй, было уже поздно. Образовался слой людей, которые, вместо того чтобы работать, строить, поднимать промышленность, учиться и учить, заниматься наукой, – выпали в осадок, стали критиками режима. Народовольцы, бомбисты… Остановить это было уже нельзя, к сожалению. Пример Александра Первого соотносится и с нынешней нашей ситуацией. Сидим и рассуждаем: хорошо бы, чтоб у нас была сменяемость власти, гражданское общество и так далее, – но слова остаются словами, и Россия опять тормозится в развитии. Попробовала бы, например, французская власть задеть сегодня своего гражданина. Французам не урежешь свободы, не запретишь выходить на улицы… – Так сверхнарод ли мы? – В историческом масштабе – да. Люди часто недовольны реалиями страны своего времени, но народ нужно рассматривать в целом. Русские тысячу лет живут на земле, где семь месяцев в году топить надо. Помню, когда только переехал из столицы, я не мог проехать, причём на джипе, в свою деревню, что в 30 километрах от Воронежа. Звонишь в район, просишь помочь, а тебе говорят: у нас бензина нет! Я сажаю людей на снегоход, они везут в райцентр бензин, там этим бензином заправляется казённый транспорт и едет пробивать дорогу в нашу деревню. Это ли не подвиг русского народа – выжить в таком климате?! И не просто выжить, а построить огромную империю! Другое дело, что чрезмерно увлекаться империализмом и великодержавием тоже не стоит. Советское великодержавие, подчинив себе полмира, подавило все остальные проявления народной души. Оно высосало соки из русского народа. Мы с головой втянулись в гонку вооружений, положили на алтарь державности все свои духовные, материальные, эмоциональные ресурсы – и страна развалилась. Теперь опять начинаются проявления империализма, например: наше руководство даёт задание помочь газифицировать Киргизию. У нас собственная страна газифицирована только на 68% и прибавляет лишь по 1% в год – деревни не отапливаются! Я в своём углу делаю что могу. Но таких случаев мало. Может, пора уже вспомнить о собственном народе и направить газовые потоки внутрь страны? Вместо этого мы лезем непонятно куда. «Роснефть» вложила в Венесуэлу 16 млрд долларов, а теперь мы, не желая потерять эти деньги, направляем туда военных… – В предисловии к роману вы говорите: «Все мои книги так или иначе посвящены самой важной проблеме из всех, которые приходится решать человеку на протяжении жизни. Это поиск ответа на вечный вопрос: для чего ты пришёл в этот мир?» Вы пытаетесь подсказать читателю ответ или же подталкиваете к самостоятельному поиску? – В первую очередь я задаю этот вопрос самому себе. Человек точно приходит в мир не для того, чтобы покушать и, простите, посетить сортир, – такая пустая жизнь лишена какого-либо смысла. Я считаю, человек должен реализоваться. Как в той библейской притче, где трём рабам дали по таланту (денежная единица. – Прим. «АН»). И двое пустили их в дело и приумножили, а третий закопал свой талант в землю. Если Господь дал человеку талант, а человек зарыл его, то этот человек не реализовался. Только реализовавшись, можно стать счастливым. – А вы – счастливый человек? – Да. Я добился всего, чего хотел. Прошёл в «Комсомольской правде» путь от собкора по Казахстану до одного из руководителей газеты. Потом решил, что хватит работать на дядю, и начал новую жизнь в Воронеже, открыл здесь свой медиабизнес. А потом занялся литературной деятельностью, построил дом в деревне и переехал туда. Иногда тебе кажется, что твои усилия бессмысленны, но это лишь временно. Например, в течение десяти лет я мучил себя вопросом: зачем я восстановил в деревне церковь, если в ней не задерживается ни один священник, если она пустует и никому не нужна? Ходил к митрополиту. И спустя десять лет наконец появился батюшка, который сделал храм ещё лучше. Сегодня там народу видимо-невидимо – и душа моя радуется. Сергей РЯЗАНОВ