Наум Коржавин: причуды судьбы
В 2018 году в США умер Наум Моисеевич Коржавин (настоящая фамилия – Мандель). Тот, кто знал его творчество, конечно, заметил его уход. Но чем дальше от Москвы, тем реже звучало его имя. А он оставил свой след даже на Урале.
Коржавин родился в Киеве в 1925 году. Спустя годы вспоминал: «Когда я начал сознательно воспринимать жизнь – как я уже говорил, это произошло году в 1932-1933... Авиация уже была, и давно, даже коммерческая, но в жизни она еще не ощущалась… Летчики от нас были также далеки, как наркомы. Постепенно переставали казаться небожителями шоферы, которых еще недавно почтительно называли механиками… Радио уже дошло до Киева, отец собрал маленький детекторный приемник... Психологически с той поры, с которой связано пробуждение моего сознания и начало моей биографии, мы пережили несколько эпох». Именно так шло его первоначальное осознание себя как личности. Такое случается с одаренными людьми, вспышка в памяти – это и было начало его предназначения.
Как и все советские дети, он хотел ловить шпионов. «Очень скорбел, что живу не на границе, – вспоминал он, – где, судя по пионерским газетам, юные пионеры чуть ли не ежедневно ловили шпионов-нарушителей». А еще он увлекся Маяковским. В 11 лет прочитал книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». Живя уже в Америке, он скажет, что «в литературном отношении этот роман стоит выше, чем многие мастеровитые книги позднейшего периода».
Перед войной Наум был исключен из школы из-за конфликта с директором – так обычно пишут в разных источниках, но конфликт произошел с завучем. Это было начало последнего предвоенного учебного года. О том, что на самом деле произошло, он напишет много лет спустя: «Кто-то из задней шеренги, балуясь, неожиданно толкнул меня в спину, и я упал на идущего впереди, чем вызвал очередной взрыв смеха». Завуч подозвал его к себе и велел ему идти домой, в демонстрации участвовать запретил. Наум не послушался и встал в строй. Утром он был снят с уроков и исключен из школы.
Естественно, он возмущался. Его направили в гороно, а затем перевели в другую школу. Как видим, уже в подростковом возрасте Наум демонстрировал своевольный характер. Может, это почерк утверждающейся личности? Почерк развивающегося поэта? Наверное. Плюс революционное вмешательство, бунтарство школяра, неудержимая от природы натура, мальчишеская самоуверенность – одним словом, зарождающийся юношеский максимализм. Его новая классная руководительница была учительницей географии, очень требовательной. А в июле Наум уже легко применял полученные на ее уроках знания во время эвакуации – начавшаяся война заставила его семью покинуть родной город. Прежде чем киевляне доехали до Урала, они проехали полстраны, попадали под бомбежки. С приездом на Урал Науму стало не до максимализма.
«Ранние коржавинские стихи удивительны, абсолютно ни на кого не похожие, – утвеждала в своей статье «Очень верилось в его бессмертие» Зоя Ерошок, – они не детские, не юношеские, а взрослые, внятные, определенные, беспредельно талантливые...» В 1941 году он написал, например, вот это о довоенном восприятии себя и мира вокруг:
Так в памяти будет: и Днепр, и Труханов,
И малиновый весенний закат…
Как бегали вместе махали руками,
Как сердце мое обходила тоска.
Зачем? Мы ведь вместе. Втроем. За игрою.
Но вот вечереет. Пора уходить.
И стало вдруг ясно: нас было не трое,
А вас было двое. И я был один.
В «Книге памяти: эвакуированные на территорию Челябинской области в годы Великой Отечественной войны» о поэте и его матери нашлись сведения: «Мандель Наум Моисеевич 1925 года рождения, национальность – еврей, до эвакуации место жительства – УССР, Киев, место эвакуации – Челябинск, поселен в барак, 57; Гинзбург Анна Наумовна 1887 года рождения, национальность – еврейка, до эвакуации место жительства – УССР, Киев, место работы – поликлиника, (зубной врач), место эвакуации – Челябинск, поселена в барак, 57». Об отце Наума пока, видимо, не внесены данные. Отец (Моисей Мандель) в Киеве был переплетчиком.
Семья киевлян в 1941 году попала в город Сим (родина известного физика И.В.Курчатова, родился здесь в 1903). Сим – старейший город уральской металлургии. Основан в 1759 году купцами как поселок. Здесь построили Симский железоделательный завод. В советские годы завод выпускал агрегаты для гражданской и военной авиации. Сюда в годы Великой Отечественной войны эвакуировали московские агрегатные заводы № 132 и № 444. И был образован Симский механический завод № 132. Сим получил статус города районного подчинения в 1942 году.
Город с уникальной историей! А какие места! Завораживают. Вокруг древнейшие горы! В 1945 году Наум о Симе написал стихотворение, в котором прослеживается раннее его увлечение Маяковским, но оно не о красоте уральской, да и сам стихотворец уже не был в эвакуации:
Что для меня этот город Сим?
Он так же, как все, прост.
Но там я впервые встретился с ним,
Вставшим во весь рост.
У этой встречи не было дня,
Не определить дат,
Но он не оставит уже меня,
Наверное, никогда.
Особых примет у него нет,
Ведь он подобен лисе.
Но это ведь он устроил банкет,
Когда голодали все.
А затем на вопросы, сверху вниз
Отвечал, улыбаясь, слегка:
У нас, товарищи, социализм,
А не коммунизм пока…
Я знаю его, он мой личный враг,
И, сам не стремясь идти,
Он отравляет мне каждый шаг
На трудном моем пути.
Он мастер пугающих громких фраз
И ими вершит дела,
И всех, в ком он видит хозяйский глаз,
Глушит он из-за угла.
Но наши пути все равно прямы,
И буден он кончен сам…
Потому, что хозяева жизни – мы,
А он – присосался к нам.
В Москве, как видим, он вновь обрел самоуверенность, и его неудержимый характер набирал силу, но вернусь в годы эвакуации.
Десятилетку Наум завершил в Челябинской области в 1942 году экстерном (в Киеве успел окончить 8 классов). Конечно, он не понял многого об Урале. Для него это было не так страшно и важно. В Киеве он жил в другом обществе. Переключиться школьнику сразу на историю целого заводского региона было невозможно. Чтобы понять Урал, надо здесь родиться, надышаться заводским воздухом или прожить тут не один десяток лет. Это хорошо объяснил писатель Алексей Иванов: «Горнозаводская цивилизация» – хорошо уравновешенная поэтическая фраза. Но это не фигура речи, а точная формула уральской региональной идентичности. Как высчитываются подобные формулы? Для освоения каждого региона определяют свой наиболее эффективный тип хозяйства. Например, на русском севере – промысловые артели, а на русском юге – казачьи станицы. В центре России – крестьянские общины. Урал же эффективнее всего осваивается промышленностью – горными заводами… Горный завод – главная структурная единица Урала. Промышленный Урал состоял из горных заводов, как держава – из городов. Всего было возведено около 250 горных заводов. …А на горных заводах главным святым был Симеон Верхотурский».
Как видим, все на Урале для Наума было иным, и святой здесь был свой, хотя о святости начинающий поэт еще и не думал. Работа в качестве литературного сотрудника в симской газете «За победу», конечно, пошла ему на пользу, укрепила его творческие способности. Но он пытался влиться в трудовые ряды, насколько это у него получалось. «Война там не кончилась для меня, – вспоминал он об этом времени. – Я очень, как все мои сверстники, хотел пойти в армию, но в армию меня долго не брали (был близорук)! Я работал на заводе, и в газете, и так просто, хотя особыми талантами не отличался, в смысле работы на станке…»
В 1942 году Коржавиным было написано стихотворение об Аше (Южный Урал). Зачем поэт ездил в Ашу? Завод в Аше был основан в 1898 году управляющим Симским горным округом – инженером А. И. Умовым. Первая доменная печь была пущена в 1900. Город основали братья Николай и Иван Балашевы, владельцы Симского горного округа. Чугуноплавильный завод и поселок были выстроены на Самара-Златоустовской железной дороге, которая начала действовать в 1890-е годы. Станция носила название Аша-Балашево (так же именовали завод и поселок), потом – Вавилово… Затем – Аша. До 1924 года Аша входила в Симский горный округ (Уфимская губерния), а в 1933 стала центром Миньярского района. Теперь все понятно: заводы Сима и Аши были с самого начала крепко связаны владельцами своими и по роду производства, в советские годы – по роду производства:
Ночь. Но луна не укрылась за тучами.
Поезд несется, безжалостно скор…
Я на ступеньках под звуки гремучие
Быстро лечу меж отвесами гор.
Что мне с того, что купе не со стенками:
Много удобств погубила война,
Мест не найти – обойдемся ступеньками,
Будет что вспомнить во все времена.
Ветер! Струями бодрящего холода
Вялость мою прогоняешь ты прочь.
Что ж! Печатлейся, голодная молодость.
Ветер и горы, ступеньки и ночь!
Молодой поэт заметил Уральские горы, их отвесы, а ветер, который не давал ему заснуть на ступеньках вагона, он ощущал, думаю, и много лет спустя. Голодная молодость – самое сильное впечатление тех лет. Голодали все – все уходило на фронт, для победы, работали и держались.
А эти сведения тоже о том же времени, но из протокола допроса Наума (26 февраля 1948 года): «С октября 1942 года я устроился работать в цех этого завода фрезеровщиком, параллельно работал в редакции газеты. В этих должностях работал до сентября–октября 1943 года, затем был призван в Советскую армию». Глотнуть дымного воздуха в Симе все-таки успел киевлянин.
В армии Наум Коржавин попал в 384-ый Запасной стрелковый полк, который размещался в Камышлове (Свердловская область). Прослужил недолго, всего два месяца. Камышлов так и остался для Наума незнакомым городом, он его практически не видел. Камышенская слобода возникла здесь еще в 1668 году. В 1687 ее переименовали в Камышловскую, через нее проходил Сибирский тракт. В середине XIX века в здесь действовали паточный завод и полотняная фабрика. В декабре 1885 года была сдана в постоянную эксплуатацию железная дорога от Екатеринбурга в сторону Тюмени, она прошла через Камышлов. Город превратился в крупнейший хлеботорговый центр на Урале. Перед войной (1939) в нем проживало 17,5 тысяч человек. В годы войны на базе диатомитового комбината и эвакуированных сюда Ленинградского изоляторного завода и завода «Фарфорист» возник завод «Урализолятор». Первую продукцию завод выдал в 1942 году. Известно, что из Камышлова и района на фронт ушли 2,5 тысячи добровольцев, а всего 18 тысяч человек.
Из армии Наум был уволен по болезни (порок сердца). Камышлов ушел в прошлое. Голод, суровый уральский климат, учеба, работа сутками подорвали здоровье Наума, да еще и близорукость – мечта о фронте не осуществилась. Он был направлен в Егоршинский район, работал на шахте чернорабочим. Егоршинский повыток появился в XVII веке, назван был по имени беломестного казака Егора Кожевина, Егорши. Повыток положил начало деревне Егоршинской. Деревня стала селом Егоршино в 1864, когда в ней появилась церковь.
Каменный уголь здесь был найден в 1871 году. Его добывали в шахтах. После революции шахты национализировали, создали «Национальный округ камнеугольных копей» («Егоркопи»). В 1939 году округ был преобразован в трест «Егоршинуголь» (здесь запустили первую врубочную машину). В этот трест направили Наума. В годы Великой Отечественной войны артемовские горняки (в 1938 имя революционера Артема было дано городу, который образовался при слиянии нескольких сел и поселков) увеличили добычу угля. Шахтоград – так часто называли город. Но не хватало рабочих рук – многие шахтеры ушли на фронт. Направляли сюда 16-17 летних подростков после обучения в ФЗО, переводили золотодобытчиков, в конце 1942 года прибыл первый эшелон трудоармейцев из Сибири. Людей размещали, где придется, сооружая двухъярусные нары. Наум Коржавин работал и жил не в лучших условиях. В 1943 году он написал это:
От судьбы никуда не уйти,
Ты доставлен по списку, как прочий.
И теперь ты укладчик пути,
Матерящийся чернорабочий.
А вокруг только посвист зимы,
Только поле, где воет волчица,
Что бы в жизни ни значили мы,
А для треста мы все единицы.
Видно, вовсе ты был не герой,
А душа у тебя небольшая,
Раз ты злишься, что время тобой,
Что костяшкой на счетах играет.
В 1944 году Коржавин уехал в Москву. А в этом же году звание Героя Советского Союза получил камышловец Степан Черепанов. Он был студентом УПИ (Уральский политехнический институт), добровольцем ушел на фронт, окончил ускоренный курс артиллерийского училища, участвовал в освобождении многих советских городов и родного города Коржавина – Киева. Погиб Черепанов в Венгрии в 1944 году. Такие в жизни случаются перекрестки человеческих судеб.
Наум поступил в Литинститут имени А.М.Горького со второй попытки в 1945 году, но в конце 1947 был арестован и 8 месяцев провел на Лубянке, затем был выслан: до 1951 находился в ссылке в сибирской деревне Чумаково. За что же его арестовали? За стихотворение о Сталине («не понимавший Пастернака, суровый, жесткий человек...»).
Затем Наум Коржавин находился в Караганде, где в 1953 окончил горный техникум и получил специальность игтейгера (мастер, ведающий рудничными работами). В 1954 по амнистии вернулся в Москву. На жизнь зарабатывал переводами. В 1956 был реабилитирован и смог продолжить учебу в Литературном институте, который окончил в 1959. Изредка публиковал стихи в различных журналах. Первая значительная его подборка (16 стихотворений) появилась в 1961 в сборнике «Тарусские страницы». Она привлекла внимание читателей. В 1963 вышел сборник «Годы» (стихи 1941-1961 под редакцией Евгения Винокурова).
Но большая часть стихотворений поэта ходила в списках, издавалась в Самиздате. Анна Ахматова в 1965 году, отвечая журналисту («Вопросы литературы»), говорила не только о своих планах, но и о поэзии вообще, среди неоцененных поэтов она назвала Наума Коржавина. Она его читала и следила за его поэтической судьбой. А поэту было невыносимо трудно.
Он начал пробовать свои силы в драматургии. В 1967 его пьеса «Однажды в двадцатом» была поставлена в Театре им. К.Станиславского. В 1966-1967 он участвовал в движении прогрессивной интеллигенции. После этого его перестали печатать. В мае 1969 года Н.Коржавин принял участие в Ахматовских чтениях в США, прибыл с делегацией московских литераторов. В своем докладе «Классика и авангард» он говорил об иерархии ценностей в искусстве. А в 1973 он подал заявление на выезд из страны, объявив причину: «нехватка воздуха для жизни». Уехал Коржавин в США, в Бостон.
Известно, что в 1974 он входил в редколлегию журнала «Континент». Много выступал в американских университетах. Два сборника стихов – «Времена» (1976) и «Сплетения» (1981) – вышли во Франкфурте-на-Майне (Германия). Перу Коржавина принадлежат также статьи и очерки – «Опыт поэтической биографии» (1968), «Судьба Ярослава Смелякова». В 1991 вышла его книга «Письмо в Москву» (стихи и поэмы); в 1992 – «Время дано» (стихи и поэмы).
Отъезд из страны отделил его от многих, но о нем помнили всегда. Например, Виктор Юхт в своей статье «Воскрешенные судьбы» сообщал: «Взламывается лед молчания, до недавнего времени сковывавший судьбы И.Бродского и Н.Коржавина, А.Солженицына и В.Некрасова…» Не забывали о поэте упоминать и в вузовских учебниках: «Наиболее четко выделяется поколение поэтов Великой Отечественной войны, но у них менее всего можно говорить о принадлежности к одной из трех главных поэтических традиций (Михаил Кульчицкий, Павел Коган, Давид Самойлов, Борис Слуцкий, Александр Межиров, Евгений Винокуров; несколько особняком – Наум Коржавин)». Его считали всегда и считают сегодня в литературных кругах русским писателем (он сам так о себе говорил), переводчиком, драматургом, мемуаристом, в политических кругах его называли либералом и государственником, демократом и империалистом.
В последние годы поэт часто приезжал в Россию, но жил в США.
Надежда ЛЫСАНОВА