Ефим Курганов. "Анекдоты о писателях"
Ефим Курганов - доцент русской литературы Хельсинкского университета. Автор книг: “Литературный анекдот пушкинской эпохи” (Хельсинки , 1995), “Анекдот как жанр” (СПб., 1997), “Опояз и Арзамас” (СПб., 1998), “Сравнительные жизнеописания. Попытка истории русской литературы” (2 тома; Таллин, 1999), “Василий Розанов и евреи” (СПб., 2000),и “Лолита и Ада” (СПб., 2001), “Похвальное слово анекдоту” (СПб., 2001), “Роман Достоевского “Идиот”. Опыт прочтения” (СПб., 2001), “Анекдот-символ-миф” (СПб., 2002), ""Русский Мюнхгаузен": Реконструкция одной книги, которая была в свое время создана, но так и не была записана" (М., 2017), "Анекдот и литературно-придворный быт (на материале русской жизни пушкинского времени)" (М., 2018) и др.
АНЕКДОТЫ О ПИСАТЕЛЯХ
(вводный очерк)
1
Существует расхожее представление о древности жанра анекдота, в частности, о том, что он сложился еще у древних греков. Хочу сразу же сказать, что для этого популярного представления нет ни малейших оснований. Античный мир такого жанра просто не знал. Теперь, задним числом, можно выискать у некоторых греческих и римских авторов некоторые тексты, которые можно квалифицировать как анекдоты, с нынешней точки зрения. Вот, например, фрагмент из книги Диогена Лаэртского «Когда он (Диоген – Е.К.) грелся на солнце в Крании, Александр (Македонский), остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь». Диоген отвечал: «Не заслоняй мне солнца» (Диоген Лаэртский. О жизни учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986, с. 226). Перед нами вполне как будто анекдот, не правда ли? Но все дело в том, что автор об этом вообще не ведал. И можно ли считать книгу Диогена Лаэртского собранием анекдотов? Ни в коей мере, какие бы мы ни делали манипуляции с античными текстами.
Да, в основе термина «анекдот» лежит древнегреческое слово (анекдота – неизвестный, неизданный), но самый жанр сложился гораздо позднее, и отнюдь не в античности. В середине шестого столетия христианской эры секретарь полководца Велизария и официальный историк Византийской империи Прокопий Кесарийский написал сочинение, выполненное в стиле псогос (хула, поношение), и посвященное нравам императора Юстиниана и императрицы Феодоры). Написал и тут же припрятал, ибо обнародование этого труда сулило ему смертельные неприятности. Названия сие сочинение историка не имело никакого. В конце десятого столетия в византийском лексикографическом словаре появилась статейка о крамольном опусе Прокопия Кесарийского, который был условно обозначен, как неизданный (анекдота).
Но и тут еще новый жанр не был объявлен, да его и не было еще и в помине, и составители византийского словаря ничего об этом жанре не ведали. Затем наступил перерыв в несколько столетий. Список с рукописи Прокопия Кесарийского был обнаружен в начале семнадцатого столетия и издан в Лионе в 1623 году. Условное название, данное этой рукописи византийскими лексикографами, только с этого времени стало законным и окончательным. На латынь это название было переведено, как «Тайная история». Название, может, и не слишком точное, но совершенно не случайное.
Все дело в том, крамольный труд Прокопия Кесарийского в течение многих столетий не просто не был издан, но даже не подлежал печати. Интересно и показательно, что и в 1623 году не решились опубликовать полный текст «Тайной истории». Наиболее крамольные куски распространялись тогда в рукописи меж учеными и антикварами, смаковавшими анекдоты византийского историка, которые не попали в печать. Об этом есть прекрасная статья Марии Неклюдовой «О целесообразности лакун («Тайная история» в переписке гуманистов 16-17 вв.)» (см. выпуск альманаха «Адам и Ева» за 2013 год). Данная коллизия, связанная с публикацией «Тайной истории», возникла отнюдь не случайно. Объясню, - почему. Настоящий анекдот жив, пока он не может быть опубликован. А если он появляется в печати ( как нынче, - в газетах, журналах), это говорит только о том, что анекдот уже мертв и представляет собой чисто историческое явление, археологический что ли реликт.
Пока анекдот нужен и важен, он печати никоим образом не подлежит. Анекдот, выдержанный в пределах политеса, - это нонсенс. Так что печатание анекдотов в газетах – это плохой знак, фактически это отходная по анекдоту. Или же это не анекдот, а нечто, только маскируемое под анекдот. Такое уже не раз бывало (например, в прессе пушкинского времени).
Настоящий анекдот надобно извлекать из записок, частной переписке и дневников, которые долго утаивались от посторонних взоров. Но вернемся сейчас к судьбе «Тайной истории» Прокопия Кесарийского. Даже и после ее первой публикации в 1623 году жанр анекдота фактически еще не был четко обозначен, определен, хотя некоторые контуры его уже проявились. Издание « Тайной истори» давало некоторый стимул. Фактически к анекдотам имело отношение то, что было выпущено из печатного издания. Жизнь жанра на самом деле только предощущалась.
2
В 1685 году французский историк Антуан де Варийас опубликовал книгу «Флорентийские анекдоты, или тайная история дома Медичи». Это был заказ Кольбера, данный Варийасу еще в 1662 году. Но книга вышла тольеко через 22 года, причем, во Франции ее издать было просто невозможно – во Франции она печати не подлежала. В предисловии Антуан де Варийас сформулировал законы нового жанр, а сам жанр определил, как анекдот. Так что полноценная история этого жанра начинается с 1685 года. Издание «Тайной истории» Прокопия Кесарийского явно запустило «некий творческий процесс. И термин «анекдот» стал мелькать то тут, то там, и буквально сразу же. В том же в 1723 году в Амстердаме (во Франции это было невозможно сделать) появилась книга «Произведение господина де Сегрэ, содержащее мемуары-анекдоты, где находится множество примечательных подробностей, касающихся персон двора и литераторов того времени». И это только один из примеров.
Перейдем наконец-то к анекдотам о писателях и попробуем выяснить, когда же они появились. В 1659-м году литератор Таллеман де Рео, всегдашний посетитель знаменитого салона маркизы де Рамбуйе, закончил свой грандиозный труд « Historietts». На русский это название перевели, как «Занимательные истории», но на самом деле надо так: «Историйки». От использования термина «анекдот» Таллеман де Рео демонстративно уклонился, он дал свое обозначение жанра, которое не прижилось, а само собрание анекдотов его демонстративно было забыто на несколько столетий. Даже когда в1974 году был набран русский перевод книги Таллемана де Рео, то набор приказано было рассыпать по причине неприличности книги. Издание появилось, но в дико урезанно виде (это процентов 20 от основного текста).
Таллеман де Рео написал предисловии: «Сии записки, по моему разумению, гласности не подлежат, хотя, пожалуй, от них может быть и некоторая польза» (Таллеман де Рео. Занимательные истории. Л., 1974, с. 5). Вряд ли, однако, он предполагал, его труд не будет «подлежать гласности» в течение трехсот столетий. Полное издание появилось лишь в 1960-м году, а первые, пусть и в сильно урезанном виде, вышло в 1834 году. И в том же 1834-м году Пушкин начал работу над «Table-talk». Обычно генеалогию этого произведения возводят к сочинениям, выходившим под этим же названием (см.: Я.Л.Левкович. Автобиографическая проза и письма Пушкина. Л., 1988, с. 198-211). Между тем, тут необходимо ввести отсчет от той реальной культурной традиции, от которой непосредственно отталкивался Пушкин. А шел он в первую очередь от собрания анекдотов Тальлемана де Рео.
Частенько книгу Таллемана де Рео квалифицируют , как мемуары, но это неверно. Таллеман не вспоминал, а собирал. И это имеет принципиальное значение. Большинство персонажей «Historiettes» (а их более трехсот) он и в глаза никогда не видывал. О каких мемуарах речь? В общем, непосредственным толчком к собиранию исторических анекдотов для Пушкина явилось свежее издание «Historiettes», которое, не смотря на сильную урезанность свою, вызвало во Франции массу скандалов. Есть у Пушкина в «Table-talk» и описание писательских дрязг и скандалов, о непомерных амбициях литераторов и столкновениях между ними, о пьяных выходках Ивана Баркова, о пьянстве переводчика »Илиаджы» Ермила Кострова и т.д..
А эту тему в разрезе анекдота открыл именно Таллеман де Рео. В его книге есть обширные писательские циклы: о Малербе, Лафонтене, первом секретаре Академии Конраре, поэтах Вуатюре, Ракане и многих других. Вот, например, анекдот о придворном поэте-одописце Малербе: « Он (Малерб- Е.К.) вычеркнул более половины стихов из своего издания Ронсара и изложил причины этого на полях. Однажды Ракан, коломби, Ивранд и еще кое-кто из друзей Малерба перелистывали эту книгу, лежавшую на столе, и Ракан (поэт-академик – Е.К.) спросил хозяина, одобряет ли он то, что им не вымарано. «Не более, чем остальное», - ответил тот. Это дало повод собравшимся, в частности, Коломби сказать Малербу, что после его смеррти те, кто найдет эту книгу, подумает, что он одобрял все невычеркнутое. «Вы правы», - отвечал Малерб и тотчас же вымарал все остальное» (Т. Де Рео. Занимательные истории, с. 47).
И это еще абсолютно невинный текст. Малерб, как и многие другие поэты, упивался в своем самомнении и был нетерпим п и несправедлив по от ношению к другим литераторам.
Как-то его привели к знаменитому тогда поэту Филиппу Депорту, о котором де Рео заметил, что «Депорт был в таком почете, что все приносили ему на суд свои сочинения» (с. 28). И вот что произошло: «Говорил он (Малерб – Е.К.) резко, разговаривал мало, но ни одного слова не произносил зря. Иногда он даже был груб и не учтив: примером может служить случай с Депортом. Ренье (поэт-сатирик, приятель Малерба и племянник Депорта – Е.К.) как-то привел его на обед к своем у дяде; оказалось, что кушанье уже на столе. Депорт принял его как нельзя более учтиво и сказал, что хочет подарить ему экземпляр своих «Псалмов», только что вышедших из печати. С этими словами он собирается встать, чтобы тут же подняться за книгой в свой кабинет. Малерб грубого говорит ему, что он эту книгу же увидел, так что подниматься за ней не стоит труда, и что суп его, надо думать, лучше его «Псалмов». Обедать он, однако, остался. Но обед прошел в молчании..» (с.39).
А знаете в чем отличие русского писательского анекдота от классического французского? В первую очередь оно заключается в… драке. Да, именно так. Французские литераторы, превозносили свой гений и были нетерпимы к своим собратьям, не раз даже оскорбляли их. А русские еще и дрались. Поэтому настоящее издание открывается буйными выходками Ломоносова, а а завершается драками Куприна.
_________________
Итак, «Table-talk» Пушкина берет прямой отсчет от грандиозного свода - от «Historiettes» Таллемана де Рео. Главная разница была в том, что Пушкин, даже живописуя поэтов-пьяниц, все же старался быть более и ли менее приличным, а вот Таллеман де Рео о приличиях и не помышлял, создавая низкий, раблезианский образ реальности. Обращение Пушкина к Таллеману де Рео никак не могло произойти ранее 1834 года. Ю.М. Лотман в свое время пытался убедить, что Пушкин мог быть знаком с рукописью «Hidtoriettes» еще в годы южной ссылки и далее он сделал далеко идущий вывод: «Вопрос о степени знакомства Пушкина с традицией французской рукописной литературы не только не изучен, но даже и не поставлен. Пока это не сделано, все заключения на сей счет поневоле будут гипотетический характер. Однако сказанного, как кажется, достаточно для постановки проблемы» (Ю.М. Лотман. Пушкин и «Historiettes» Таллемана де Рео. - Избр. Статьи в трех т. Таллин, 1993, т. , с. 419). Нет, совершенно не достаточно.
Рукописи каких-то французских авторов Пушкин вполне мог знать, только в тих числе никак не мог находиться Таллеман де Рео. Дело в том, что рукопись его книги хранилась в семействе его внучатой племянницы. И даже она решила распродать свою библиотеку и попросила библиографа составить каталог, то книга Таллемана там значилась без названия и без указания автора. До издания 1834 года Таллеман де Рео был решительно забыт всеми. Первая публикация этого автора появилась с 1834 году. Только начиная с этого времени Пушкин и мог ознакомиться с «Historiettes» и обратить внимание на писательские циклы этого грандиозного свода анекдотов, и вскорости (в 1835 году) принялся за «Table-talk», подключив туда и некоторые прежние свои записи.
До «Table-talk» русские писатели 18-го столетия (Ломоносов, Сумароков, Костров) уже становились персонажами «анекдотов», но фактически это были ложные, фальшивые анекдоты, официозные по духу своему, ведь в них высвечивались лишь чувствительно-благородные поступки поэтов, полностью очищенные от повседневности, а анекдот (историйка), начиная с Таллемана де Рео – это взгляд с заднего крыльца, изнутри, устанавливающий неожиданный, пикантный ракурс известной личности. В русской культуре эта традиция впервые была усвоена именно в «Table-talk»,и никак не ранее. Тогда как раз и возник не надуманный, не сконструированный, а реальный русский писательский анекдот.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
АНЕКДОТЫ О ПИСАТЕЛЯХ
(вводный очерк)
1
Существует расхожее представление о древности жанра анекдота, в частности, о том, что он сложился еще у древних греков. Хочу сразу же сказать, что для этого популярного представления нет ни малейших оснований. Античный мир такого жанра просто не знал. Теперь, задним числом, можно выискать у некоторых греческих и римских авторов некоторые тексты, которые можно квалифицировать как анекдоты, с нынешней точки зрения. Вот, например, фрагмент из книги Диогена Лаэртского «Когда он (Диоген – Е.К.) грелся на солнце в Крании, Александр (Македонский), остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь». Диоген отвечал: «Не заслоняй мне солнца» (Диоген Лаэртский. О жизни учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986, с. 226). Перед нами вполне как будто анекдот, не правда ли? Но все дело в том, что автор об этом вообще не ведал. И можно ли считать книгу Диогена Лаэртского собранием анекдотов? Ни в коей мере, какие бы мы ни делали манипуляции с античными текстами.
Да, в основе термина «анекдот» лежит древнегреческое слово (анекдота – неизвестный, неизданный), но самый жанр сложился гораздо позднее, и отнюдь не в античности. В середине шестого столетия христианской эры секретарь полководца Велизария и официальный историк Византийской империи Прокопий Кесарийский написал сочинение, выполненное в стиле псогос (хула, поношение), и посвященное нравам императора Юстиниана и императрицы Феодоры). Написал и тут же припрятал, ибо обнародование этого труда сулило ему смертельные неприятности. Названия сие сочинение историка не имело никакого. В конце десятого столетия в византийском лексикографическом словаре появилась статейка о крамольном опусе Прокопия Кесарийского, который был условно обозначен, как неизданный (анекдота).
Но и тут еще новый жанр не был объявлен, да его и не было еще и в помине, и составители византийского словаря ничего об этом жанре не ведали. Затем наступил перерыв в несколько столетий. Список с рукописи Прокопия Кесарийского был обнаружен в начале семнадцатого столетия и издан в Лионе в 1623 году. Условное название, данное этой рукописи византийскими лексикографами, только с этого времени стало законным и окончательным. На латынь это название было переведено, как «Тайная история». Название, может, и не слишком точное, но совершенно не случайное.
Все дело в том, крамольный труд Прокопия Кесарийского в течение многих столетий не просто не был издан, но даже не подлежал печати. Интересно и показательно, что и в 1623 году не решились опубликовать полный текст «Тайной истории». Наиболее крамольные куски распространялись тогда в рукописи меж учеными и антикварами, смаковавшими анекдоты византийского историка, которые не попали в печать. Об этом есть прекрасная статья Марии Неклюдовой «О целесообразности лакун («Тайная история» в переписке гуманистов 16-17 вв.)» (см. выпуск альманаха «Адам и Ева» за 2013 год). Данная коллизия, связанная с публикацией «Тайной истории», возникла отнюдь не случайно. Объясню, - почему. Настоящий анекдот жив, пока он не может быть опубликован. А если он появляется в печати ( как нынче, - в газетах, журналах), это говорит только о том, что анекдот уже мертв и представляет собой чисто историческое явление, археологический что ли реликт.
Пока анекдот нужен и важен, он печати никоим образом не подлежит. Анекдот, выдержанный в пределах политеса, - это нонсенс. Так что печатание анекдотов в газетах – это плохой знак, фактически это отходная по анекдоту. Или же это не анекдот, а нечто, только маскируемое под анекдот. Такое уже не раз бывало (например, в прессе пушкинского времени).
Настоящий анекдот надобно извлекать из записок, частной переписке и дневников, которые долго утаивались от посторонних взоров. Но вернемся сейчас к судьбе «Тайной истории» Прокопия Кесарийского. Даже и после ее первой публикации в 1623 году жанр анекдота фактически еще не был четко обозначен, определен, хотя некоторые контуры его уже проявились. Издание « Тайной истори» давало некоторый стимул. Фактически к анекдотам имело отношение то, что было выпущено из печатного издания. Жизнь жанра на самом деле только предощущалась.
2
В 1685 году французский историк Антуан де Варийас опубликовал книгу «Флорентийские анекдоты, или тайная история дома Медичи». Это был заказ Кольбера, данный Варийасу еще в 1662 году. Но книга вышла тольеко через 22 года, причем, во Франции ее издать было просто невозможно – во Франции она печати не подлежала. В предисловии Антуан де Варийас сформулировал законы нового жанр, а сам жанр определил, как анекдот. Так что полноценная история этого жанра начинается с 1685 года. Издание «Тайной истории» Прокопия Кесарийского явно запустило «некий творческий процесс. И термин «анекдот» стал мелькать то тут, то там, и буквально сразу же. В том же в 1723 году в Амстердаме (во Франции это было невозможно сделать) появилась книга «Произведение господина де Сегрэ, содержащее мемуары-анекдоты, где находится множество примечательных подробностей, касающихся персон двора и литераторов того времени». И это только один из примеров.
Перейдем наконец-то к анекдотам о писателях и попробуем выяснить, когда же они появились. В 1659-м году литератор Таллеман де Рео, всегдашний посетитель знаменитого салона маркизы де Рамбуйе, закончил свой грандиозный труд « Historietts». На русский это название перевели, как «Занимательные истории», но на самом деле надо так: «Историйки». От использования термина «анекдот» Таллеман де Рео демонстративно уклонился, он дал свое обозначение жанра, которое не прижилось, а само собрание анекдотов его демонстративно было забыто на несколько столетий. Даже когда в1974 году был набран русский перевод книги Таллемана де Рео, то набор приказано было рассыпать по причине неприличности книги. Издание появилось, но в дико урезанно виде (это процентов 20 от основного текста).
Таллеман де Рео написал предисловии: «Сии записки, по моему разумению, гласности не подлежат, хотя, пожалуй, от них может быть и некоторая польза» (Таллеман де Рео. Занимательные истории. Л., 1974, с. 5). Вряд ли, однако, он предполагал, его труд не будет «подлежать гласности» в течение трехсот столетий. Полное издание появилось лишь в 1960-м году, а первые, пусть и в сильно урезанном виде, вышло в 1834 году. И в том же 1834-м году Пушкин начал работу над «Table-talk». Обычно генеалогию этого произведения возводят к сочинениям, выходившим под этим же названием (см.: Я.Л.Левкович. Автобиографическая проза и письма Пушкина. Л., 1988, с. 198-211). Между тем, тут необходимо ввести отсчет от той реальной культурной традиции, от которой непосредственно отталкивался Пушкин. А шел он в первую очередь от собрания анекдотов Тальлемана де Рео.
Частенько книгу Таллемана де Рео квалифицируют , как мемуары, но это неверно. Таллеман не вспоминал, а собирал. И это имеет принципиальное значение. Большинство персонажей «Historiettes» (а их более трехсот) он и в глаза никогда не видывал. О каких мемуарах речь? В общем, непосредственным толчком к собиранию исторических анекдотов для Пушкина явилось свежее издание «Historiettes», которое, не смотря на сильную урезанность свою, вызвало во Франции массу скандалов. Есть у Пушкина в «Table-talk» и описание писательских дрязг и скандалов, о непомерных амбициях литераторов и столкновениях между ними, о пьяных выходках Ивана Баркова, о пьянстве переводчика »Илиаджы» Ермила Кострова и т.д..
А эту тему в разрезе анекдота открыл именно Таллеман де Рео. В его книге есть обширные писательские циклы: о Малербе, Лафонтене, первом секретаре Академии Конраре, поэтах Вуатюре, Ракане и многих других. Вот, например, анекдот о придворном поэте-одописце Малербе: « Он (Малерб- Е.К.) вычеркнул более половины стихов из своего издания Ронсара и изложил причины этого на полях. Однажды Ракан, коломби, Ивранд и еще кое-кто из друзей Малерба перелистывали эту книгу, лежавшую на столе, и Ракан (поэт-академик – Е.К.) спросил хозяина, одобряет ли он то, что им не вымарано. «Не более, чем остальное», - ответил тот. Это дало повод собравшимся, в частности, Коломби сказать Малербу, что после его смеррти те, кто найдет эту книгу, подумает, что он одобрял все невычеркнутое. «Вы правы», - отвечал Малерб и тотчас же вымарал все остальное» (Т. Де Рео. Занимательные истории, с. 47).
И это еще абсолютно невинный текст. Малерб, как и многие другие поэты, упивался в своем самомнении и был нетерпим п и несправедлив по от ношению к другим литераторам.
Как-то его привели к знаменитому тогда поэту Филиппу Депорту, о котором де Рео заметил, что «Депорт был в таком почете, что все приносили ему на суд свои сочинения» (с. 28). И вот что произошло: «Говорил он (Малерб – Е.К.) резко, разговаривал мало, но ни одного слова не произносил зря. Иногда он даже был груб и не учтив: примером может служить случай с Депортом. Ренье (поэт-сатирик, приятель Малерба и племянник Депорта – Е.К.) как-то привел его на обед к своем у дяде; оказалось, что кушанье уже на столе. Депорт принял его как нельзя более учтиво и сказал, что хочет подарить ему экземпляр своих «Псалмов», только что вышедших из печати. С этими словами он собирается встать, чтобы тут же подняться за книгой в свой кабинет. Малерб грубого говорит ему, что он эту книгу же увидел, так что подниматься за ней не стоит труда, и что суп его, надо думать, лучше его «Псалмов». Обедать он, однако, остался. Но обед прошел в молчании..» (с.39).
А знаете в чем отличие русского писательского анекдота от классического французского? В первую очередь оно заключается в… драке. Да, именно так. Французские литераторы, превозносили свой гений и были нетерпимы к своим собратьям, не раз даже оскорбляли их. А русские еще и дрались. Поэтому настоящее издание открывается буйными выходками Ломоносова, а а завершается драками Куприна.
_________________
Итак, «Table-talk» Пушкина берет прямой отсчет от грандиозного свода - от «Historiettes» Таллемана де Рео. Главная разница была в том, что Пушкин, даже живописуя поэтов-пьяниц, все же старался быть более и ли менее приличным, а вот Таллеман де Рео о приличиях и не помышлял, создавая низкий, раблезианский образ реальности. Обращение Пушкина к Таллеману де Рео никак не могло произойти ранее 1834 года. Ю.М. Лотман в свое время пытался убедить, что Пушкин мог быть знаком с рукописью «Hidtoriettes» еще в годы южной ссылки и далее он сделал далеко идущий вывод: «Вопрос о степени знакомства Пушкина с традицией французской рукописной литературы не только не изучен, но даже и не поставлен. Пока это не сделано, все заключения на сей счет поневоле будут гипотетический характер. Однако сказанного, как кажется, достаточно для постановки проблемы» (Ю.М. Лотман. Пушкин и «Historiettes» Таллемана де Рео. - Избр. Статьи в трех т. Таллин, 1993, т. , с. 419). Нет, совершенно не достаточно.
Рукописи каких-то французских авторов Пушкин вполне мог знать, только в тих числе никак не мог находиться Таллеман де Рео. Дело в том, что рукопись его книги хранилась в семействе его внучатой племянницы. И даже она решила распродать свою библиотеку и попросила библиографа составить каталог, то книга Таллемана там значилась без названия и без указания автора. До издания 1834 года Таллеман де Рео был решительно забыт всеми. Первая публикация этого автора появилась с 1834 году. Только начиная с этого времени Пушкин и мог ознакомиться с «Historiettes» и обратить внимание на писательские циклы этого грандиозного свода анекдотов, и вскорости (в 1835 году) принялся за «Table-talk», подключив туда и некоторые прежние свои записи.
До «Table-talk» русские писатели 18-го столетия (Ломоносов, Сумароков, Костров) уже становились персонажами «анекдотов», но фактически это были ложные, фальшивые анекдоты, официозные по духу своему, ведь в них высвечивались лишь чувствительно-благородные поступки поэтов, полностью очищенные от повседневности, а анекдот (историйка), начиная с Таллемана де Рео – это взгляд с заднего крыльца, изнутри, устанавливающий неожиданный, пикантный ракурс известной личности. В русской культуре эта традиция впервые была усвоена именно в «Table-talk»,и никак не ранее. Тогда как раз и возник не надуманный, не сконструированный, а реальный русский писательский анекдот.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky