Адмирал Григорий Спиридов

Выдающийся российский флотоводец родился 31 января (по новому стилю) 1713 года в семье дворянина Андрея Спиридова, служившего во время правления Петра Великого комендантом Выборгской крепости. С самых ранних лет Григорий оказался связан с морем. Когда ему исполнилось десять, он записался на флот вольноопределяющимся и провел следующие пять лет в плаваниях, постигая азы морской науки. В 1728 году молодой Спиридов, успешно сдав экзамены, получил звание гардемарина и вступил на действительную службу. Молодого офицера отправили в Астрахань, где командуя трехмачтовыми грузовыми судами – гекботами «Шах-Дагай» и «Святая Екатерина», он несколько лет плавал по Каспийскому морю. Наставником его в эти годы был известный гидрограф и составитель морских карт Алексей Нагаев, который высоко отмечал способности трудолюбивого моряка.


За проявленное усердие во внеочередном порядке в 1732 году Григорию присвоили чин мичмана и перевели в Кронштадт. До февраля 1733 он плавал по Балтике, после чего получил новое направление – на Донскую флотилию. Здесь на него обратил внимание сам командующий флотилией, ветеран петровского флота, вице-адмирал Петр Петрович Бредаль, взяв в феврале 1737 года Григория Андреевича к себе в адъютанты «ранга капитанского». Донская военная флотилия приняла участие в известном Азовском походе русско-турецкой войны 1735-1741 годов. Спиридов сопровождал адмирала во время войны, принимал участие в морских баталиях. Очевидцы отмечали, что в сражениях он действовал отважно и грамотно.

В 1741 году Григория Андреевича отправили в Архангельский порт. Три последующих десятилетия его жизнь была тесно связана с северными морями. Дважды он совершал трудные переходы по маршруту Архангельск-Кронштадт на новопостроенных кораблях (в 1742 и 1752 годах). После возвращения в Кронштадт, он ежегодно делал походы по Неве и Балтийскому морю. Служба продвигалась успешно, опытному моряку неоднократно поручали ответственные задания. Например, в 1747 году на фрегате «Россия» он доставил в Киль принца Голштинского, а в 1750 Спиридову вверили управлять придворными яхтами.

В 1754 году Григорий, уже капитан третьего ранга, по указу адмиралтейств-коллегии был отправлен в Казань надзирать за погрузкой и доставкой корабельного леса для петербургского Адмиралтейства. Известно, что моряк, находившийся в отпуске под Белгородом, не желал брать на себя это поручение. Возможно потому, что был предупрежден о том, что с него взыщется, если, по приезду выйдет «непорядок какой-нибудь и убыток казне Императорского Величества». Однако коллегия приказала ему отправляться «в крайней скорости», пригрозив описью всего имущества. Задание он выполнил успешно, по возвращении из Казани его в 1755 году назначили членом комиссии по рассмотрению морского регламента, а в следующем году – ротным командиром в Морской «шляхетный» кадетский корпус.

Несмотря на то, что ежегодные плавания обогатили опыт Григория Алексеевича как морского офицера, его боевой опыт оставался мал. Однако в 1760-1761 годах капитану довелось принять участие в крупной военной операции – сражении за померанскую твердыню Кольберг. Для русской армии захват этой крепости имел огромное значение, поскольку давал возможность организовать в Померании стратегически выгодный плацдарм, а кроме того снабжать войска морским путем, который был более дешев и быстр, чем существовавший путь через Польшу.



Первая попытка овладеть Кольбергом была предпринята в 1758 году, однако окончилась неудачей. Повторить осаду было решено в 1760. Григорий Андреевич принял в ней участие, командуя линейным кораблем «Святой Дмитрий Ростовский», на котором также плыли его сыновья восьми и десяти лет от роду. Прибыв к крепости, русские суда высадили десант и блокировали Кольберг с моря. Однако эта попытка штурма также окончилась неудачей – несмотря на огромные силы, собранные под стенами крепости, между морскими и сухопутными частями не было налажено взаимодействия. К тому же появились слухи о подходе шеститысячного прусского корпуса, произведя смятение в русском лагере. В начале сентября корабль Спиридова, приняв войска с берега, вернулся с флотом в Кронштадт.

Решающее сражение за эту «досадную нам крепостцы» произошло в августе 1761 года, когда в поход выступил пятнадцатитысячный корпус Румянцева. В помощь ему был отправлен объединенный русско-шведский флот под командованием вице-адмирала Андрея Ивановича Полянского, состоящий из 24 линкоров, 12 бомбардирских кораблей и фрегатов и огромного количества транспортных судов, привезших к Кольбергу семитысячное подкрепление. В этой кампании Спиридов командовал кораблем «Святой Андрей Первозванный».

Со стороны моря блокада крепости длилась с середины августа по конец сентября. Против неприятельских батарей были поставлены бомбардирские корабли Кронштадтской эскадры под командованием Семена Ивановича Мордвинова. Капитану Григорию Спиридову было поручено возглавить двухтысячный десант, высаженный для поддержки осадного корпуса. Отряд принял участие в выгрузке провианта, после чего был отправлен в бой.

Командир десанта проявил себя с самой лучшей стороны, Мордвинов писал в Петербург, что «не единожды слышал об отважных поступках капитана флота Спиридова, в чем и врученный ему (Спиридову) от Румянцева аттестат свидетельствует». Тем не менее, увидеть конец операции – падение крепости Кольберг – ни Семену Мордвинову, ни Григорию Спиридову не привелось: нехватка провианта и дров заставила флот в октябре вернуться в Кронштадт.

В следующем году Спиридова произвели в чин контр-адмирала и поставили командовать эскадрой в составе семи кораблей, посланной к берегам Померании прикрывать русские коммуникации. Корабли встали на рейд в Кольберге, откуда по очереди парами отправлялись в плавание. К тому времени военные действия уже окончились, охранять свои транспорты или захватывать чужие необходимости не было. В начале июля 1962 года пришли вести о дворцовом перевороте, Румянцев доставил на эскадру присяжный лист и экземпляр манифеста Екатерины II. Григорий Андреевич, собрав командиров всех кораблей, а также офицеров своего судна, громогласно зачитал манифест. После этого последовала присяга вместе с благодарственным молебном. Смена власти была принята спокойно, о каких-либо инцидентах в шканечном журнале не упоминается. Послушно присягнули и команды судов, видимо, сверженный Петр III не пользовался симпатией во флоте. В августе 1762 года эскадра вернулась в Ревель.

В 1762-1763 годах Спиридов жил и работал в Петербурге при Адмиралтействе, его имя звучало на парадах и при торжественных посещениях Екатериной II судов эскадры. 4 мая 1764 года Григория Андреевича произвели в вице-адмиралы и назначили командовать Кронштадтской эскадрой. А в июле этого же года авторитетный моряк сменил тяжело заболевшего Полянского на посту командующего Ревельским флотом. В октябре адмирал Андрей Полянский умер, а Спиридов стал главным командиром порта в Ревеле. Через год его перевели в Кронштадт на аналогичную должность.

В 1768 году капитан первого ранга Самуил Карлович Грейг, шотландец, перешедший на русскую службу, предложил новую систему оснастки и парусов, разработанную им на основе английской. Григорий Андреевич присутствовал при опытах и должен был дать официальное заключение. Новая система действительно, облегчая оснастку, увеличивала ход корабля, однако успешно применить ее можно было далеко не на всех судах. Решение Спиридова отличалось взвешенностью – капитанам было разрешено решать вопрос самостоятельно, вводить ли новшество на своем корабле или же оставить все как есть.

Такова была жизнь Григория Спиридова к началу русско-турецкой войны 1768-1774 годов, войны, ставшей его звездным часом. Одновременно с наступлением сухопутных армий Румянцева и Голицына в Петербурге началась подготовка к борьбе на море. Делались спешные распоряжения о сборах материала и строительстве судов в Павловске, Таврове и других донских верфях. Адмиралтейств-коллегии было поручено «примыслить род судов, коими могли бы с пользою действовать против турецких морских кораблей». К обсуждению этого вопроса были привлечены адмиралы Сенявин и Спиридов, «ибо первому действовать, а второй в нужных местах сам был». По решению Григория Андреевича строить стали лишь небольшие, мелкосидящие суда с количеством пушек не более шестнадцати штук.

В это же время в Петербурге по проекту графа Алексея Орлова был разработан дерзкий план совместных действий у турецких берегов на море и на суше, план, имевший целью поднять против турок коренное население островов Архипелага и Балканского полуострова: греков, черногорцев и прочих христиан. Командовать отправляемой эскадрой было доверено Спиридову, секретное распоряжение от 20 марта 1769 года гласило: «Поручаем Спиридову, нашему вице-адмиралу, некоторую экспедицию, ради чего Адмиралтейств-коллегия по его требованию имеет чинить ему всевозможные вспоможения».

Цель похода держалась в тайне, лишь 4 июня 1769 года Григория Андреевича произвели в адмиралы и уже официально поставили во главе снаряжаемого для экспедиции флота. Историки по-разному оценивают это назначение. Французский поэт, писатель и дипломат Клод Рюльер говорил о Спиридове, как о человеке прямом, простом и мужественном, грубого, но легкого нрава. По его суждению, своим возвышением Григорий Андреевич был обязан Орловым, которых знал еще сержантами. Поднявшись вместе с ними, он оставался командующим только по имени, перекладывая славу Орлову, а труды – Грейгу. Эту точку зрения поддерживает и другой француз, живший в конце XVIII века, – историк Ж.А. Кастера. С ними, к сожалению, частично соглашаются и некоторые отечественные историки, говоря о Спиридове как о «почтенном, но вполне заурядном служаке».

Бесспорно, все подобные характеристики истоком имеют враждебное отношение французского правительства к Средиземноморскому походу русского флота, а также ее руководителям. Своей карьерой Григорий Андреевич не мог быть обязанным Орловым, хотя бы потому, что в 1733 году, когда родился Иван (старший из братьев), ему уже было двадцать лет, десять из которых он провел на флоте. Разумеется, это не исключает его знакомства с Орловыми, а также того, что на поздних этапах карьеры они могли способствовать его продвижению. Однако и до них за Спиридова замолвили слово Бредаль, Полянский, Мордвинов…. Все они являлись достаточно заметными фигурами в отечественном флоте того времени, и все они отмечали таланты и усердие Григория Андреевича. Что касаемо опыта – служба его продолжалась почти полвека, он начинал с самых нижних чинов, выполнял ответственные задания Адмиралтейства. На своем пути к адмиральскому званию этот человек послужил на всех морях, где Россия имела хоть какие-нибудь морские формирования. На тот момент Григорий Спиридов, безусловно, являлся наиболее достойным кандидатом на роль руководителя похода к берегам Турции.

Поставленная перед эскадрой задача была крайне трудная и ответственная – русский флот прежде еще не совершал таких далеких плаваний и не был приспособлен к долгому походу. Многие корабли подтекали, для предотвращения этого подводную часть судов в срочном порядке – императрица торопила с отправлением – обшили сосновыми досками, проложив между ними овечью шерсть. После этого эскадре дали название «обшивной». 18 июня Екатерина II лично посетила готовые суда. Спиридов был награжден орденом Александра Невского, также императрица благословила его, надев на шею образ святого мученика Иоанна Воина, офицерам и матросам был выдан четырёхмесячный оклад «не в зачёт». В ту же ночь корабли снялись с якорей. В долгое путешествие отправилось семь линейных кораблей (66- и 84-пушечных), один 36-пушечный фрегат и семь мелких судов.

Сам Григорий Андреевич плыл на 66-пушечном «Евстафии». Личное письмо императрицы предписывало ему «доставить сухопутные войска вместе с артиллерией и военными снарядами для поддержки графа Орлова; основать из христиан целый корпус для учинения диверсии Турции в чувствительнейшем для нее месте; содействовать восставшим грекам и славянам и пресекать провоз контрабанды в Турцию». Полномочия адмирала, таким образом, были огромны – он мог выдавать самостоятельно каперские свидетельства, издавать манифесты «для отвлечения варварских республик от турецкого господства». На чрезвычайные расходы выдано ему было 480 тысяч рублей.

Плавание оказалось очень тяжелым, океан устроил эскадре суровый экзамен. Ураганные ветры ломали рангоут и рвали в клочья паруса неприспособленных для дальнего плавания кораблей. На судах ломались мачты, каждый шторм выводил из строя несколько кораблей, заставляя их укрываться для починки в портах, – «столь мрачные и сильные наступили погоды со стужею, что половину эскадры редко, когда видеть было можно». Приходилось совершать длительные остановки, дабы подождать всех отставших. Эльфинстон, возглавивший вторую эскадру, посланную вслед Григорию Андреевичу, также доносил о плачевном состоянии своих кораблей – «ни одном нет годного блока, все переменить приходится, помпы недействительны, «Святослав» может не выдержать сотрясений от своей крупной артиллерии...».

Изнуряла не только битва со стихией. Сказывалась и ускоренная подготовка к походу: не хватало канатов, парусов, помп для откачивания воды. На кораблях было тесно: в поход кроме экипажей шли сухопутные войска, мастера по ремонту оружия и судов. Неделями непривычные к долгим плаваниям и страшной качки моряки не могли поесть, приготовить себе горячую пищу, питаяясь лишь сухарями и солониной. От перемены влажности и воздуха, холода и неудовлетворительного питания команды косили болезни. То на одном, то на другом корабле приспускали флаги, выбрасывая за борт завернутых в парусину покойников. Но эскадра Спиридова шла вперед. Письмо Григория Андреевича, написанное Чернышеву из Гулля от 25 сентября, носило самый мрачный характер. Адмирал сообщал, что из пятнадцати судов до этого места с ним дошло лишь десять, остальные потерпели аварии и встали для починки. Также он сообщал о шести сотнях заболевших людей, нехватке свежей провизии, отсутствию в Гулле лоцманов, которых приходится ждать. Медленное продвижение вызывало крайнее недовольство Екатерины II, писавшей Спиридову: «...не допустите посрамления пред целым светом. На вас и вашу эскадру смотрит вся Европа».

В сложившихся условиях Спиридов принял решение не ждать отстающие суда, разрешив их капитанам продолжать путь «по способности». Точкой сбора был назначен Порт-Магон на Менорке. Адмиральский «Евстафий» первым добрался до места 18 ноября. Потекли месяцы ожиданий. В конце 1769 года подошли еще три линейных и четыре мелких судна, а последние корабли прибыли только в мае следующего года. Многие из них находились в плачевном состоянии, болел и сам Спиридов, переживший личную трагедию – скончался его младший сын, зачисленный в Архипелагскую экспедицию вместе со своим братом для «практики в дальних вояжах». Приход балтийцев вызвал удивление «Блистательной Порты», Мустафа III, бывший турецким султаном, отказывался верить этой новости. И, тем не менее, задержка у Порт-Магона сыграла на руку туркам, позволив им укрепить свои гарнизоны, обеспечить их припасами, принять меры к подавлению начинающегося освободительного восстания на Балканах.

Спиридов перешел к активным действиям в марте 1770 года. Сначала у берегов южной Греции в бухте Витуло был высажен десант, после чего сразу же вспыхнуло восстание местных жителей под руководством русских офицеров. Затем Григорий Андреевич принял решение укрепиться на побережье. Для этого его эскадра разделилась: одна ее часть 24 марта 1770 года была отправлена к Наварину под командованием двоюродного деда Пушкина – Ивана Абрамовича Ганнибала, другая под руководством Спиридова – к Короне. 10 апреля Наваринская крепость пала, русские моряки захватили одну из самых удобных фортификации на Пелопоннесе. Корону с наскока взять не удалось, и вся эскадра собралась в Наваринской бухте.

Вышвырнув неприятеля из ряда крепостей, русские вынудили турецкое командование оттянуть с Дуная значительные сухопутные силы. Повстанцы-греки на полуострове, встретившись с серьезными силами противника, стали разбегаться. Из-за просчетов в ходе планирования сухопутных операций, турки также сумели разбить высаженные десантные отряды, оттеснив их к Наварину. Началась осада крепости с суши. Под угрозой нападения турецкой эскадры Спиридов вывел линейные корабли из Наваринской гавани и отправился на соединение со второй эскадрой адмирала Эльфинстона.

22 мая эскадры благополучно соединились, однако затем в дело вмешался «человеческий фактор». Несмотря на то, что адмирал Джон Эльфинстон по чину был младше Григория Андреевича, он заявил, что не будет подчиняться ему. Проблему решил Алексей Орлов, который, взорвав крепостные стены, покинул Наварин, и присоединился к ним 11 июня. Он принял на себя главное начальство и повел эскадры на встречу с турецим флотом с единственной надеждой уничтожить его и овладеть морем.

Несмотря на то, что султан ясно повелел разбить дерзких пришельцев, главнокомандующий всем турецким флотом Ибрагим Хосамеддин был знаменит своей осторожностью и нерешительностью. При встрече турецкие силы, состоящие из восемнадцати судов, бросились отступать. Три дня длилась погоня, пока, наконец, более быстроходные корабли турков не скрылись из виду. Замысел противника был очевиден и заключался в том, чтобы завлечь русские корабли в лабиринты Архипелага, собрать все свои силы и нанести окончательный удар. Также в помощь Хосамеддину султан послал вице-адмирала Гассан-пашу, имевшего прозвище «Крокодил морских сражений». Это был храбрый моряк и опытный флотоводец, одержавший ряд морских побед. Поговаривали, что на кораблях алжирец расхаживал с львицей на поводке. «Я разыщу русских и устрою из их кораблей фейерверк», – пообещал он султану. Однако Спиридов и сам искал встречи с ним.



Наконец, 23 июня неприятель был замечен в Хиосском проливе. Экипажи русских кораблей получили возможность лицезреть почти весь турецкий флот, выстроенный в двойную дугообразную линию в шахматном порядке. Корабли второй линии стояли в промежутках между кораблями первой и могли вести огонь всем бортом. Общее количество составляло шестнадцать линкоров, шесть сорокапушечных фрегатов, около шестидесяти бригантин, полугалер и прочих судов. На борту находилось пятнадцать тысяч человек и свыше 1400 орудий, причем одновременный огонь могли вести примерно 700 орудий.

Русская эскадра уступала противнику по численности вдвое (девять линейных кораблей, три пинка, три фрегата и один пакетбот плюс тринадцать мелких призовых и зафрахтованных судов), на которых находилось 6500 человек и 600 орудий. О своих впечатлениях от увиденного Орлов написал императрице: «Ужаснувшись, я был в неведении, что предпринимать мне должно?». Оробевший главнокомандующий предпочёл уступить разработку плана действий Григорию Андреевичу.

Всю ночь команды кораблей готовились к бою, а утром 24 июня 1770 года началось Хиосское сражение. Нападение повели русские. В полном молчании их корабли в кильватерной колонне, не открывая огня, пошли на сближение с противником перпендикулярно к его линии. Первой колонной командовал сам Григорий Спиридов, вторая колонна шла под флагом Орлова, третья – Эльфинстона. Несколько мелких судов под командованием Ганнибала прикрывали фланги. Сближение длилось четыре часа, что в сочетании с полным молчанием привело турецкий флот в замешательство. Противник открыл огонь по эскадре, едва она подошла на расстояние выстрела. Русские суда нанесли сосредоточенный удар по авангарду и части турецкого центра лишь после сближения на дистанцию в 50-70 метров. Быстрота, натиск, внезапный шквальный огонь и флот турков начал терять управление. Замысел адмирала ломал привычные основы линейной тактики и оправдался полностью. 35 лет спустя подобный способ ведения морского боя использует Нельсон в Трафальгарском сражении.

Когда передовой корабль «Европа», внезапно сделав поворот, вышел из строя, ведущим стал «Святой Евстафий» с адмиралом на борту. На линейный корабль обрушился огонь сразу трех турецких судов. Григорий Андреевич расхаживал на шканцах в парадной форме, с обнаженной шпагой и при всех орденах, хладнокровно руководя сражением и подбадривая матросов. На корабельном юте звучала музыка: «Играть до последнего! – таков был приказ адмирала.

Неприятельский огонь перебил снасти на «Евстафии», лишив его способности самостоятельного передвижения. Корабль отнесло прямо на флагмана турецкой эскадры – 84-пушечный «Реал-Мустафу». Когда «Святой Евстафий» вонзился в него бушпритом, матросы с обоих судов бросились в яростную рукопашную схватку. Бились насмерть. На «Реал-Мустафе» начался пожар, который вскоре перекинулся и на «Евстафий». Русские моряки на шлюпках пытались оттащить корабль от турецкого судна, но безрезультатно. В соответствии с требованиями Морского устава адмирал Григорий Спиридов покинул гибнущий корабль, перенеся свой флаг на «Трёх Святителей» и продолжая руководить морским сражением. А через несколько минут рухнула объятая пламенем грот-мачта «Реал-Мустафы», обломки ее попали в пороховой погреб «Евстафия». Корабль взорвался, через пару мгновений его судьбу разделил и «Реал-Мустафа».



Взрыв флагмана вызвал настоящую панику среди турецких кораблей. Дабы не загореться, они в спешке отходили от страшного места прямо в Чесменскую бухту. Многие из них сталкивались друг с другом, что только усиливало общую сумятицу. Паника явно была несоразмерна сложившийся ситуации – ведь потерян был лишь один корабль, а командующий боем Гассан-паша спасся, уплыв на шлюпке на «Капудан-пашу», откуда мог продолжать руководить боем. Наблюдая, как турки прячутся под прикрытие береговых батарей в тесной акватории Чесменской бухты, Григорий Андреевич сказал: «Сие убежище их будет и гроб их».

25 июня вечером на линейном корабле «Три Иерарха» собрался военный совет под председательством графа Алексея Орлова. Численное превосходство, как и прежде, оставалось на стороне турецкой эскадры. Суда противника были более быстроходны, а на случай безветрия их сопровождали буксировочные гребные галеры. Однако враг был деморализован и заперт в тесной бухте, поэтому большинство моряков высказалось за немедленные и решительные действия. План разгрома врага был предложен Спиридовым и Ганнибалом. Идея заключалась в том, чтобы взорвать рядом с вражеским флотом несколько не представлявших ценности транспортных судов, пропитанных скипидаром и нагруженных горючими материалами – селитрой, серой, смолой, а также оснащенных крючьями, чтобы зацепиться за надстройки неприятельского судна. Для осуществления замысла требовалось не только подготовить зажигательные судна, но и найти людей, хладнокровных и не боявшихся рискнуть жизнью. Известно, что команды набирались из добровольцев. Всего было подготовлено четыре брандера.

Чесменский бой состоялся в ночь на 26 июня 1770 года. Линейные корабли русских вошли в бухту и вступили с неприятельским флотом в бой, отвлекая внимание турков на себя. Спиридов с «Трех Иерархов» отдавал приказания, командуя атакой. В два часа ночи, уничтожив два турецких корабля, русский флот прекратил огонь, и в бухте появились брандеры. Туркам удалось расстрелять лишь два из них. Третий брандер добрался до первой линии вражеских судов, но прижался к уже горевшему кораблю. Команда под предводительством будущего контр-адмирала и основателя Севастополя Томаса МакКензи оставила брандер и сошла на берег. Там моряки сумели захватить несколько мелких судов и вернуться к основному флоту.

Последнее зажигательное судно под командованием лейтенанта Дмитрия Ильина сцепилось с 84-пушечным турецким кораблём. Ильин с командой успел покинуть брандер, страшной силы взрыв он услышал, подплывая к своим. Брандер и турецкое судно взлетели на воздух одновременно. Взрыв разметал пылавшие обломки по всему рейду и по палубам неприятельских кораблей, подпалив большинство из них. Русские корабли возобновили огонь, но это было уже излишним, пламя, уничтожало суда турков одно за другим. Некоторые гребные суда затонули или опрокинулись от множества бросавшихся в них людей. Взрывы продолжались до восьми часов утра. У турок к этому времени сгорело шестьдесят три корабля, в огне погибло свыше десяти тысяч человек. Русские потеряли одиннадцать человек и успели захватить один турецкий корабль и шесть галер. Впечатление от Чесменского сражения и в России, и в Турции, и в европейских странах было огромно.

Чесма была наивысшим достижением Григория Спиридова, крупнейшим успехом Архипелагской экспедиции. Императрица удостоила его ордена святого Андрея Первозванного, а он сам требовал незамедлительно, пока противник не опомнился, плыть к Дарданеллам, через Босфор и Мраморное море пробиваться в Черное. С его планом согласились все моряки, однако главнокомандующий Орлов принял другое решение, и к Дарданеллам с целью блокировать их поплыл Эльфинстон. С задачей англичанин не справился, а кроме того совершил ряд должностных преступлений и разбил на рифах свой самый большой линейный корабль «Святослав». После этого Орлов отстранил его от командования, выслав в Россию. А вскоре и сам Орлов отправился на лечение, оставив Спиридова в качестве главнокомандующего флотом.

Григорий Андереевич занялся обустройством острова Парос – новой базы русского флота: здесь были возведены укрепления, построено адмиралтейство, больницы, магазины, церковь; организован док для ремонта кораблей; размещен лагерь для сухопутных войск. Сюда же шли подкрепления из Кронштадта, и в крейсерство уходили отряды кораблей с целью пресечения поставок сырья и продовольствия из Греции в Стамбул. Только за 1771 год было захвачено около 180 турецких торговых судов. В 1770-1772 годах русский флот под руководством Спиридова продолжал боевые действия, которые заключались в поиске скоплений турецких кораблей и их уничтожении. Сухопутные экспедиции крупных результатов не приносили – среди албанцев и греков, деморализованных первыми провалами, восстание никак не разгоралось, a десанты русских были слишком малы для решительных действий. В начале 1771 года Григорий Андреевич принял в русское подданство восемнадцать островов Архипелага. По окончанию войны он мечтал сохранить их за Россией. «Англичане и французы с радостью бы дали не один миллион червонцев за обладание такой базой в Средиземном море», – говорил он. К сожалению, его соображения не заинтересовали Орлова и Румянцева.

К лету 1772 года здоровье 59-него Спиридова совсем расшаталось. Вернувшийся к эскадре Орлов, предоставил адмиралу отпуск в Ливорно. Перемена климата на какое-то время помогла, в марте 1773 года Григорий Андреевич вернулся и вступил в командование русским флотом. К этому времени турки уже признали господство русских на море и вели операции лишь против прибрежных крепостей. Спиридов предпринял крупную экспедицию к берегам Египта и Сирии с целью оказать поддержку вспыхнувшему там восстанию. Несмотря на то, что экспедиция сожгла ряд портов и мелких кораблей, успеха она не имела, кроме того что отвлекла на себя крупные неприятельские силы. К сожалению, оставаться до победы в Архипелаге Григорий Андреевич не смог. Снова обострилась болезнь, постоянные головные боли, припадки, а также разраставшийся конфликт с Орловым вынудили его подать летом 1773 года в отставку. В феврале 1774 года Спиридов сдал эскадру вице-адмиралу Андрею Елманову и уехал в Россию. За безупречную многолетнюю службу, исключительные заслуги перед Отечеством адмиралу дали право на пенсию соразмерно «полному жалованию его чина».

Дома Григорий Андреевич прожил шестнадцать лет. За это время он лишь один раз облачился в свой парадный мундир – после того как получил известие о победе Ушакова при Фидониси. Победу Ушакову принесло сознательное повторение маневра, который Спиридов выполнил при Хиосе – уничтожение вражеского флагмана. Но если у Спиридова во многом это получилось благодаря случайности, то для Федора Федоровича стало основным методом достижения победы в сражениях с турками. Умер Григорий Андреевич в Москве за два месяца и восемнадцать дней до Керченской победы эскадры Ушакова – 19 апреля 1790 года. Похоронили адмирала в его имении, селе Нагорном Ярославской губернии, в склепе церкви, построенной ранее на его средства. На похоронах среди местных крестьян присутствовал и его лучший друг – контр-адмирал Степан Петрович Хметевский, капитан «Трёх Иерархов» в Чесменском бою.

По материалам ресурса http://100.histrf.ru/ и книг: А.А. Чернышева «Великие сражения русского парусного флота», Е.С. Юнга «Адмирал Спиридов»