Айрат Хайруллин: «Вся информация о вас у государства уже есть. Но она разрознена»
Глава минцифры РТ в годовщину назначения о том, как рождались СМС-пропуска, и «цунами цифровизации, которое накроет всех». Часть 1-я
«Перевод всей госсистемы в режим удаленного доступа — то же самое, что идти с чемоданом денег по ночному Нью-Йорку и рассчитывать, что тебя не ограбят», — говорит министр цифрового развития РТ Айрат Хайруллин, объясняя, почему не перевел сотрудников на «удаленку». В интервью «БИЗНЕС Online» он раскрыл планы провести оптоволокно в каждое село, объяснил, что за «суперсервисы» планирует запустить и зачем ему потребовался разработчик, трудившийся в онлайн-казино.
«ИНФРАСТРУКТУРА НЕ ЗАМЕТИЛА БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЕ НАГРУЗКИ»
— Айрат Ринатович, коронавирус стал испытанием для всех без исключения ведомств, и в значительной степени это стресс-тест именно для министерства цифры, потому что огромное количество процессов перешло в онлайн. Как на ваш взгляд, удалось ли пройти этот тест? Что он показал?
— Мое личное мнение — ничего сверхъестественного для нашего министерства не произошло. Самое главное, что в Татарстане удалось сохранить благополучную санитарно-эпидемиологическую обстановку. А инфраструктура справилась и не заметила беспрецедентные нагрузки. В пиковое время в Татарстане скорость потребления интернет-трафика достигала 1,3 Тбит в секунду. Много это или мало? Это равноценно скачиванию одновременно 135 тысячи роликов Tik-Toka в одну секунду или 405 миллионов одновременных текстовых сообщений (по 250 символов каждый) по WhatsApp. В докоронавирусную эпоху скорость потребления трафика не превышала 1 Тбит в секунду.
То есть скачок был на 30-40%, но инфраструктура связи доказала свою отказоустойчивость, в том числе, и в части государственных информационных систем. Благодаря слаженной работе предприятий связи и предыдущих руководителей министерства в республике была построена современная и надежная инфраструктура связи.
— Но все равно поступало множество жалоб на «медленный» и «сбоящий» интернет…
— Масштабных сбоев у операторов не было. Была зафиксирована проблема в Альметьевске у МТС, но буквально в течение двух дней компания ее решила, закупив новое оборудование. А проблема «медленного» интернета существовала и до коронавируса. Как это ни парадоксально, она связана с тем, что уровень проникновения интернета в Татарстане один из самых высоких среди регионов России и наибольший в ПФО: 77% домохозяйств имеют домашний интернет. Но в частных домах, как правило, в сельской местности, осталось большое количество подключений по технологии ADSL — через медные линии. Это 230 тысяч абонентов «Таттелекома» и 12 тысяч абонентов «ТатАИСнефть». 10 лет назад технология ADSL была востребована на рынке, но с тех пор ситуация изменилась, люди стали потреблять больше «тяжелого» видеоконтента. «Таттелеком» планирует к 2024 году все 230 тысяч абонентов перевести на «оптику», в этом году намечен перевод не менее 10 тысяч абонентов.
Что касается мобильного интернета, то в этом году будет построено 1 957 базовых станций. 226 базовых станций уже построено с начала года. Сегодня в Татарстане 22 населенных пункта все еще остаются без сотовой связи. Восемь из них численностью более 60 человек будут обеспечены услугами мобильной связи в первую очередь.
Только МТС и «Вымпелком» в этом году инвестируют 2 млрд рублей в сотовую связь в Татарстане. Большие инвестиции планируют «Таттелеком», Мегафон и Теле2.
— Складывается впечатление, что основной удар приняли на себя школы. Учителя и ученики прочувствовали все возможные проблемы с подключениями, да еще и сервис edu.tatar «упал» в первый день дистанта. Как решается проблема?
— Во-первых, ничего не «падало». Сервис edu.tatar подвергся большой нагрузке, но это было только в первый день, к системе оперативно были добавлены дополнительные вычислительные мощности. Но, к сожалению, портал edu.tatar не обеспечивает педагогов и школьников необходимым образовательным контентом. Да, там есть электронный дневник, расписание, некоторые факультативы и тестирование для педагогов, учет дополнительного образования, сайты школ, электронная почта. И на этом все. Но даже так в системе «Электронное образование» ежедневно работает более 1 млн татарстанцев.
Во-вторых, действительно, в течение этих двух месяцев мы получили 2 300 обращений от учителей школ и 197 письменных жалоб на работу операторов связи от жителей. Каждая жалоба была взята на контроль и решена непосредственно на месте. Но проблемы остались.
Поэтому в этом году по татарстанским школам принята беспрецедентная программа в масштабах всей России. В республике 1680 общеобразовательных объектов (включая все здания и филиалы): из них по «оптике» были подключены всего 608 школ, оставшиеся школы подключены к сети Интернет по устаревшей технологии ADSL. В прошлом году мы подключили 27 школ по оптике. А в этом году в рамках нацпроекта «Цифровая экономика» и по решению президента РТ Рустама Минниханова оставшиеся 1 045 школ будут подключены к Интернету по волоконно-оптическим линям связи! Это значит, что 100% школ Татарстана будут обеспечены Интернетом скоростью не ниже 100 Мб/с. Такого нет ни в одном регионе России. И значимость этого сложно переоценить: цифровое неравенство, особенно в сельской местности, все равно присутствовало, а теперь каждый сельский школьник будет интегрирован в глобальную повестку. Ему откроется множество возможностей, начиная с дистанционного образования и заканчивая курсами, развития ИТ-предпринимательства, самообучения. Но самое главное, что когда оптика приходит в школу, она становится неким узлом связи для всего села, и оттуда гораздо проще провести оптический интернет до остальных домохозяйств. Просто так волоконно-оптические линии во многие населенные пункты бы никогда не провели: это, к сожалению, очень дорого и экономически не окупается. Но Татарстан такое решение принял: быть оптическому интернету в каждом населённом пункте. Это те рельсы цифровой экономики, которые, в первую очередь, послужат жителям республики на долгие десятилетия вперед.
— Но довести до школы интернет — полбеды. Если нет материалов, нет техники, как его использовать?
— Абсурдно думать, что в запасе должен лежать какой-то образовательный контент «на всякий случай», если вдруг все уйдут на самоизоляцию. Электронные образовательные ресурсы никогда не заменят живого учителя: я никогда бы не позволил, чтобы мой ребенок занимался только с бездушной машиной. С тем, что произошло, человечество столкнулось впервые, при этом нет уверенности, что это не произойдет снова, многие эпидемиологи прогнозируют, что коронавирус — лишь учебная тревога, а человечество в будущем столкнется с еще более опасными инфекциями. Значит, надо развивать цифровизацию, которая поможет снизить риски.
Сам образовательный процесс состоит из двух вещей: управление и контент. Первое — это полноценная ERP-система, которую предстоит создать, чтобы обеспечить все аспекты управления школой и кадровыми ресурсами. Мы с Рафисом Тимерхановичем (Бургановым — прим.ред.) несколько раз говорили о необходимости определить педагогические подходы, которые можно применять с помощью цифровых технологий. Вместе с педагогическим сообществом и методическим объединением должны быть выработаны требования к электронной образовательной платформе.
— Вы будете ждать разработку федеральной системы или займетесь своей?
— У нас ожидается заседание правительства по цифровизации, этот вопрос там тоже будет подниматься. Я считаю, что эту проблему надо решать, и не только из-за пандемии. Во-первых, на мой взгляд, ФГОС рассчитан на среднего ученика, а на электронных образовательных ресурсах вы получаете дополнительный, интересующий вас контент сверх программы.
Во-вторых, по различным экспертным оценкам, 47% современных школьников неинтересно учиться. Нужны современные образовательные ресурсы, виртуальные уроки, использование элементов геймификации в обучении, формирование индивидуальных образовательных траекторий, а также помощь педагогам сэкономить время на проверку заданий и подготовку к урокам и многое другое. В конце концов, надо сделать образовательный процесс для школьника увлекательным и разнообразным, а с помощью визуализации и геймификации можно мотивировать ребенка учиться лучше.
Я считаю очень важным, чтобы в Татарстане появилась современная образовательная платформа. Хочу повторить — электронное образование не заменит учителя и школу, она лишь дополняет и увеличивает качество и эффективность освоения учебного материала.
— С образованием понятно. А есть еще сферы, в которых коронавирус стал катализатором цифровых процессов?
— Например, мы вместе с управлением судебного департамента РТ и судебным сообществом работаем над тем, чтобы дать возможность истцу, ответчику и суду участвовать в рассмотрении дел путем использования систем видеоконференц-связи. Судья будет находиться в зале судебного заседания, а истец и ответчик смогут участвовать в процессе из дома или офиса. Мы предполагаем, что авторизация истца и ответчика будет происходить через ЕСИА (государственная единая система идентификации и авторизации). Для чего это нужно? Если ответчик — житель Казани, а дело рассматривается в Агрызском районе, то ответчик сможет принять участие в рассмотрении судебного дела из удобного для него места, ему не придется ездить в Агрызский городской суд.
— Какие еще уроки и наблюдения по итогам коронавируса вы сделали?
— Количество посылок и корреспонденции в период пандемии в два раза уменьшилось. Вместо миллиона международных посылок Татарстан Почтасы обрабатывал 450 тысяч посылок в сутки, потому что снизилась деловая активность.
Мы видим, что за апрель–май на портале Госуслуг появилось 75 тысяч новых пользователей при среднемесячном приросте в докоронавирусную эпоху в 13 тысяч. Оплата ЖКХ через Портал госуслуг выросла на 35% — до 1,7 млрд рублей в месяц. На данный момент на портале доступны 306 электронных сервиса, причем только 40 из них — государственные и муниципальные услуги. А всего таких в Татарстане 365 государственных и муниципальных услуг— и мы поставили перед собой задачу, чтобы любую государственную и муниципальную услугу к 2024 году можно было получить через Интернет.
«ИТ-ОТРАСЛЬ ОДНОЗНАЧНО ПОСТРАДАЛА, НО НАДЕЮСЬ, ЧТО это не приведет к фатальным последствиям»
— Как происходящее отразилось на ИТ-рынке Татарстана? Это пострадавшая отрасль или бенефициар пандемии?
— Замедление темпов экономического роста всегда приводит к сокращению затрат на ИТ. Для многих компаний вклад в информационные технологии — это инвестиционная составляющая, а в кризис все начинают резать такие бюджеты в первую очередь. О каких-то цифрах говорить преждевременно, но, учитывая предыдущие мировые кризисы, мы видим, что компании свои ИТ-бюджеты сворачивают, и, к сожалению, рынок это тоже почувствует. Ряд татарстанских компаний уже зафиксировал проседание выручки. В основном, это те, кто занимается производством компьютерной и вычислительной техники, потому что они привязаны еще и к курсу рубля.
В целом ИТ-отрасль однозначно пострадала, но оценить, насколько сильно, можно будет только по итогам третьего квартала. Надеемся, что это не приведет к фатальным последствиям. При этом есть и компании, которые нашли новые возможности для роста в условиях кризиса. Яркий пример — проект KazanExpress, который смог не только построить успешную модель бизнеса, но и оказал весомую социальную поддержку наиболее пострадавшей части населения благодаря доставке продуктовых наборов.
— А если говорить о государственном секторе — бюджеты на цифровизацию будут скорректированы?
— В государственном секторе есть трехлетний план по исполнению бюджета. Основные контракты были заключены нами еще в прошлом году. Мы ушли от волатильности рубля и серьезных изменений, связанных с этими контрактами, не видим. Но работа, связанная с отраслевой информатизацией, по ряду направлений поставлена на паузу. Я думаю, что с учетом неопределенности исполнения бюджетов у нас будет введен внутренний мораторий на расходы.
— Понятно уже, на какие проекты этот мораторий распространится?
— Например, мы с министром по делам молодежи Дамиром Фаттаховым начали работу по созданию ресурса, с помощью которого можно было бы приобретать путевки в детские оздоровительные лагеря через интернет. Сейчас это невозможно, надо прийти в исполком, а сам процесс получения путевки в подходящий лагерь иногда не совсем прозрачный. Планировалось, что мы займемся этим в этом году, но средства на это пока не выделены.
— Как само министерство цифрового развития пережило коронавирус? Уходили ли ваши сотрудники на дистанционку и можно ли вообще перевести госуправление на удаленный режим?
— В коронавирусную эпоху на министерство было возложено очень много задач, поэтому у нас все сотрудники были на своих местах. Мы предпринимаем все меры предосторожности: у всех есть средства защиты, все соблюдают масочно-перчаточный режим, на входе установлен калиброванный тепловизор. Были случаи, когда к нам приезжали курьеры, сотрудники банков, и система их не впускала, потому что у них была температура выше 37 градусов.
— Возможно ли вообще госуправление перевести на удаленку?
— Возможно, мы технически готовы. Это теоретически позволяют делать два масштабных инструмента: система электронного документооборота, которой пользуются 40 тысяч пользователей, и электронная почта @tatar.ru. Кроме того, есть большое количество защищенных ведомственных информационных систем. Технических ограничений на работу в удаленном режиме нет, мы заранее, еще в январе, этим озаботились.
— А почему вы не перешли в итоге?
— В чем риски удаленки? Когда ты переводишь всю систему в режим удаленного доступа, это примерно то же самое, что идти с чемоданом денег, из которого торчат купюры, по ночному Нью-Йорку и рассчитывать, что тебя не ограбят. У нас есть государственная интегрированная система телекоммуникаций (ГИСТ), которая обеспечивается внешним контуром безопасности. Сотрудники на своих рабочих местах находятся в доверенной среде. Доступ к этой системе «снаружи», с белых ip-адресов не получишь. Когда мы переводим человека на удаленку, мы должны дать доступ его ip-адресу к этой системе. Это можно сделать двумя путями: прописав вручную все ip-адреса каждого (это 9 тысяч государственных и муниципальных служащих), либо обеспечив доступ всем, сделав так, что в систему попадет только авторизованный сотрудник. Но в этом случае вероятность появления уязвимостей повышается, а наша задача — минимизировать все риски.
— То есть все упирается в безопасность?
— Не только. Нельзя идеализировать ситуацию и думать, что с помощью средств электронного документооборота можно выполнить всю работу — это лишь один из инструментов передачи информации из точки А в точки Б. У нас сотрудники ЦЦТ работают на удаленке — и в первое время снизилась их продуктивность, потому что падает скорость коммуникации.
Если бы все госслужащие были дома, кто бы вел работу по принятию необходимых мер, связанных с эпидемиологической ситуацией? У нас президент РТ оставался на рабочем месте и два раза в неделю с выездом в районы на местах отслеживал ситуацию.
«ПОЛУЧИЛСЯ ХАКАТОН, МЫ РАБОТАЛИ КРУГЛОСУТОЧНО»
— Татарстан стал первым регионом, где была внедрена система цифровых пропусков. Как появилась такая идея? Правда ли, что они создавались чуть ли не за сутки?
— В пятницу было выступление президента РФ, а в понедельник, 30 марта в 16 часов на заседании оперштаба республики было принято решение о введении ограничительных мер, самоизоляции и введении пропусков, чтобы жизнь и благополучие людей не подвергались риску. На создание и запуск системы ушло примерно 48 часов. Получился такой реальный хакатон, работали вместе две команды Центра цифровой трансформации и «Ак Барс Цифровые технологии». Ребята работали круглосуточно, с небольшими перерывами на сон. Ночью шла обкатка, утром все должно было работать.
— Почему пошли по пути СМС-пропусков? Все правила цифровой гигиены говорят о том, что это самый ненадежный вид связи.
— А какая есть альтернатива в столь короткие сроки? Web-версия появилась через неделю. Но из 350 тысяч человек, которые ежедневно пользовались цифровыми пропусками, ее использовали 25 тысяч. Онлайн-регистрацией не могли пользоваться те, у кого нет смартфонов и интернета. В итоге система позволила 1,7 млн человек в условиях самоизоляции осуществлять свои житейские потребности. И я считаю, что такой механизм себя оправдал, несмотря на то что он был создан в рекордные сроки. Кроме того, мы были первыми, кто пообещал — и сдержал обещание — уничтожить базу данных цифровых пропусков под контролем межведомственной комиссии, куда вошли ФСБ и Роскомнадзор.
— Все равно часто звучало беспокойство по поводу того, что данные попадают в руки двух коммерческих компаний: Ак Барс Банка, который создавал систему, и ООО «СМС Трафик», который обеспечивал услуги передачи СМС. Где гарантия, что на каком-то этапе какой-то не очень добросовестный сотрудник их не скопировал?
— Гарантия одна — Уголовный кодекс. А вообще мы свои персональные данные оставляем везде: в отелях сканируют ваш паспорт — вы же не требуете у гостиницы удалить их после вашего отъезда. На выборах ваши данные переписываются в журнал. При покупке автомобиля или недвижимости вы их предоставляете продавцу. В силу природы услуг мы обязаны предоставлять данные контрагенту.
А что касается нашей системы, мы сделали так, чтобы ваш телефон являлся средством идентификации, при этом все личные данные были надежно защищены и хранились в приватном облаке ABCloud, аттестованном по требованиям ФЗ «О персональных данных». За безопасность данных жителей республики отвечали ведущие IT-специалисты Татарстана. На мой взгляд, к системе цифровых пропусков привлечено излишнее внимание. Ситуация для человечества была неоднозначная. Цифровой пропуск позволил гражданам относиться более осознанно к своим передвижениям. Как говорится, лишний раз без надобности не покидать место самоизоляции.
— Следили ли вы за тем, как эту задачу решают другие регионы? Почему они пошли по своему пути, а не стали масштабировать татарстанскую систему? Был ли запрос от них?
— Создавая сервис, мы исходили прежде всего из реалий, в которых находилась наша республика. Безусловно, мы наблюдали за решениями, которые внедряли другие регионы, например, за московскими QR-кодами, которые, на мой взгляд, были гораздо сложнее в использовании и требовали больших усилий в части регистрации и получения. Много было недовольств в Москве.
Каждый регион действовал по своему сценарию, с учетом конкретных обстоятельств и уровня развития. Не все субъекты могли бы корректно применить наше решение на своей территории из-за нехватки технических возможностей, но запрос от нескольких регионов действительно был. Интересовались, например, Ростовская, Саратовская и Тюменская области, Чувашия, Мордовия, Приморский край, Карачаево-Черкесия.
— Этот опыт по развертыванию пропускной системы можно назвать одним из главных достижений министерства в этом году?
— Нет. Это наша рутинная работа. Сейчас мы одновременно реализуем более 159 проектов и направлений.
«ПРОИЗВЕЛИ НЕБОЛЬШУЮ РЕВОЛЮЦИЮ. БОЛЬШЕ НИКАКИХ ЕДИНСТВЕННЫХ ПОСТАВЩИКОВ!»
— Айрат Ринатович, 5 июня был год, как вы возглавили «цифровое» министерство. Многие говорят, что ваше назначение связано с попыткой встряхнуть отрасль. Можете выделить свои главные достижения? Что самое важное удалось сделать за это время?
— Если быть точным, у меня годовщина не в июне, а в октябре. Было министерство информатизации и связи, я его возглавлял 4 месяца и фактически все это время мы занимались его ликвидацией и реорганизацией. Министерство цифрового развития госуправления, информационных технологий и связи появилось в октябре, его профиль расширился.
Если говорить о важных аспектах, которые имеют значение для республики и нам удалось реализовать, то можно выделить следующие. Сегодня Татарстан — один из немногих регионов России, который активно участвует в реализации национального проекта «Цифровая экономика». В 2019 году был осуществлен масштабный переход на цифровое телевидение. Это был беспрецедентный по охвату жителей проект, так как практически в каждой семье используется телевизор. Хочу поблагодарить за совместную работу всех мэров и глав районов и, конечно, волонтеров. Их работа была организована на самом высоком уровне. Это уже история, но надо сказать, что фактически был подомовой обход. Стояла задача, чтобы ни одни житель не лишился возможности смотреть свои любимые телепередачи.
Также хотел быть отметить, что в дополнение к 1,4 млрд рублей республиканского бюджета в 2019 и за вторую половину 2020 года удалось привлечь на цифровизацию дополнительно еще 2 млрд рублей федеральных бюджетных средств. Это очень значимая финансовая подпитка. Задачу выстраивания отношений с федеральным центром ставил и Рустам Нургалиевич.
— Как, кстати, отношения с новым федеральным министром Максутом Шадаевым складываются?
— Отлично, мы давно знаем друг друга. Я ценю доверие федерального центра к республике, в особенности нашего министра Максута Игоревича. У нас партнерские отношения, Татарстан находится в авангарде среди субъектов РФ, где динамично и продуктивно реализуется программа «Цифровая экономика». Не все регионы могут этим отличиться.
Кроме того, продолжая разговор о том, что удалось, мы унифицировали подходы к расходованию бюджетных средств. Больше никаких единственных поставщиков! Произвели большие изменения с сфере закупок: каждый бюджетный рубль, который выделяется на ИТ в Татарстане, разыгрывается на тендерных условиях. Да, закон позволяет определять единственного поставщика в области электронного правительства, но я считаю, что мы не обязаны этим правом злоупотреблять. Пусть рынок определяет, сколько стоит то или иное решение. У нас было много баталий по этому поводу, но мы решили, что все должно быть публично и прозрачно.
— Минсвязи действительно исторически упрекали в непрозрачности. Делали какую-то ревизию наследия предшественников?
— Любой госорган каждый год проверяют. Мы изучили документы двух-трехлетней давности, учли предыдущие недоработки. Выяснилось, что большое количество информационных систем находится не на балансе, есть большое количество материального имущества — сейчас проводим инвентаризацию. Очень много техники закуплено было в рамках Универсиады — есть большой склад, где хранятся телефонные аппараты, терминалы электронной очереди, компьютерная техника. Мы их будем передавать на баланс муниципалитетам, школам, управлениям МЧС, другим госучреждениям, там, где в этом есть потребность.
— Вы рассказывали, что будете прорабатывать вопросы ценообразования программных продуктов совместно с ЦЭСИ. Продолжается ли работа в этом направлении?
— По итогам 2019 года мы смогли сэкономить 75 млн рублей при том же объеме закупаемых услуг просто потому, что создали конкурентные условия, привлекли компании, которые никогда не участвовали в государственных тендерах. А ведь в Казани очень много талантливых ИТ-специалистов, есть те, кто, например, занимаются разработками для «Яндекса» — мы с ними тоже работаем.
Но это экономия не окончательная. Мы считаем правильным формирование некого норматива разработки информационных систем в человекочасах. Это творческий продукт, в основе лежит интеллектуальный труд людей, который можно по-разному оценивать. И ЦЦТ как раз может оценить, сколько времени и человеческих ресурсов нужно на разработку конкретной подсистемы, а значит, и представить объективную стоимость.
— Значит, Центр цифровой трансформации получил функцию госзаказчика? Чем еще он занимается?
— Смотрите, самый ценный ресурс для всех — время. И работа Центра цифровой трансформации направлена на то, чтобы определять те аспекты, по которым человек или бизнес тратит очень много времени на взаимодействие с государством. В ЦЦТ работают эксперты, которые обладают высокой эмпатией. Специалисты Центра должны стать глазами конкретного жителя и понять, как его проблемы можно решить с помощью цифровых технологий. Для этого мы создаем карту путешествий (customer journey map). Бизнес-аналитик в буквальном смысле выходит в «поле»: выезжает в районы и проводит исследования, фиксируя и изучая, как человек на самом деле получает ту или иную государственную или муниципальную услугу. Они формируют бизнес-процесс «как есть» (As is) и проектируют «как должно быть» (To be), ориентируясь не на регламенты — в регламентах всегда все красиво написано, а на удобство человека.
Для этого работают и с рынком, и с получателями услуг, и с муниципалитетами, и с госорганами — в каждом министерстве появился замминистра, который отвечает за цифровую трансформацию в своей отрасли, а на базе Университета Иннополис в прошлом году обучили 890 госслужащих. А потом внедряют технологии: чтобы с их помощью любой человек любого возраста в любое время и в любом месте мог легко получить ту или иную услугу. Для этого ЦЦТ формирует требования к информационным системам: клиентоцентричность и датацентричность, прежде всего. Формируется единая архитектура «Государство как платформа». Это обеспечивает создание микросервисной и облачной архитектуры.
— В целом удовлетворены работой ЦЦТ?
— Центр Цифровой Трансформации существует 5 месяцев. Мы первые в России, кто применяет в цифровизации принципы реального проектного управления и Agile одновременно в государственной сфере. Специалистов и экспертов не хватает, идет очень точечный подбор в команду. Команда очень сильная. Впереди еще много предстоит сделать, предлагаю не забегать вперед.
— Какая средняя зарплата на рынке? Если говорить, например, об архитекторе.
— Обычно считают, что ИТ-сфера ограничивается профессиями: программист и системный администратор. На самом деле в ИТ более 20 профессий. Поэтому когда говорим об архитекторе, то надо понимать что есть архитектор бизнес-решений (enterprise Architect), системный архитектор (system Architect), или архитектор данных (Data Architect). Поэтому в непрофессиональной среде много терминологической путаницы. Средняя зарплата архитектора систем в Татарстане в районе 250-300 тысяч рублей в месяц. В Москве — от 500 тысяч рублей в месяц — в зависимости от квалификации, опыта и системного видения, а также масштаба и специфики бизнеса. Зарплата может быть и 1 миллион рублей в месяц. Но, получая такую сумму, он может принести компании сотню миллионов дополнительных доходов.
— Неплохо! А средняя зарплата в ЦЦТ?
— Все зависит от позиции: у нас есть сотрудники, которые получают и 30 тысяч в месяц, и те, которые получают достаточно конкурентную заработную плату. Но вопрос зарплат не всегда самый главный — любая крупная коммерческая ИТ-компания может предложить зарплату больше. У нас есть специалисты, которым другие ИТ-компании предлагали зарплату выше, но для них главная мотивация — это не деньги. Один из последних примеров — к нам пришел человек, работавший в проекте онлайн-казино. Сейчас он работает в ЦЦТ, и да, получает меньше, но говорит, что больше не хочет зарабатывать на человеческих слабостях. Он теперь будет отвечать у нас за геймификацию сервисов.
— А насколько сильно вообще команду перетряхнули?
— Перетряхнули, чтобы выбить пыль из ковра, освежить его. Но ковер остался целым и невредимым (смеется). Никто ничего не перетряхивал. Мы сохранили преемственность. По моей инициативе уменьшили количество заместителей министра: было 4, стало 3. Сами заместители министра поменялись, но, например, Булат Исмагилов, который был первым заместителем, перешел в ЦЦТ и работает в области больших данных. Азат Мугинов теперь возглавляет офис закупок в ЦЦТ — его не было раньше. Тимур Зарипов переехал в Москву и работает в федеральном министерстве. Дмитрий Вандюков работает в Иннополисе. Команда та же самая. У нас появился начальник по информационной безопасности — его тоже не было. У нас суперкомпактное министерство — работает 48 человек.
«ВСЕ, ЧТО РЕЙТИНГУЕТСЯ, БУДЕМ РЕЙТИНГОВАТЬ, ЧТОБЫ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИК БЫЛ ДОВОЛЕН»
— Над какими информационными системами сейчас идет работа?
— Мы приступили к созданию уникальных не только для Татарстана, но и для России в целом, ряда суперсервисов. В этом году планируется запуск семи: «Мои субсидии», «Я-строю», «Забота» (или «Я-родитель»), «Я-гражданин», «Я-школьник», «Мое здоровье», «Мой дозор». Они стоят на двух китах: клиентоцентричность и датацентричность, то есть задача — поставить во главу угла интересы жителя республики и создать проактивные услуги. Они должны не столько реагировать на запросы гражданина, сколько в проактивном режиме предлагать государственные услуги в зависимости от жизненной ситуации.
— Можете привести пример, как будет работать такой суперсервис?
— Расскажу про «Мои субсидии» — суперсервис, который создается при активном участии министра сельского хозяйства Марата Зяббарова. У нас 65 тысяч личных подсобных хозяйств ежегодно получают около 350 млн рублей на возмещение затрат на содержание дойных коров, козоматок и козочек до 1 го